Черная магнолия

Николай Александрович гордо расправил грудь. Жизнь ста восьмидесяти миллионов верноподданных на одной шестой части земной суши всецело зависела от него. Империя становилась крепче день ото дня. Европа и даже далекая Америка с опаской посматривали на огромную державу. И если к бакинской нефти, уральскому чугуну, сибирскому лесу и южно-российскому зерну за рубежом давно привыкли, то понимание того факта, что Россия выдвинулась на первое место в мире по производству дизелей и тяжелых четырехмоторных самолетов, на западе вызвало шок. Повсеместно возникали новые заводы и фабрики. Для многих государств золотой червонец являлся самой предпочтительной валютой. Государство с тысячелетней историей окрепло настолько, что могло позволить себе масштабную военную реформу: от повсеместного введения нового солдатского обмундирования до создания авиационных отрядов. Кто бы мог подумать, что эта темная в недавнем прошлом крепостная страна сумеет достичь таких невероятных успехов и — чем черт не шутит! — грозит теперь поглотить не только отсталую Османскую империю, но и подчинить себе передовую Европу. И стародавняя мечта Екатерины II о православном Константинополе могла наконец стать явью. А ведь еще совсем недавно помазанник Божий был вынужден выслушивать многочисленные наставления своих царственных дядей. Каждый из них полагал своим долгом поучать молодого Государя. И всем чего-то от него было нужно. Николай Николаевич мнил себя великим военачальником. Алексей Александрович — флотоводцем. Сергей Александрович считал, что московская губерния — его собственное имение. Владимир Александрович зорко следил за развитием театров, художественными выставками и деятельностью писателей. Все они считали себя непререкаемыми авторитетами в своих областях и без особого энтузиазма позволяли Государю вмешиваться в контролируемые ими сферы. В результате произошло то, что должно было случиться: позорное поражение в русско-японской войне и беспорядки 1905 года. Волна восстаний городского населения прокатилась по всей стране. И только славный Петр Алексеевич Столыпин сумел вывести страну на верную дорогу. Но и его убили. Бунтовщики ликовали. Как сообщал директор Департамента полиции, один молодой социал-демократ, узнав о смерти председателя правительства, пришел в такой неистовый восторг, что на радостях вытащил из кармана браунинг и выстрелил в затылок проходящему мимо околоточному надзирателю. А потом долго хохотал… «Господи! Неужели именно такой свободы они хотят? Безнаказанно убивать, насиловать, грабить? — мысленно возмутился император. — Ведь даже студенты — будущее страны, а как вели они себя, эти базаровы, и трофимовы, в феврале девятьсот первого в Петербурге, Москве и Харькове? Доставленные в манеж на Моховой молодые лоботрясы развлекались не только хоровым пением и антиправительственными речами, но и на глазах у всех бессовестно предавались групповой любви со случайно задержанными проститутками».

Одолеваемый невеселыми мыслями Николай Александрович не заметил, как судно пристало к молу. С мачты спустили императорский штандарт, и в ближайшей церкви Святого Александра Невского раздался колокольный звон — верный знак того, что Его Императорское Величество Государь Император с августейшим семейством изволили покинуть яхту и отбыть.

II

Ардашев, Новгородцев и Аристарх Рюрикович Яблонский — сотрудник частной конторы недвижимости «Ненароков и К°» — оказались именно теми счастливчиками, мимо которых должен был последовать Государь.

— Вот-вот, господа, еще минутку, и они появятся, — тараторил Яблонский — полный мужчина средних лет со шкиперской бородкой и бегающими веселыми глазами. Посланный по поручению своего хозяина сопроводить заезжих покупателей до дома продавца двух дач Яблонский говорил без умолку. Казалось, он знал подробности отвода каждого земельного участка и стоимость любого здания. Сыпал фамилиями титулярных и коллежских советников, получивших ту или иную взятку за выдачу разрешения на возведение строения.

И только аккорды народного гимна, сыгранные оркестром по случаю прибытия Государя, заглушили его трескотню. Тут же раздались отдаленные раскаты «ура!», подхваченные тысячами восторженных голосов. Со стороны мола показались первые экипажи царского кортежа.

— Обратите внимание, господа, — бросился объяснять Аристарх Рюрикович, — впереди едет наш губернатор — граф Апраксин. За ним в экипаже стоит начальник ялтинской полиции Гвоздевич, а дальше, вон там, Думбадзе — начальник ялтинского гарнизона.

Через несколько секунд на набережной возникла открытая, запряженная парой великолепных лошадей коляска. В ней восседали Государь и Государыня. Благодаря тому, что лошади шли мелкой рысью, августейшую семью было хорошо видно: Николай Александрович сидел рядом с Александрой Федоровной, а впереди — цесаревич Алексей и великая княжна Ольга Николаевна. Царь с супругой поклонами отвечали на приветствия восторженной публики. Гремел оркестр.

— Смотрите-смотрите, — воскликнул комиссионер, — а следом едут их дочери: великие княжны Татьяна Николаевна, Мария Николаевна и Анастасия Николаевна с фрейлиной Тютчевой. А за ними, если я не ошибаюсь, — министр императорского двора барон Фредерикс, ну и, вероятно, дворцовый комендант, а вот кто остальные — сказать затрудняюсь, — извинительным тоном проговорил Яблонский, будто знание придворных чинов являлось обязательным для посредника по продаже недвижимости.

— Далее следуют генерал-адъютант Дедюлин, флаг-капитан, генерал-адъютант Нилов, генерал-майор свиты князь Орлов, флигель-адъютант Дрентельн, — невозмутимо продолжил список Ардашев.

Сопровождающий округлил от удивления глаза и осведомился:

— Вы, верно, при дворе служили?

— Нет, — рассмеялся Ардашев, — в номере под ножкой тумбочки я обнаружил туго свернутую страницу прошлогоднего выпуска «Русской Ривьеры» за двадцать первое сентября. Там я и прочел о приезде Государя в Ялту по случаю постройки нового Ливадийского дворца. А фамилии запомнились сами собой. Однако вижу, что с того самого времени ничего не изменилось. И кортеж тот же, и церемония повторяется.

— Вы правы, — повеселел Яблонский. — Но в этом нет ничего удивительного. Церемонии двора не меняются столетиями. А нам надобно идти. Повернем на Екатерининскую, а оттуда уже на Виноградную.

Миновав трехэтажную гостиницу «Санкт-Петербург», построенную в стиле итальянского ренессанса, Яблонский повел клиентов вверх по улице. За Курзалом располагалась публичная библиотека. Доктор невольно повернул голову в сторону ее входных дверей, из которых показался офицер в полковничьей форме и с картонной папкой в руках.

— Николай Петрович! — обрадованно воскликнул военный.

— Надо же! — расцвел гиацинтом Нижегородцев. — Вот уж не ожидал тут вас встретить!

— А вы, я смотрю, и здесь неразлучны с Климом Пантелеевичем! И каким же ветром вас сюда занесло?

— Ставропольским, — отшутился Ардашев.

После рукопожатия доктор поинтересовался:

— А вы вроде бы в Москву собирались?

— Был и там, но пришлось ехать сюда… Что поделаешь — служебная надобность. А вы, я вижу, без своих половин следуете…

— Мы, Василий Ильич, тут тоже по сугубо важным делам, — с едва слышимой иронией проговорил врач, — во-первых, только что мы встретили Государя, а во-вторых, собираемся приобрести в Ялте два небольших, но вполне уютных домика, где надеемся коротать время в старости — она ведь не за горами. А вы где проживаете?

— Вот те на — о старости заговорили! А как же ваши знаменитые расследования? — вскинул от удивления брови офицер. — Вы же, Клим Пантелеевич, без них со скуки умрете!

— Займусь сочинительством, — махнул рукой Ардашев. — Кстати, Василий Ильич, а как насчет того, чтобы вечерком расставить пирамидку? Можно хоть здесь, — он указал на дверь Клуба с изображением двух перекрещенных бильярдных киев.

— Рад бы, — тяжело вздохнул полковник. — Но мне предстоит подготовиться к одной очень важной аудиенции. — Он на секунду задумался: — А давайте сделаем вот что: вы сообщите мне, где вы поселились, а я, как только немного управлюсь со своими заботами, сразу же вас отыщу. Идет?

— Хорошо. Мы остановились в «России». Я в двенадцатом, а Николай Петрович в тринадцатом номере.

— Вот и договорились. Не буду вас задерживать. Честь имею.

— До встречи, — присяжный поверенный проводил удаляющегося полковника внимательным взглядом. Повернувшись к Нижегородцеву, он тихо спросил: — А вы не находите, что Левицкий несколько скрытен?

— Да. Так и не сказал, где квартирует.

Забытый всеми Яблонский безропотно ждал в сторонке, заложив руки за спину.

— Вы уж простите нас, Аристарх Рюрикович, что мы вас задержали, — извинился Клим Пантелеевич, — далеко еще?

— Мы почти у цели, — объяснил комиссионер, — вот за поворотом налево — «Общество взаимного кредита», а рядом — усадьба господина Илиади.

Пройдя десять саженей, он остановился у массивной двери дома с четырьмя колоннами и нажал на пуговку электрического звонка. Вскоре отворилась дверь, и на пороге появилась прислуга: