Через всю войну

– Что-то ищут прожектористы, - подал голос политрук Гончаров.

– Немецких самолетов не слышно, - отозвался Джамолдинов.
– Видно, свой не вернулся с задания. Помолчали. Потом опять подал голос Гончаров:

– Что-то, друзья, насчет второго фронта ничего не слышно. Вроде обещали союзники, а не открывают.

– Думаете, не откроют второго фронта в этом году?
– спросил политрук Мальцев.

– Пока окончательно не погоним фашистов на запад, не откроют, - убежденно сказал Джамолдинов.

– Пожалуй, прав ты, Гариф Садыкович, - согласился Гончаров.
– Одним нам бить фашистского зверя.

Потом как-то незаметно разговорились о личном.

– Гончаров, а ты женатый?

– спросил политрук Мальцев.

– Нет, не успел, - отозвался Иван Иванович.
– Мать дома осталась и отец.

Выяснилось, что не женаты все: и Джамолдинов, и я, и Мальцев. Но у каждого кто-то остался дома. И мы вспоминали о доме, своих родных и близких с легкой грустью, не зная, когда доведется с ними увидеться, да и доведется ли вообще. Письма приходили на фронт нечасто. За все это время я получил лишь одно от старшей сестры, Полины, а сам послал единственное где-то сразу после боя у Коростова. Тогда об этом бое было написано в отрядной многотиражке. Я послал и газету. Полина сообщала, что младшая наша, Анна, ушла на фронт. Средняя, Мария, готовилась для работы в тылу врага. Сама же Полина, проводив мужа на войну, оставалась в Москве.

Стали мечтать.

– Вот кончится война, - задумчиво произнес Гончаров, - вернусь домой, вооружусь шахтерскими доспехами и буду снова рубать уголек.

– А кто же вас из армии отпустит, - вступил в разговор я, - вы же политработник.

– Во-первых, в мирное время численность армии будет гораздо меньше, убежденно сказал Гончаров, - а следовательно, меньше будет потребность в командирах и политработниках. А во-вторых, я не кадровый военный. Если бы не Гитлер, может, и на действительную службу не призвали бы, выдавал бы себе уголек на-гора.

– Ну, не зарекайся, Иван Иванович. Вот кончится война, поступишь в академию и станешь видным военачальником или политработником крупного масштаба.

– Не-ет, - протянул Гончаров, - я горный мастер, понимаете, я шахтер, мое место там, на шахте угольной.

Мы продолжали мечтать о том, кто из нас где будет жить, работать, учиться после войны. Забегая вперед, скажу, что не сбылась мечта Ивана Гончарова, не вернулся он на шахту. Был тяжело ранен, попал в госпиталь. После выздоровления служил до 1949 года дежурным военного коменданта на одной из станций Московского железнодорожного узла.

За неторопливым разговором мы не заметили, как к дому подъехали двое. Привязав коней к изгороди, они вошли внутрь. Я, Гончаров, Джамолдинов и Мальцев последовали за ними. Это были разведчики, которых секретарь райкома партии посылал в Синие Липяги. В доме все спали. Люди лежали прямо на полу или сидели за столами, положив головы на руки. Дремали секретарь райкома, капитан милиции и остальные.

Вошедшие назвали секретаря по имени-отчеству. Он поднял голову:

– Ну что?

– В Синих Липягах - немцы. На улицах полно танков, орудий, автомашин.

– Хорошо, присаживайтесь, товарищи, подождем остальных.

Немного погодя прибыли все, кого посылал секретарь райкома. Люди докладывали, что в ближайших селах наших войск нет.

– Да, недобрые вести, - словно про себя заметил секретарь и задумался.

Было о чем подумать и нам. Где сейчас штаб батальона или полка? Куда идти? Карта у нас кончалась на Истобном. Мы не могли прикинуть дальнейший маршрут движения или хотя бы представить, где могли быть в это время полковой или батальонный штабы. Как стало известно позже, на западной стороне Дона к этому моменту подразделений нашего полка уже не было. "18 июля 1942 года по приказу полк вышел на восточный берег Дона и нес службу заграждения на рубеже Хоростевань - Коротояк", - говорится в донесении штаба 92-го погранполка тех дней.

Через шторы в комнату, где мы коротали время, пробился утренний свет. Кто-то погасил лампу, отдернул занавески. Проглянули очертания села. По черепичным и соломенным крышам домов скользнули лучи солнца. Замычала корова.

Старшина Городнянский пригласил нас завтракать. У сарая стояла наша повозка, а метрах в семидесяти от нее под раскидистой кроной тополей у походной кухни собрались бойцы. Чуть дальше, у колодца, умывались сержанты Пугачев и Векшин.

– После бессонной ночи неплохо освежиться и нам, - предложил Джамолдинов.

Холодная вода сняла сонливость. Потом старшина накормил нас пшенной кашей. Только мы позавтракали, как послышался гул мотора. Кто-то крикнул:

– "Рама" летит!

Разведывательный немецкий самолет прострочил по селу из пулемета, сделал круг и отвалил к Коротояку. Я дал команду старшине готовить людей к маршу, часовых с окраины села снять. За год войны мы хорошо изучили тактику врага: вслед за самолетом-разведчиком появлялись танки.

– Ну, что будем делать, старший лейтенант?
– спросил секретарь райкома.

– Думаю, скоро надо ждать танки, - отозвался я.

– Как скоро?
– переспросил секретарь райкома.

– Ну, в минутах не скажу, а скоро.

И действительно, не прошло и четверти часа, как за селом послышалась артиллерийская канонада, а затем окончательно стряхнул утреннюю тишину гул танковых моторов. Он приближался. Отчетливо стали слышны пулеметные очереди.

Наших войск западнее Истобного не было. Видимо, гитлеровцы устроили пальбу, завидев дзоты и траншеи, в которых не было ни одного человека. Такое случалось. Фашисты нередко бомбили или обстреливали пустые дороги, рощи, лощины, высоты. Как говорится, на всякий случай.

– Будем отходить, - сказал секретарь райкома. При дневном свете его лицо казалось бледно-желтым, уставшим.

– К Воронежу нам не пробиться, - заметил я.
– Лучше, наверно, на Коротояк. Там, говорят, есть мост через Дон.

– Пожалуй, удобнее идти к Дону через село Сторожевое, - посоветовал секретарь райкома.
– Оно нашего района. В нем рыболовецкий колхоз. Можно переправиться через реку на лодках.

Вначале шли полевой дорогой. Справа и слева простирались поспевающие поля пшеницы. Она хорошо укрывала нас от взора врага. Потом двинулись по глубокой лощине, пока не дошли до небольшой высотки с лесной посадкой. Солнце поднялось в зенит, палило нещадно. Хоть бы маленькое дуновение ветерка! Все в природе застыло, вымерло. На высоте в редком лесочке сделали короткий привал. Было хорошо видно, как через Истобное, поднимая клубы пыли, непрерывным потоком двигались немецкие мотоциклисты, бронемашины, танки, автомашины с пехотой. Все это растекалось по дорогам на Воронеж и Коротояк.

Покинув лесные посадки, мы час или полтора шли под гору и оказались в довольно глубоком овраге, заросшем камышом и кустарником. Овраг привел нас к небольшому селу, дома которого прилепились к берегу мелководной речушки. Это был хутор Россошки. Наши попутчики разошлись по домам. А нам следовало пополнить продовольственные запасы.

Июльская ночь коротка. Не успел сомкнуть глаз, как уже засветало. Дежурный по заставе тихо подал команду: "Подымайсь!" Быстро встали командиры отделений, без суеты построили своих подчиненных. Вперед выехал на повозке старшина. Сноровисто собрались и наши попутчики.