Черемша

Грунька раздобрела за месяц, округлилась и целыми днями торчала в промтоварном магазине, накупая себе вальяжные наряды и блестяще-соблазнительную разную бижутерию. Ходила она теперь при шляпе с пером и с бумазейным зонтиком такой дикой раскраски, что её побаивался даже сельповский приживал козёл Ромка.

Троеглазовский выводок-девишник оказался при деле: старшенькие Дунька с Веркой пасли на пригорке инженерскую корову, сноровистая десятилетняя Анютка ходила в прибиралках-посудомойках, а малолетка Настюшка доглядывала огород — чуть что, при появлении на грядках соседских цыплят, поднимала отчаянный шум. Даже троеглазовский шелудивый Трезор почти переселился в инженерский коттедж — тут ему куда как вольготнее было насчёт еды (правда, на ночь он обязательно убегал домой, в свою подкрылечную конуру).

Ганс Крюгель вряд ли догадывался, что в его отсутствие пустоватый коттедж из трёх комнат становится таким густонаселённым. Но он умел считать деньги, и очень скоро Грунька почувствовала это — муж постепенно прижимал её к черте, за которой начинается голодный паёк. Тогда тётка Матрёна посоветовала дочери объявить немцу "супружеский бойкот", а при случае устроить громкую семейную сцену.

Однако Ганс Крюгель на бойкот никак не реагировал: на стройке были ежедневные неприятности, инженер приходил вконец измочаленный и, едва сбросив на крыльце ботинки, заваливался на диван и храпел до утра. Что касается "семейной сцены", то Грунька по неопытности просто не знала, с какого тут конца начинать, какими батогами и за что молотить "непутёвого мужа".

"Хоть бы напился разочек, нехристь окаянный! — горевала тётка Матрёна, которая вся извелась от дочкиных переживаний. — Не муж, а прямо мерин какой-то. Только что траву не жуёт".

Тётка Матрёна как в воду глядела.

Инженер Крюгель переживал трудные дни. В пятницу после повторного допроса у следователя он явился домой непривычно рано, ещё засветло и, не сняв на крыльце обувь, протопал прямо в гостиную. Он выглядел мрачным и злым, как сам дьявол из преисподней.

Достав из бара бутылку водки, Крюгель сердито махнул стоящей на пороге Груньке: "Вэг"! (уходи), запер дверь на ключ, налил и выпил полный гранёный стакан. Затем, развалясь на диване, стал размышлять.

Доннер-веттер, его начинают обкладывать флажками, как какого-нибудь серого волка! И делают это открыто, прямо на глазах, отлично понимая, что разноцветные флажки для него пугающе-непреодолимый барьер. А может, к чёрту флажки? Отбросить, перепрыгнуть и уйти — не убежать, а именно уйти — неторопливо, непринуждённо, напоминая о своём достоинстве. Но куда, собственно, уходить и зачем уходить?

Ведь они этого и добиваются: во флажках предусмотрительно оставлен чёткий коридор, который, в общем-то, ведёт на простор, на волю. И он, и они (загонщики) прекрасно отдают себе отчёт в том, куда именно ведёт выход из замкнутого круга.

А может, он преувеличивает, сгущает краски?

Нет. Всё так, как есть в действительности. Его совершенно недвусмысленно обвиняют в преступной халатности, в служебной несостоятельности. Почему экскаватор с землечерпальным ковшом оказался в скальном карьере? Почему он там использовался в качестве подъёмного крана, намотав за месяц нецелевого применения кругленькую сумму государственного убытка?

Вопросы убийственно правильные с точки зрения технической целесообразности. И ответить на них с этой же позиции просто нельзя, невозможно, потому что налицо явный технический нонсенс. Элементарная чепуха. Это можно только понять, душой понять, учитывая немыслимую абракадабру самой стройки, где лихо игнорируются все технические нормы и где экскаватор может сойти не только за подъёмный кран, но за бульдозер, за рельсоукладчик, даже за паровой молот, если это будет благословлено лозунгом так называемой "рабочей инициативы".

К тому же в данном случае присутствовала ещё и крайняя необходимость: деревянные стрелы кранов-дерриков не выдерживали тяжести гранитных монолитов, рождённых инициативой стахановцев-каменотёсов (глыбы в два раза крупнее прежних!).

Да, дорогостоящий "Бьюсайрус" во взрывоопасной зоне карьера — вызов здравому смыслу. Но где он вообще здесь, пресловутый здравый смысл, есть ли его следы на этой дурацкой плотине, возведённой чуть не голыми руками на заоблачной высоте?!

Дер тойфель вайс!.. [9]

9

Чёрт знает что! (нем.).

Крюгель налил ещё стакан, залпом выпил, со злостью ощущая горячую волну в горле. Проклятая страна: никогда и ни в чём нельзя положиться на постоянство и предвидение! Одна только водка надёжно крепка, сногсшибательна, и то, если не разбавлена, как в управленческом буфете.

Вспомнился воскресный пикник, угрожающе-вкрадчивый голос начальника строительства Шилова. Поразительно зловещая фигура… Местный административный вождь с лицом хозяина игорного притона. Не он ли организует флажковую облаву?

Его намёки были слишком прозрачны, чтобы не понять, чего он добивается. "Деловое сотрудничество". За этой ширмой крылся обыкновенный торг по решительному принципу: "или-или". Крюгель ушёл от ответа, умышленно напился: какой может быть торг с человеком, за спиной которого изувер-штурмовик Хельмут Бергер?

Так или иначе, жизнь всё равно поставила перед ним эту жестокую дилемму. А если говорить точнее, то и дилеммы уже нет, есть только один исход, один выход, обозначенный флажковым коридором: надо немедленно уезжать. Фарен нах дойчлянд [10] . Бросить всё на полпути, бросить без сожаления и, как говорят русские, "бежать без оглядки".

10

Ехать в Германию (нем.).

А если всё-таки оглянуться, чуть-чуть помешкать да и сообщить в компетентные органы русских насчёт высокопоставленного товарища Шилова? На ухо шепнуть: приглядитесь, мол, человек этот с двойным дном, как чемодан контрабандиста…

Нельзя. Безрассудно и гибельно, потому что в Германию в таком случае ехать будет невозможно. Арестуют сразу же на берлинском перроне, а может быть, уже на границе.

Ну, а что он будет делать в Германии, что его ждёт там? Нацистов-штурмовиков он не приемлет, партия социал-демократов, в которую он когда-то входил, фактически разогнана и поставлена вне закона.

Но, чёрт побери, почему обязательно нужно вмешиваться в политику? В конце концов, какое ему дело, кто именно и как правит Германией? Он инженер, квалифицированный строитель, и ему всегда найдётся достойное рабочее место в стране, переживающей сейчас бум национального возрождения.

Военизация, угар милитаризма, диктаторские строгости так называемого "нового порядка"? Во-первых, за всем этим немало домыслов и преувеличений. А кроме того, "Дойчлянд юбер аллес" — не так уж плохо, даже если это горланят штурмовики.

Да, ему надо уезжать на родину… Но уезжать достойно и солидно.

Основательно захмелев, Крюгель вдруг вспомнил о Груньке: у него же имеется своя собственная жена — маленькая очаровательная "фрау Аграфен"! И направился на кухню:

— Майн либер пюпхен! [11] — пошатываясь, вошёл Крюгель. — Я сегодня желайт иметь твоя любовь. Ну-ну, милый жёнка!

— Пошёл к чёрту, — сухо сказала Грунька. — Надрался, так иди дрыхни.

— Почему дрыхни? — обиделся Крюгель. — Я есть твой муж. Ты мой воробьишка.

11

Моя любимая куколка (нем.).