Черная-черная простыня (сборник)

– Положи ее на кровать! Отодвинься – дай глянуть! – стал командовать Петька.

– Ага, на кровать! Держи карман шире! На свою клади, умник! – отталкивая его, огрызнулся Филька.

Растрепанная потемневшая веревка казалась ему омерзительной. Уж где-где, а на своей кровати он не желал ее видеть. И как он только мог нести ее под рубашкой? А с другой стороны, был ли у него выход? Ведь эта веревка – единственное, что защищало от мертвеца. Если она не поможет, то вскоре они сами станут живыми мертвецами, и ржавая отравленная кровь потечет по их жилам, заставляя их вцепляться зубами и отравлять других жителей города.

– Это та самая? – полушепотом спросила Анька. Она не договорила, но Филька понял вопрос верно. Анька спрашивала: та ли это самая веревка, которую нашли на шее у утонувшего палача?

– Скорей всего да.

– Но там же не было на табличке написано, что это та самая веревка. И про палача ничего не было. Может, это веревка другого палача? Или просто веревка, на которой кто-то повесился.

– А вот этого я не знаю, – сказал Филька. – Но все равно другого выхода у нас нет. И потом, мне почему-то кажется, что это она и есть.

Анька быстро подалась вперед. В глазах у нее мелькнул привычный спорщицкий огонек, но сразу же погас. Должно быть, Иванова вовремя сообразила, что для всех будет лучше, если этот спор выиграет Филька.

– Но почему тебе так кажется? Почему? – только и спросила она.

– Потому что я ее нес, – с особым выражением ответил Хитров, не вдаваясь в иные подробности.

– А как мы накинем ее на вашего Красноглазого? – спросил Мокренко. – Лично меня того... не слишком тянет... Может, просто, типа, вывесим ее на дверях, чтобы не совался?

Хитров взглянул на Петьку без особого восхищения:

– Погоди, все не так просто! Нельзя показывать мертвецу веревку. Если палач поймет, что она у нас, раньше времени, то знаешь, чего будет?

– Чего будет?

– Вот и хорошо, что не знаешь: тебе же и лучше. Разорвет ее, сожжет огненным дыханием или просто провернется два раза, обернется в черную простыню и исчезнет, а потом появится, когда мы его не ждем.

– А как же тогда?

– Погоди. Сейчас соображу... – Филька оглядел комнату.

До чего же просто все всегда придумывается в фильмах ужасов – и проваливающиеся стулья, и чаны с кислотой, и тигры, выскакивающие из стенного шкафа, и развешанные на стенах двуручные мечи. Куда как сложнее устроить засаду в трехкомнатной квартире панельного дома, в котором слышно через пол, как чихает сосед сверху.

Но все же Филька придумал. Ведь недаром и отец, и дед, и прадед, и дед прадеда были у него Хитровыми. А такую фамилию, как известно, просто так, за красивые глаза, не дадут.

– Помоги отогнуть ковер! – велел он Петьке.

3

Ночь медленно наползала на город, нависала над ним тысячами черных и сиреневых стрел. Вначале потемнели и провалились полукруги арок, потом ночные тени поползли по первым этажам домов, и под конец только небо, потухая, еще сопротивлялось немного ночи. Но от темноты до полуночи было еще несколько часов. Время мертвого палача еще не наступило – и он лежал под своим камнем.

Эти несколько часов ожидания, предстоявшие им, были самыми тягостными. Сидеть и ждать, пока земля на могиле провалится и появится длинная фигура, завернутая в черную простыню.

– Как ты думаешь, почему раньше про него ничего не было слышно в городе? – спросила Анька. Филька повернулся к ней и слегка пожал плечами. Они сидели рядом на диване. Мокренко, как беспокойный медведь-топтун, бродил по комнате, не находя себе места. Он то брал какие-то вещи с Филькиного стола, то со вздохом ставил их обратно.

– Про мертвеца? Я много думал об этом. Должно быть, он мог выходить лишь на одну-две ночи в году и не способен был никому причинить вреда, пока...

– Пока ты не взял у него простыню?

– Да, а потом не вернул. Замкнулся какой-то круг. Выполнилось условие, при котором палач вновь мог обрести силу... И во всем виноват я, – сказал Филька.

– Нет, не только ты. И я тоже. Если бы не этот дурацкий спор, ты бы и на кладбище не оказался, – заявила Анька.

– Нет, я виноват! Простыню кто брал? А вернул кто?

– Нет, не ты! Мы вместе пошли ее возвращать, только потом я поняла, что этого делать не надо, а ты не понял.

– А ну, тихо! Хватит спорить! И без вас все в ушах жужжит, а вы еще: я – не я... Тьфу! – Мокренко, как скала, навис над ними. Его пухлая физиономия была перекошена.

Хитров почувствовал, что Петьке страшно, нервы у него на пределе и он лезет в бутылку.

– Хорошо, Петенька, мы не будем спорить. Только отойди, пожалуйста, и не загораживай нам лампочку, – проворковала Анька.

– Что? – взвился Петька. – Да я...

В этот миг дверца шкафа неожиданно затряслась. Внутри что-то застучало, запрыгало. Анька вскрикнула:

– Кто у тебя там?

– Не знаю, – сказал Филька, не отрывая взгляда от дверцы.

Звуки в шкафу не прекращались – они не были грозными или очень сильными, но зато настойчивыми. Кто-то или что-то определенно требовало, чтобы дверцу открыли.

– Надо открыть, – наконец решился Хитров. – Петька, бери клюшку! Мало ли что...

– А ты?

– Я гантель возьму... Раз, два, три...

Филька дернул дверцу. Соляные фигурки раскачивались и быстро перемещались по полке, скользя, точно по льду. Их прозрачные зубы щелкали, а руки, тонкие, точно нити, то вскидывались над головой, то в мучительной мольбе протягивались вперед.

– Ну все! С меня хватит! Сейчас я их!.. – Петька размахнулся клюшкой.

– Ты что... Что делаешь? Больной? Ты что, забыл, кто это? – Хитров повис у него на руке.

– Они рабы черной простыни, вот они кто... – буркнул Петька, но клюшку все же выпустил и отошел в сторону.

– Смотри, у тебя тут тушь какая-то стояла, они ее разлили и теперь будто пишут, – сказала Анька, внимательно наблюдая за странным перемещением фигурок.

Когда фигурки прекратили свой загадочный танец и вновь замерли, то стала видна надпись, темными разводами отблескивающая на полке. Следы туши гласили:

«МЕРТВЫЙ ПАЛАЧ ХОЧЕТ, ЧТОБЫ ВЫ ПРИШЛИ НА КЛАДБИЩЕ И ЖДАЛИ ЕГО У МОГИЛЫ!»