Череп императора

— А кто сказал, что наша связь случайна?

«Ага, — сказал я. Подумал и добавил: Вот, значит, как». Потом еще подумал и сказал: «Ну, тогда конечно. Тогда другое дело».

Неожиданно оказалось, что «Джонни Уокер» кончился.

— Да будет земля ему пухом, — сказала Анжелика.

Я пообещал, что сейчас приду, и пошел посмотреть, что там еще есть в баре. Выбор пал на почти целую бутылку немецкой вишневой водки нежно-розового цвета. Типично дамский напиток.

По дороге назад я захватил из серванта пару пузатых рюмок. «Ну не пить же нам вишневую водку из той же посуды, что и шотландский виски, — подумал я. — В самом-то деле! В лучших домах так, пожалуй, не делается…» В том, что мой дом сегодня имеет отношение к лучшим, сомнений не было ни малейших.

Возвращаясь в кухню, я ударился плечом о косяк и чуть не выронил рюмки, но все обошлось. На душе было озорно и весело.

— Слушай, — сказал я Анжелике, выставляя на стол рюмки и бутылку, — ты, помнится, собиралась податься в писательницы. Не расписать ли нам бутылочку водки. Вишневой. Из Германии. Как считаешь?

— Из Германии? Шпрехен зи дойч? — почему-то сказала Анжелика. Глаза у нее были шальные и тоже очень уж веселые.

— Я! Я! — ответил я. — Ханде хох. Фольксваген. Штангенциркуль. Э-э-э… Пожалуй что Гитлер капут.

Под водку Анжелика достала из холодильника несколько железных банок «Спрайта». Откуда они там взялись, я боялся даже и думать. Прикинув и так и этак, решил, что спрашивать ее об этом пожалуй что глупо. Тогда уж придется спрашивать и про мясо, и про сыр с травками, и про то, что за кассета мяукает в магнитофоне.

Вместо этого мы выпили водки, и я сказал Анжелике, что в следующий раз пьем на брудершафт.

— Потому что это тоже немецкое слово? — спросила Анжелика. — Или мы когда-либо были на «вы»?

Я объяснил, что брудершафт — это отличный повод без лишних разговоров перейти непосредственно к поцелуям.

— Думаешь, уже пора? — деловито поинтересовалась Анжелика.

— В самый раз! — уверил я ее, положив для большей убедительности руку на грудь. По какой-то странной случайности это оказалась ее грудь. Анжелика, впрочем, не возражала.

— Потому что у нас не случайная связь, да? — уточнила она.

— Да-да! — сказал я. — Или ты против нескольких хороших поцелуев?

— Я?! Против хороших поцелуев?! Да за кого ты меня принимаешь?! И вообще, я еще в первый раз тогда, в клубе, сказала, что я непротив.

«Еще в клубе»?… Доходило до меня медленно. В тот самый «первый раз»? В ту ночь, когда убили китайца?

Очарование вечера — полутемной кухни, фривольной музыки, длинноногой собеседницы — улетучилось моментально и полностью.

Глупо. Глупо и противно. Ты думаешь укрыться от реальности, отгораживаешься от нее стенкой из алкоголя, ничего не значащих слов, постоянного множества окружающих тебя лиц, но она, эта реальность, никуда не девается. Она здесь, всегда с тобой. Она напомнит о себе в тот момент, когда ты меньше всего этого ждешь. Можешь не сомневаться. Напомнит так, что ты еще долго не сумеешь о ней забыть. Я не хотел вспоминать о том, гдея познакомился с этой девушкой. Я не собирался возвращаться к своим неприятностям последней недели, хотел просто приятно провести вечерок, выпить и поболтать. Но стоило Анжелике сказать всего одну фразу — «в тот первый раз… в клубе…» — и страшноватая реальность снова ворвалась в уютный мирок, который я попытался вокруг себя выстроить.

Я сказал: «Погоди, я сейчас» — и вышел в ванную. Заперся, напился из-под крана, сполоснул лицо. Из зеркала на меня смотрел небритый, потрепанный и явно усталый тип. С красными глазами и опухшими веками. От недосыпания, наверное. Пьян я все еще был, весел — уже нет. Я сел на край ванны и закурил.

Видит Бог, я устал от этой истории. Я не хотел к ней возвращаться, не собирался о ней даже вспоминать. Вспоминать о том, что где-то в холодном морге ждет отправки в Китай тело бизнесмена Ли. О том, что неподалеку от него, на двух сдвинутых вместе столах, лежит другое тело — рыжебородого, громадного профессора Толкунова. И о том, наконец, что завтра лениздатовские уборщицы будут с большим трудом оттирать сгустки засохшей крови, заляпавшей пол и стены нашего редакционного лифта.

Слишком много всего и сразу. Я разговаривал со всеми этими людьми, видел их живыми и здоровыми. Перед глазами мелькнуло желтое опухшее лицо Ли Гоу-чженя. Ну, не совсем, допустим, здоровыми, но совершенно точно живыми. И вот никого из них больше нет, все они мертвы, скоро будут похоронены и забыты. И скорее всего, Анжелика знает ответ на вопрос — почему все произошло именно так, а не иначе. Значит, пора возвращаться в реальную жизнь и начинать задавать вопросы. Не хочется, ох как не хочется. Но придется. Я с отвращением затушил сигарету и бросил ее в стоявшую рядом с раковиной пепельницу.

Когда я вернулся на кухню, бутылка немецкой вишневой водки выглядела так, будто Анжелика успела приложиться к ней как минимум трижды.

— Ну наконец-то! — обрадовалась она и кокетливо взглянула на меня сквозь стакан, в котором розовело не меньше чем на три пальца. — Ты куда пропал? Целоваться-то будем или как?

— Или как, — сказал я и убавил громкость магнитофона.

Анжелика опустила стакан и взглянула на меня с недоумением.

Я закурил и сел по другую от нее сторону стола.

— Ты чего? — удивилась она.

— Лешу Молчанова застрелили, — сказал я. — Он успел доползти до Лениздата, а вечером в больнице умер.

Фраза, казавшаяся мне убийственно убедительной, прозвучала пошло и фальшиво. Как в дешевом кино.

Не знаю, на что я рассчитывал, но ничего особенного не произошло. Анжелика не побледнела, не выронила из ослабевших пальцев стакан и не растерялась. Она всего лишь вскинула брови и удивленно посмотрела на меня.

— Какого Лешу Молчанова? Стогов, тебе что — плохо?

— Твоего приятеля из джипа. Того самого, которому я на Невском разбил физиономию.

— Милый, у тебя температура, да? Ты о чем говоришь-то?

Я смотрел на Анжелику, Анжелика смотрела на меня. В магнитофоне едва слышно завывало что-то сладострастное.

— Не надо делать из меня идиота, — наконец сказал я. — Ладно?

— Ладно, — кивнула Анжелика.

— Два дня назад я, помнится, повстречал тебя ночью на Невском. В компании милых молодых людей. Вы ехали на джипе и, если я правильно вас понял, собирались меня подвезти. Помнишь?

— Ну, допустим.

— Так вот. Тот из твоих приятелей, которому я тогда разбил лицо, — убит. Застрелен.

Анжелика презрительно скривила губы и долила себе в стакан остатки розовой немецкой водки.

— Господи! Я-то думала — какой такой Леша Молчанов? С чего ты взял, что это мои приятели?

— Н-ну, как… Ты же сидела с ними в машине.

— Ну и что? Ты тоже в ней сидел. Всего через десять минут после меня.

Она посмотрела на меня, сказала: «Царствие ему небесное, этому Леше!» — и лихо, не морщась, выпила все, что было у нее в стакане.