Через семь границ

В Исфахане сохранились архитектурные памятники, сосредоточенные в старом городе к северу от реки. Среди них: соборная мечеть (9–20 вв.), минареты Чехель-Дохтаран (1107), Саребан (конец 12 в.) и др. При Сефевидах центром города стала прямоугольная площадь Мейдане-Шах (ныне Мейдане-Имам Хомейни) с богато украшенными поливным декором зданиями: Шахской мечетью (1612-30), мечетью шейха Лотфоллы (1603-18), порталом Кейсарие-базара (17 в) и дворцом Али-Капу (15 в., расширен в 17 в.). Мосты: Аллаверди-хана (ок.1600), Поле-Хаджу (1641-66) и др. Исфахан — старинный центр ковроткачества и средневековой миниатюры.

О том, как иранцы нам не дали осмотреть площадь имама Хомейни

В Исфахане имеется площадь, очень большая (9 гектаров), как считается — вторая по размеру в мире (после Тяньаньмынь в Пекине), достойная столичного города, каковым Исфахан являлся раньше. Площадь эта носит имя… правильно, имама Хомейни. По сторонам площади находятся старинные мечети, медресе и торговые лавки. Туда мы и направились.

Но, не успели мы выйти на площадь, нами заинтересовался некий человек, мужчина лет тридцати пяти, чистенький, как и все иранцы, в белой рубашке, да ещё и англоговорящий. Догадавшись, что мы не местные, он тут же захотел нас к себе в гости.

— Сейчас мне нужно отойти в полицию, давайте через полчаса встретимся здесь и поедем ко мне домой! — предложил он. Мы согласились, и человек (звали его Акбар), обрадованный, убежал.

Только мы приблизились к площади, как наше внимание привлекла лавка, где изготовлялись печати и штампы. За небольшие, в московском понимании, деньги вы можете заказать какой-нибудь штамп, например, со своей фамилией.

Влад и Олег тут же решили заказать себе такие штампы (на фарси, естественно). «Печатник», сидя с ногами на небольшом помосте, обещал выполнить заказ завтра, но мои спутники уговорили его (показывая на часы) сделать сегодня к 17.00. Пока заказывали, нами заинтересовался другой человек и захотел нас к себе в гости, но мы заупрямились, ибо уже договорились с первым человеком, Акбаром.

Вышли мы на площадь имама Хомейни — она действительно была велика, со множеством сидящих на ней людей, с красивыми мечетями по сторонам… Но посмотрели на часы: настало уже время встречаться с Акбаром, и мы вернулись на нужное место, куда и Акбар подошёл вскоре.

* * *

Акбар жил на окраине миллионного Исфахана, там, где маленькие одноэтажные домики вплотную подступают к большим коричневым горам. По обыкновению местных жителей, все мы направились туда на такси — автобус в столь отдалённую часть города не ходит. Платить за такси случилось нам (у хозяина не оказалось столько денег, видимо, он планировал возвращаться из центра домой пешком).

Дом Акбара, как и все окружающие дома, был одноэтажным, каменным (деревянные дома в Иране — великая редкость). В доме, по местному обычаю, не было ни стульев, ни столов, люди сидят и едят на полу, покрытом ковром. У окна стоит большой ковроткацкий станок — жена хозяина в свободное время занимается приготовлением очередного ковра; один ковёр делается примерно год. Есть шкафы, телевизор, и даже запрещённый видеомагнитофон. Во дворе — чистенькая будка-туалет с краном и кувшином (в Иране нет туалетной бумаги, вместо неё используют кувшин с длинным носиком). Во дворе мы развесили сушить свои вещи, которые постирали сегодня утром на автовокзале, — и они высохли весьма быстро под палящим солнцем.

Акбар оказался вертолётным механиком. Приятно обнаружить человека, который знает английский язык. Знание его имело такую причину: в вертолётном деле используется международная (англоязычная) терминология, и вертолётчиков обязуют на работе употреблять английский. Мы общались длительное время, пообедали (жена появилась из соседней комнаты, накрыла на «стол», то есть пол, и скрылась, в мужской разговор не вмешиваясь). Влад и сын хозяина играли в какую-то электронную игру при помощи телевизора; хозяин показывал разные фотографии и рассказывал о достопримечательностях своего города. По его словам, в нескольких километрах от города находятся некие качающиеся минареты: башни, которые качаются вручную, и когда качаешь одну, качается и другая. Также он советовал нам посмотреть старинные исфаханские мосты, один из которых, построенный в 17 веке, вошёл во все иранские путеводители. Потом пришёл друг хозяина, который тоже хотел посмотреть на иностранцев.

Спустя долгое время, мы обменялись адресами, я подарил хозяевам открытки, купленные в Нальчике (не догадался взять из дома какие-нибудь московские открытки и сувениры! В следующий раз возьму из дома килограмм металлической мелочи и полкило открыток!) Мы попрощались с гостеприимным хозяином и направились в центр города, чтобы осмотреть мудрейшие мосты, площадь имама Хомейни, а потом, если будет время, качающиеся минареты. Друг хозяина, обладая машиной, вывез нас из отдалённого района к ближайшей автобусной остановке.

…Вот и автобус, забит людьми, как трамвай в час «пик» в каком-нибудь Смоленске. Залезаем в переднюю дверь. Минут через десять, когда уже пора выходить, один человек среди толпы оказывается контролёром.

Вышли вместе с ним из автобуса, и контролёр взял с нас троих бумажку в 200 риалов.

— Такси — expensive (дорого)! Отобус — no expensive (недорого)!

— привлёк контролёр своё знание английского языка, и мы, поблагодарив его, отправились на площадь.

Вот уже и знакомая лавка, где Олегу и Владу изготовили печати с именами их. Но, когда мы пошли через базар на площадь, нами заинтересовались очередные представители иранской молодёжи — они зазвали нас пить чай. Мы поднялись на второй этаж местной чайханы, где пили чай с видами на площадь.

Иранцы пьют чай из маленьких чашечек, а в общественных местах это мелкочашечничество вообще приобретает паталогический характер. В чашечку, как в рюмочку, наливают пятьдесят грамм чая, и ты сидишь и ждёшь, пока хозяин пойдёт по второму кругу и принесёт ещё чай. В мае, в поездке на Салехард, мы с Олегом выпивали по 2 литра чая (8 стаканов) и более зараз, а здесь и поллитра не выпьешь. Зато кусковой сахар здесь лежит на каждом столе, и можно класть его сколько угодно.

Сии новые знакомые отвлекли нас от наблюдения площади ещё на полчаса. Говорили они по-английски, но так быстро, что я не понимал их. Это довольно редкий случай в Иране. Поэтому общался с ними Олег, а я поедал сахар из сахарницы. Наконец, мы освободились и вышли на площадь; уже вечерело. Хотели зайти в мечеть, но она уже закрывалась за поздностью часа.

По сторонам площади находились лавки, в которых продавали открытки, чеканные вазы и прочие сувениры. Больше всего было лавок с чеканкой. Чеканщики сидели в своих лавках и постукивали. Некоторые блюда и вазы были очень велики — в размер человека. Открыток было множество, но довольно дорогих. Несколько открыток я купил, а открытку с портретом имама Хомейни решил украсть, размышляя, какие последствия могут быть. Вариантов было два: 1) иранцы, увидев, что я украл самое святое, портрет имама, погонятся за мной и разорвут в клочья; 2) иранцы, увидев, что я взял самое святое, поймут меня, погонятся и подарят ещё несколько таких же портретов. Размышляя так, я вытащил из большой стопки открытку, как бы рассматривая её, а потом незаметно украл. К моему удивлению, ничего не произошло: открыток было много, и никто этого не заметил.

Продолжая свой путь по площади, мы встретились с молодым человеком лет восемнадцати, который страстно желал с нами познакомиться и зазвал нас на чай.

Человек оказался молодым продавцом ковров. Лавка, где он работал вместе с другими, более взрослыми продавцами, находилась здесь же, на площади. В лавке лежали на полу, на полках, висели на стенах и ткались на станке десятки ковров, от очень больших и дорогих до маленьких. Мы сидели на коврах, пили чай, рассматривали ковры и слушали слова среднекачественного английского языка, при помощи которых молодой человек уговаривал нас купить один из ковров.