Через бури
Шрифт:
— У меня только направление Главпрофобра, чтобы меня приняли в студенты, — и юноша протянул адвокату бумагу, которую Кольцов на пароходе написал от руки, использовав имевшийся у него бланк.
Адвокат покачал головой:
— Без круглой печати, не на машинке… Минуту попрошу побыть с горничной в передней.
Юноша переминался с ноги на ногу. Девушка исподлобья недружелюбно смотрела на него.
Адвокат, закрыв за собой дверь, тихо говорил жене:
— Пришел подозрительного вида парень и выдает себя за младшего Званцева. Выпроводить его неловко перед Магдалиной Казимировной, с другой стороны, в наше
— Я согласна, если ты будешь рядом… с оружием.
Наконец, Сашу пригласили в гостиную и, ловко скрывая свои подозрения, старались разоблачить его. Но Саша уже не был прежним наивным ребенком и скоро понял, что во второй раз в этом доме должен определить свою судьбу:
— Вы разрешите мне сыграть вам на рояле Шопена, как в прошлый раз?
Супруги Петровы укоризненно переглянулись. Как им самим не пришла в голову эта мысль?
И в гостиной снова прозвучал Седьмой вальс Шопена, который в свое время так растрогал Петрова. Он и сейчас вскочил, чтобы признаться в рассеянных подозрениях, ибо так играть мог только сын музыкантши Магдалины Казимировны, но осторожно опустился в кресло, прослушав несколько прелюдий и этюдов, кончая, Третьим, вдохновившим певцов спеть его.
Музыканта благодарили, обнимали. Затем стали обсуждать как с ним быть, как ему помочь?
— Дорогой мой, — говорил адвокат, — с квартирой мы вас устроим, поселим у пассии скончавшегося золотопромышленника Хворова. У Феофании Дмитриевны Кайманаковой. Он ей двухэтажный дом подарил. И усыновил общего их сына.
Сам Петров и отвел Сашу Званцева на его новое пристанище. Их встретила простоватая женщина в платочке и цветастой юбке. Приняла жильца радушно и взялась за квартирную плату и кормить его, но жить он будет в одной комнате с ее сынишкой, которому поможет по арифметике и русскому языку.
— Вернетесь из института, я вам тачку дам, чемодан с вокзала привезти.
— Но в институте, дорогой, я вам не помощник. Экзамены давно прошли, прием закончен. Могу только пожелать вам успеха. Передайте привет профессору Шумилову.
— Рабфаковцев принимают без экзамена, направленные с производства пользуются преимуществом. В письме завглавпрофобра на это особо указано. Я добьюсь.
Петров только пожал плечами.
Теперь снова все зависело только от самого Саши Званцева.
В кабинете ректора Технологического института сидели два профессора: с иголочки одетый, с нафабренными усами физик Вейнберг и знакомый Званцеву бородатый и, как раньше, элегантный Шумилов, математик.
Ректор в старомодном мундире инженера с золотыми пуговицами и скрещенными молоточками в петлицах, худой и строгий, говорил стоящему перед ними Званцеву:
— Я пригласил членов приемной комиссии, чтобы разъяснить коллеге, то есть товарищу Званцеву, что просьба его о зачислении в студенты не может быть удовлетворена.
— Это не моя просьба, а указания Главпрофобра.
— Вам, молодой человек, вероятно, неизвестны традиции высших учебных заведений России. Мы живем по собственным уставам.
— К сожалению, все традиции и уставы царского времени отменены новой властью, — заметил Вейнберг.
— Я не получал таких формальных
указаний, — ответил ректор.— А разве направление, которое я вам вручил, не является таковым? — смело спросил Званцев.
— Ну, это скорее, просьба об исключении из наших правил и традиций.
— Просьба или указание приравнять направленного с производства к рабфаковцам, освобожденным от вступительных экзаменов, и допустить его к уже начавшимся занятиям, — напирал распахнутой грудью Званцев.
— Да… — смутился ректор, — до сих пор мы хранили наши правила и не допускали исключений.
— Но советская власть повсюду отменила эти буржуазные привилегии. Они теперь у пролетариата, — неумолимо гнул свою линию Званцев. — Вам выгоднее допустить исключение, чем вступить в конфликт с Главпрофобром.
— Я позволю себе напомнить, — вмешался профессор Вейнберг. — Одно исключение мы все же сделали. Приняли моего сына, которому не восемнадцать требуемых лет, а только шестнадцать.
Званцев похолодел. Ему-то ведь тоже шестнадцать.
— Ну, Борис Петрович, — откинулся на спинку кресла ректор. — От вас этого никак не ожидал. Ведь сын ваш в течение минуты в уме возводит в квадрат двузначное число.
— А извлекать корень труднее? — наивно спросил Саша.
— Разумеется, — рассмеялся Шумилов.
— Тогда дайте мне любое шестизначное или пятизначное число, и я извлеку из него кубический корень в уме. Правда, не за одну минуту.
— Сколько же времени вы заставите ждать занятых людей? — едва сдерживая раздражение, произнес ректор.
— В сто раз меньше, чем понадобилось для квадрата молодому Вейнбергу.
— А он шутник! — развеселился Шумилов. — Проверим для смеха, — и он вынул карманный математический справочник.
Трижды, глядя в таблицы, назвал профессор два шестизначных и одно пятизначное число.
Он получал верный ответ, едва успевал произнести свои громоздкие цифры.
— Поразительно! — не удержался Шумилов.
— Мой отец, Петр Исаевич, переводчик западной классики, — заметил Вейнберг, — сказал бы словами Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам».
— А я добавлю, — вставил ректор, — что учился вместе с одним татарином Садыком Чанышевым, выучившим наизусть весь Коран, не зная арабского языка. Человеческий мозг подвержен удивительным патологиям.
— Как бы то ни было, — решительно заявил Шумилов, — я беру его, если не в ученики, то в учителя!
— Не торопитесь, Василий Иванович. Первый курс студентами укомплектован еще месяц назад. У нас не паноптикум. Вы можете показывать новый феномен вместе с теленком о двух головах и русалкой в аквариуме. Мы набираем студентов по уровню их знаний, а не по патологическим особенностям.
— Простите за вмешательство, — подал голос профессор Вейнберг. — Мне кажется, есть способ сделать удивительного вычислителя коллегой студентов, хоть он не будет зачислен в их число.
— Да ради Бога! Пусть встречается с ними, удивляет их, пиво вместе пьет, песни студенческие поет, но не в наших аудиториях.
— Именно в наших аудиториях, на правах вольнослушателя. Многие университеты и у нас, и за границей имеют вольнослушателей. Лекции они слушают, зачетов не сдают, дипломов не получают. Студенческую форму носят, семьи заводят и становятся вечными студентами.