Череп под кожей

Только ни на один этот вопрос, подумал Бакли, люди не поспешат ответить с улыбкой. Это означало, что им предстоят разговоры с банковскими управляющими, юристами, друзьями, знакомыми и коллегами подозреваемых, многие из которых выдадут только те сведения, которые посчитают нужными. Теоретически каждый хотел бы, чтобы убийца был пойман, однако лишь теоретически – подобно тому как все одобряли открытие приюта для душевнобольных у себя в районе, при условии что такое заведение не будет располагаться рядом с их домом. Полиции было бы легче, а нынешним обитателям замка – спокойнее, если бы они весьма кстати задержали шайку юных грабителей, спрятавшихся на острове. Но Бакли не верил в их существование, как, подозревал он, и все остальные. К тому же такой исход дела мог лишь разочаровать. Какая радость посадить в тюрьму пару напуганных местных юнцов, совершивших убийство, повинуясь минутному порыву, юнцов, которым не хватило бы ума держать рот на замке до того, как они предстанут перед судом? Здесь же требовалось все как следует проверить. Дело было непростое, а это так редко встречается в полицейской практике.

– Есть факты. Есть гипотезы. Есть убеждения. Учитесь разграничивать их, сержант. Все люди умирают – это факт. Возможно, смерть еще не конец – это гипотеза. После смерти на небе тебя ждет пирог – убеждение. Лайл убили – факт. Она получала анонимные сообщения – факт. Другие люди видели, как их доставляли. Ей угрожали смертью – гипотеза. Вероятно, эти кровожадные картинки были призваны отвратить ее от профессии актрисы. Они приводили ее в ужас – гипотеза. Об этом заявляет ее супруг, то же она говорила мисс Грей. Но она была актрисой, не забывайте. А актрисы постоянно играют. Предположим, они с супругом придумали целую схему: послания с угрозами, показной ужас и депрессия, истерика в разгар спектакля, приглашение частного детектива.

– Не вижу мотивов, сэр.

– Я тоже. Пока. Стала бы актриса намеренно унижаться на сцене? Бог его знает. Актеры для меня – как другое племя.

– Может, она чувствовала, что ее карьере пришел конец, и вместе с супругом решила начать эпопею с письмами, чтобы оправдать свой провал?

– Слишком хитроумно, к тому же излишне. Почему бы ей просто не притвориться, что у нее проблемы со здоровьем? К тому же она не афишировала факт получения писем, а, напротив, похоже, старалась, чтобы слухи о них не распространились. Для чего актрисе извещать публику о том, что ее кто-то ненавидит? Разве актеры не мечтают, чтобы их любил весь мир? Нет, я думал о чем-то более тонком. Ральстон каким-то образом убедил ее притвориться, что ее жизни грозит опасность, а потом убил ее, по сути, заручившись ее согласием на собственное убийство. Бог мой, вот это было бы изящно! Даже слишком изящно, возможно.

– Тогда зачем так рисковать и приглашать мисс Грей?

– А в чем риск? Она едва ли могла узнать, что письма – подделка, тем более за одни короткие выходные. Очень короткие выходные, если уж говорить о мисс Лайл. Организация ее приезда на остров стала финальным творческим аккордом всего плана.

– Я все равно считаю, что для него это было рискованно.

– Это потому, что мы видели девушку. Она умна и знает свое дело. Но Ральстон не мог этого знать. Кто она такая, в конце концов? Владелица детективного агентства, в котором работает единственная женщина-детектив. После того как Лайл познакомилась с ней у подруги – миссис Фортеск, кажется? – она, вероятно, предложила Ральстону нанять именно ее. Вот почему она не потрудилась лично провести собеседование с девушкой. Зачем беспокоиться, если вся эта затея – лишь одна большая хитрость?

– Интересная версия, сэр, но все равно остается вопрос, почему Лайл в принципе на это согласилась. То есть каким образом Ральстон убедил ее подыграть и притвориться, что ее жизни действительно угрожает опасность?

– В самом деле, каким, сержант? Как и мисс Грей, я могу оказаться слишком умным, и это же меня и погубит. Одно я знаю наверняка. Убийца провел под этой крышей целый день. И у меня есть целый ряд подозреваемых. Сэр Джордж Ральстон, баронет, некто вроде героя войны и предводителя стареющих вояк. Выдающийся театральный критик, о котором даже я слышал. При этом он серьезно болен, судя по его виду, а это означает, что он может умереть прямо здесь, если я утомлю его допросом. Допрос… Удивительно, как люди не любят это слово. Я полагаю, слишком сильны ассоциации с гестапо и КГБ. Далее – писатель-романист, автор бестселлера, который не только владеет островом, но и дружит с Коттрингемами, которые вхожи в кабинет лорда-наместника, главного констебля, члена парламента и всех остальных, кто пользуется авторитетом в графстве. Респектабельная бывшая школьная учительница, которая занялась книжной торговлей и, вероятно, входит в какую-нибудь организацию защиты гражданских прав и участвует в движении за равноправие полов. И она точно нажалуется местному члену парламента на чрезмерное давление со стороны полиции, если я повышу на нее голос. Да, еще школьник, притом довольно чувствительный. Хорошо, что он хотя бы вышел из детского возраста.

– Еще дворецкий, сэр.

– Спасибо, что напомнили, сержант. Мы не должны о нем забывать. Я считаю, что этот дворецкий – как пощечина самой судьбы. Так что давайте дадим мелкопоместному дворянству в библиотеке передышку и послушаем, что нам расскажет Мунтер.

Глава двадцать седьмая

Бакли с раздражением отметил, что Мунтер, получив приглашение Грогана сесть, одним лишь движением, в ходе которого опустил ягодицы на стул, умудрился намекнуть, что ему не полагается присаживаться в кабинете и Гроган совершил грубую ошибку, предложив ему это сделать. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел этого человека в Спимуте, а при такой внешности его сложно было забыть. Наблюдая за скорбным волевым лицом Мунтера, в котором не читалось никакой неловкости, естественной в данной ситуации, он заранее настроился не верить ни одному слову подозреваемого. Ему казалось странным, что человек хочет показаться более нелепым, чем задумано самой природой, и если таким образом Мунтер бросал вызов всему миру, то с полицией такое поведение было недопустимо. Будучи амбициозным конформистом по натуре, Бакли не испытывал неприязни к людям богаче его: он и сам собирался присоединиться к этой касте, – однако презирал тех, кто зарабатывал на жизнь, заискивая перед богачами, и не доверял им, и подозревал, что Гроган придерживается того же мнения. Он пристально и неодобрительно смотрел на него и сожалел, что не может принять более активного участия в допросе. Никогда еще требование шефа о том, чтобы он сидел молча, пока его не попросят заговорить, и внимательно наблюдал и ненавязчиво делал пометки, не казалось ему столь обременительным и унизительным. Страшно чувствительный к любому проявлению снисхождения, он заметил, что взгляд, которым небрежно одарил его Мунтер, отражал легкое удивление тем фактом, что его в принципе пустили в замок.

Гроган, сидя за столом, откинулся на стуле, так что спинка скрипнула, повернулся и, посмотрев в глаза Мунтеру, широко расставил ноги, будто хотел утвердиться в своих правах чувствовать себя уютно, как дома.

– Для начала расскажите нам, кто вы, откуда и в чем именно заключается ваша работа, – предложил он.

– Мои обязанности, сэр, не имеют исчерпывающего определения. Это не совсем обычный дом. Однако я отвечаю за все домашние дела и руковожу еще двумя слугами – моей женой и Олдфилдом, который выполняет работу садовника, разнорабочего и лодочника. В случае если требуется помощь, когда мистер Горриндж устраивает вечеринки или приглашает гостей, мы приглашаем временных работников с материка. Я слежу за серебром, вином и обслуживаю гостей за столом. Обязанности по приготовлению пищи обычно разделяются. Моя жена занимается выпечкой, а мистер Эмброуз периодически готовит сам. Он любит готовить пикантные блюда.

– Самые изысканные, я уверен. И как долго вы служите в этом необычном доме?

– Мы с женой поступили на службу к мистеру Горринджу в июле 1978 года, через три месяца после его возвращения из годичной поездки. Он унаследовал замок от дяди в 1977 году. Вероятно, вас заинтересует моя краткая биография. Я родился в Лондоне в 1940 году и учился в начальной и средней школе в районе Пимлико. Потом окончил курсы по обслуживанию в гостиничных ресторанах и семь лет работал в гостиницах в нашей стране и за рубежом. Затем я решил, что такая «казенная» жизнь не соответствует моему характеру, и поступил на работу в частном порядке, сначала к американскому бизнесмену, который жил в Лондоне, а потом, когда он вернулся домой, нанялся на службу к его светлости здесь, в Дорсете, в Боссингтон-хаус. Уверен, мой предыдущий хозяин поручится за меня, если необходимо.

– Не сомневаюсь. Если бы я искал слугу, то вы бы мне очень подошли. Но я собираюсь обратиться к более объективному источнику информации – отделу регистрации преступлений и преступников в Скотленд-Ярде. Это вас беспокоит?

– Это оскорбляет меня, сэр, а не беспокоит.

Бакли задался вопросом, когда Гроган прекратит это издевательство и приступит непосредственно к расспросам о том, чем занимался Мунтер в промежуток времени между обедом и обнаружением тела. Если эти предварительные манипуляции были призваны спровоцировать свидетеля, то из этого ничего не вышло. Однако Гроган знал свое дело – по крайней мере так, судя по всему, считали в лондонской полиции. Он приехал в Дорсет, уже имея определенную репутацию. Наконец он перестал смотреть на Мунтера, и голос его зазвучал как при обычном разговоре.

– Этот спектакль должен был стать рядовым событием, не так ли? Или, быть может, планировалось устраивать здесь драматический фестиваль ежегодно?

– Понятия не имею. Мистер Горриндж не делится со мной личными планами.

– Одного раза оказалось достаточно, надо полагать. Должно быть, от вас с женой мероприятие потребовало дополнительных усилий.

Медленный неодобрительный взгляд Мунтера скользил по комнате, отмечая перемены в интерьере, которые ему явно не нравились: перестановка мебели, пиджак Бакли, наброшенный на спинку стула, кофейный поднос с двумя заляпанными чашками и обломками печенья.

– Домашние хлопоты, связанные с проживанием леди Ральстон в замке, – ничто по сравнению с хлопотами, связанными с убийством леди Ральстон, – отметил он.

Гроган задержал ручку у лица и уставился на ее кончик, водя ее взад-вперед, как будто хотел проверить зрение.

– Вам она казалась приятной, располагающей к себе гостьей, с которой легко найти общий язык?

– Этим вопросом я не задавался.

– Так задайте его себе сейчас.

– Леди Ральстон казалась весьма милой.