Черная Королева тамплиеров

Кася хотела было ответить, но пока подбирала слова, Манон продолжила:

— Вы совершенно забываете, что тревожить ее может оказаться опасным.

— Многовековое проклятие?

— Нет, скорее защита от праздного любопытства, — отстраненно произнесла Манон, и странным предостережением прозвучали следующие ее слова: — Все говорят о светлой стороне Черной Королевы и совершенно забывают темную, она и милосердная, и безжалостная. Впрочем, прародительница сущего, как и любая мать, не может быть иной, она должна уметь защищать то, что ей дорого.

Неловкое молчание зависло в комнате. Тишину прервала решительно вернувшаяся в разговор Екатерина Дмитриевна:

— Я согласна с Манон, у нас и без Черной Королевы забот хватает. Вот поэтому лучше оставить Королеву в покое и заняться более реальными делами, а сейчас, я думаю, мы и так злоупотребили вашим вниманием, Манон.

— Ничем вы не злоупотребили. — На этот раз Манон вновь стала воплощенной любезностью. — Наоборот, мне было очень приятно и интересно встретиться с вами. И кстати, Кася, если вам захочется, вы вполне можете поделиться со мной подробностями ваших поисков. Во всяком случае, меня это развеет.

Уже после того, как они, распрощавшись с хозяйкой, сели в машину, Екатерина Великая задумчиво произнесла:

— На твоем месте я бы не стала посвящать Манон в подробности чего бы то ни было.

— Почему? Ты ее в чем-то подозреваешь?

— Я никого ни в чем не подозреваю, и перестань играть в детектива! — раздраженно откликнулась та и всем своим видом дала понять, что разговор окон-чен.

Вечером, когда мать и дочь внимательно проверили замки на всех окнах и дверях и устроились перед печкой в малой гостиной, нетерпеливо затрезвонил Касин мобильник:

— Привет, Кирилл.

— Привет, как дела? — произнес в трубке несколько настороженный голос.

— Что-то случилось? — удивилась Кася непривычному тону любимого.

— Это у тебя следовало спросить, что случилось? — с возмущением проговорил Кирилл.

— Ты узнал об убийствах, — полувопросительно-полуутвердительно произнесла Кася.

— Да, узнал, — подтвердил тот, — и нельзя сказать, чтобы меня это обрадовало.

— Откуда ты узнал?

— Дело не в «откуда», а в том, что я предпочел бы все это узнать от тебя! — дал Кирилл волю своему гневу.

— Ну что я могла тебе рассказать, — осторожно начала девушка.

— А то, что ваш нотариус и племянник завещателя погибли не своей смертью при более чем странных обстоятельствах.

— Это ты имеешь в виду закрытую изнутри дверь? — вздохнула Кася. И это было известно ее дорогому, впрочем, вездесущие журналисты, как водится, не дремали. Один, хорошо им знакомый Оливье Симон, даже остановился в отеле, в котором погиб Марк Периго.

— Почему ты мне ничего не рассказала?

— Подумала, что незачем тебя беспокоить.

— И, конечно, как всегда решила, что не нуждаешься ни в чьей помощи?!

— Да я как-то об этом не задумывалась, — честно призналась Кася.

— Не задумывалась, а пора бы тебе начать задумываться! — передразнил ее Кирилл. — В общем, я сейчас же вылетаю из Сиднея в Сингапур и через день буду у вас, и не спорь.

— Я и не спорю, — обрадовалась Кася. В этот момент она подумала, что приезд Кирилла помог бы многое решить.

Они еще поговорили пару минут, потом объявили его рейс. Кирилл отправился на посадку. А Кася еще долго рассматривала затухающий в печке огонь. Посидев так минут двадцать, посмотрела на часы. Восемь вечера. После недолгого размышления она решила отправиться в библиотеку. Оделась потеплее, так как несмотря на то, что библиотека выходила на солнечную сторону, нагреться за короткий день она успевала не сильно, имелся, правда, переносной электрический радиатор, но от него толку было смехотворно мало. Все равно что греть бороду Деду Морозу. Девушка включила свет и стала внимательно рассматривать книжные полки.

Что она искала? На этот вопрос ответа у Каси не было. Просто пробегала глазами по более-менее истрепанным корешкам книг и пыталась понять закономерность их расположения. Неожиданно глаза выхватили сами собой: «История ордена тамплиеров». Подошла поближе. Книга была не одна. На полке расположилась целая коллекция по богатой и противоречивой истории ордена. Тут же рядом, к своему удивлению, Кася заметила: «Перечень Черных Мадонн Центрального Массива». Стала вытаскивать книги одну за другой, и неожиданно из томика «Крестовые походы и крестоносцы Средних веков» выпали сложенные вдвое листки бумаги. Девушка раскрыла и увидела знакомый почерк Фредерика. Поднесла бумаги к свету: шесть листов, заполненных легкими и убористыми строчками.

Страницы пронумерованы не были. По всей видимости, Фредерик записывал вразброс все идеи, приходящие ему в голову. Устроившись в глубоком кресле и набросив на ноги шерстяной плед, Кася принялась за чтение:

«Сегодня думал об изначальном противоречии, заложенном в самой идее создания орденов монахов-рыцарей. Действительно, раньше никогда не задумывался над тем, что убийство в христианстве было запрещено. Христиане отличались от язычников уже тем, что отказались от жертвоприношений. Их Бог не просто не нуждался в крови как в доказательстве веры, он отрицал ее. Первичное, ортодоксальное христианство Отцов Церкви осуждает любую форму насилия. Убийство — трагическое следствие первородного греха. Непротивление злу — краеугольный камень. Отвечая на насилие насилием, христианин мог только умножить зло, а следовательно, обречь собственную душу на вечные муки. Это-то все хорошо, но каким образом тогда объяснить соединение несоединимого: монашеского и воинского обетов. Монах, посвятивший свою жизнь Богу, и убийца? Задача непростая».

Кася на минутку оторвалась от листков и усмехнулась. К эквилибристике церкви было не привыкать. Понадобились деньги на строительство собора Святого Петра и придумали продавать индульгенции, за весьма разумную плату обещающие беззаботную загробную жизнь. Вспомнила байку про пройдоху-рыцаря, предусмотрительно купившего индульгенцию и не сходя с места обобравшего до нитки монаха-продавца VIP-билетов на тот свет. При таком подходе соединить «не убий» и «убий» в одной сборной солянке было проще простого. Она вернулась к чтению.

«Ради интереса проследил, как справились с этой задачей. На самом деле она оказалась сложнее, чем я себе представлял. Во-первых, с идеей создания подобных орденов согласились не все. Даже идея защиты Святой земли от нечестивцев не срабатывала. Некоторым наивным богословам хоть кол на голове теши, «не убий», и все тут! Действовали медленно и терпеливо. Сначала ввели термин «войны праведной», должной служить восстановлению справедливости и защите слабых. В такой войне необходимость была и в связи с Крестовыми походами, и с разгулявшимися по самой Европе целыми шайками рыцарей-разбойников. Вообще, если задуматься, церковь сыграла в данном вопросе огромную миротворческую и цивилизаторскую миссию. Она сеяла добро. Но добро, как известно, должно быть с кулаками. Такими кулаками и стали монашеские рыцарские ордена, подчинявшиеся Папе и служащие интересам церкви».

«А почему Фредерика так интересовало, каким образом католическая церковь сумела соединить вооруженную борьбу и монашеский обет?» — задала себе Кася закономерный в данных условиях вопрос и продолжила проглядывать найденные записи.

«Интересно, но окончательный выход из положения снова нашел Святой Бернар. И снова он, Святой Бернар! Во всей истории ордена ему, пожалуй, принадлежит самая важная роль (Кася обратила внимание, что имя святого было несколько раз подчеркнуто). Именно его перу приписывают устав ордена, именно он дал благословение ордену и организовал ему такую рекламу, что рыцари валом повалили, а пожертвования потекли рекой. И именно он, наконец, сумел соединить несоединимое «не убий» и «убий во имя…». Он просто расставил точки над «i». Главное не оправдание насилия во имя святой и справедливой войны. Насилие остается насилием. Но самое важное, он дал католической церкви совершенно новое видение мистерии смерти. Во время войны монах-рыцарь не просто не должен бояться смерти, он должен искать ее. Ибо именно она — конечный итог его усилий, символ его желания, именно она дает то, что жизнь дать не может: встречу с Богом. Поэтому самое главное, сражаясь, не убивать, а погибнуть самому. Именно в этом Святой Бернар коснулся самого сокровенного в самой идее Крестовых походов: для многих путешествие в Святую землю было дорогой в один конец. Они стремились к одному: увидеть Иерусалим, коснуться могилы Христа и умереть. Жизнь была скоротечна, мимолетна и полна превратностей, смерть была вечной… Как древние египтяне, всю свою жизнь готовившиеся к смерти, средневековые люди были готовы пожертвовать земным ради прикосновения к вечности!»