Череп епископа

На щеках рыцаря заиграли желваки, но он промолчал. Хотя сын Кетлера, желая сравняться славой со своим отцом и, в будущем, получить право стать его наследником впервые вел настоящую войну, он хорошо знал, что такое наемники. Еще с древнеримских времен они постоянно то отказывались идти в бой, требуя повышения жалования, то останавливали почти завершившуюся победой войну из-за задержки оплаты, то отказывались идти на штурм без отдельных премиальных, то кидались на нейтральные города, желая получить законное право на трехдневное разграбление. Сколько раз командующие наемниками короли были вынуждены молча смотреть, как их армия превращает в руины их же собственные города! Наемник идет на войну за добычей, и если ему померещился шанс на удачу — его не остановит никакой приказ, никакие союзнические договоры, и никакой здравый смысл. Подобные бунты жадности происходят во всей цивилизованной Европе каждую войну по несколько раз, и средства против них придумать пока еще не удалось.

— Чем закончилась эта вспышка храбрости, барон?

— Человек десять оказались заперты в погребе за брешью, брат, — указал в сторону пролома фон Регенбох. — Наверное, русские ленятся войти в него с той стороны и перебить бедолаг. Еще семеро убитых и шестнадцать раненых перед стеной. В общей сложности около тридцати ландскнехтов.

Это известие кавалер Иван выслушал уже относительно спокойно, и указал латной рукавицей на стену:

— Прикажите бомбардирам, барон, начинать разрушать куртину шагах в пяти правее бреши. Думаю, через полтора дня нам удастся обрушить значительную часть стены, и лазить по норам не потребуется. Полтора дня… — рыцарь выпрямился в седле и нашел глазами епископа. — Полтора дня, если завтра днем мы получим недостающие припасы.

Священник склонил голову, словно прислушиваясь к невидимому собеседнику, потом улыбнулся, и тронул шпорами коня, подъезжая ближе;

— Я готов поставить свой золотой крест против вашего меча, господин рыцарь, что через три часа припасы будут здесь.

— Зачем мне ваш крест? — пожал плечами командующий. — Мне нужны припасы!

Отряд рыцарей обогнул крепость, и перед их глазами предстала картина еще более ужасающая, чем со стороны крепости: все изготовленные за два дня лестницы валялись под куртиной, в большинстве своем переломанные, там же умирало и немалое число кнехтов. Сын Кетлера испытал жуткое желание приказать безмозглым сервам, взятым на службу во имя Господа, собрать все лестницы и вернуть их обратно — но он прекрасно понимал, что ничего, кроме новых потерь, это не принесет. Ну надо же: рабы — и те начали ослушиваться приказа!

— Я пытался их остановить, — не дожидаясь вопpocoв, начал оправдываться оруженосец, нервно дергая выпущенный поверх кирасы кружевной воротник, но они…

— Сколько? — перебил его командующий. — Сколько кнехтов вы угробили?

— Не больше сорока, — подобострастно поклонился оруженосец.

— Продолжайте вязать лестницы, — презрительно выдохнул кавалер и повернул коня.

К тому времени, когда командующий в сопровождении все той же свиты вернулся в деревню, на кристально чистой, белоснежной глади озера, где-то у самого горизонта, появились темные точки. Первым их заметил сам рыцарь Иван — он привстал на стременах, пытаясь определить, кто двигается через бескрайний простор, потом восхищенно поцокал языком:

— Да, господин епископ. Я знал, что вы продумали все вопросы, но не ожидал, что с такой точностью. Еще чуть-чуть, и мне пришлось бы остаться без меча! Брат фон Гольц! Позаботьтесь, чтобы новоприбывших разместили в теплые дома, и дайте им отдохнуть до завтра. Коней накормите пшеницей из местных припасов, сколько съесть смогут! Язычникам она все равно уже не понадобится, а лошадей у нас…

* * *

Всю дорогу Прослав шел рядом с санями, не желая перегружать и без того измученную Храмку. Лошадь он ни разу не понукнул, удовлетворяясь ее неспешным движением, а иногда проходил вперед и, поглаживая ей морду, заглядывал в ноздри, уговаривая немножко потерпеть. К счастью, снега на озере успело насыпать от силы по щиколотку, и пробиваться по нему труда не составляло. Вскоре после полудня на горизонте появилась темная полоса, а еще через пару часов навстречу отряду прискакал распаренный всадник в джубоне, меховом плаще и с непокрытой головой, за сотню шагов до обоза перешел на шаг, неторопливо прогарцевал вдоль груженых саней. Переговорив о чем-то с идущим во главе отряда кавалером Хаганом, он снова нагнал сани, легонько хлопнул Прослава плетью по спине:

— Поворачивай, раб. Правь вон туда, где промеж деревьев пустота. Там сани разгрузишь, и в деревню повернешь, что в паре миль левее, понял?

— Да, господин, — скинув шапку низко поклонился Прослав.

Дворянин умчался вперед, а серв начал поворачивать оглобли в указанном направлении.

Вскоре на фоне далекой стены леса стали прорисовываться высокие каменные стены с выступающими вперед башнями, костры перед ними. Донесся далекий гром, с земли перед городом поднялось сизое облако и полетело в чистое морозное небо. Прослав почувствовал, как по спине побежали мурашки: попасть на войну, где метают стрелы и рубят головы, ему никак не хотелось. Однако и деваться было некуда, поэтому он кинул концы вожжей на сани, прошел вперед, взял кобылку под уздцы и покорно, как топающий к мяснику телок, двинулся дальше.

Впереди опять бухнуло: на этот раз облака дыма поднялись не только с земли, но и оторвались от башен — все снова надолго затихло. Вокруг костров, подставляя теплу кажущиеся совсем тоненькими ножки в суконных чулках, и красные от мороза ладони, сидели солдаты в железных кирасах и касках, неподалеку еще несколько рубили топорами на куски большую коровью тушу. Прослав завернул было к этому лагерю, заранее ломая шапку, но один из солдат указующе махнул в сторону крепости.

Серв, неуверенно оглянувшись на едущих позади соседей, двинулся дальше, и шагов через сто наткнулся на вырытую поперек дороги глубокую канаву. Пока он раздумывал, куда двигаться дальше, по траншее подбежал разгоряченный воин, вылез наружу, заглянул в сани и одобрительно похлопал Прослава по плечу. Потом принялся выкидывать ядра прямо на снег. Серв, после короткого колебания, укрыл лошадь попоной и начал ему помогать. Потом подошли Борислав с Харитоном, и работа пошла еще быстрее.

Где-то за час они разгрузились и двинулись вдоль берега в указанном дворянином направлении, в деревню. Позади опять громыхнуло. Прослав передернул плечами и поправил на голове шапку. Ему подумалось, что войну он представлял себе несколько иначе.

Подъезжая к разгромленному селению, они наткнулись на дворянина, встретившего их на озере.

— Уже обернулись? — удивился он появлению маленького обоза. — Ладно, к крайнему дому поезжайте, там сено есть. Утром, пока господин епископ своему начетнику письмо не передаст, никуда не отправляйтесь!

Сервы, опасливо косясь на бродящих вокруг кнехтов, тронулись к указанному месту, остановились у припорошенной снегом копенки и, пользуясь дармовщиной, принялись щедро пересыпать сеном сани и кидать охапки перед мордами лошадей.

— Жили же люди, — покачал головой Харитон, прихлопывая уложенное на розвальни сено, — траву косили, двор держали, дома богатые отстроили. Всю жизнь трудились. И вот поди же ты, всего разом лишились, да сами еще живы ли, неизвестно.

— Да, — согласился Бронислав. — Все в руках Господних. Старайся, не старайся, а коли Бог захочет, все одно в нищете и голоде помрешь.

— Эй, рабы, — окликнул их пожилой кнехт, и кинул двух промороженных неощипанных гусей. — Это вам на сегодня и на утро. Завтра раненых в монастырь повезете. Смотрите, чтобы до вечера в Кадавер доставили! А то из-под земли достану! Зерно лошадям можете вон из того амбара брать, господин рыцарь приказал давать, сколько захотите.

Мужики оживились. Поесть гусятинки им не каждый месяц удавалось, а тут — сразу два! Да еще лошадок можно подкормить вдосталь! Они устремились к отдельно стоящему срубу без окон, и принялись набивать торбы, относить их к саням, снова возвращаясь к амбару наполняя все имеющиеся емкости.

— Запарить надо бы на утро, — громко приговаривал Прослав: так, чтобы слышал скучающий неподалеку караульный. Но пришедшему на чужую землю кнехту было глубоко наплевать, сколько хлеба отсыплют себе суетящиеся рабы.

Наконец соседи угомонились — больше золотистую рожь прятать было некуда. Посовещавшись, они разделились натрое: Прослав остался ощипывать птиц, Харитон отправился искать какую-нибудь бадью, чтобы напоить лошадей, а Бронислав, сунув топор за пояс, двинул в лес за дровами. Здесь им никто не запрещал рубить любые деревья на свой выбор и делать с ними все, что только заблагорассудится.