Черная метка
Шрифт:
– Во сколько примерно он исчез?
– Где-то между шестью и шестью пятнадцатью. О Господи, не могу поверить: ведь когда я подъехала к магазину, она была там. А если он тоже там был? Если бы я только знала!.. Не могу не думать о том, что должна была что-то заметить.
– Роза, ты не могла ничего знать заранее, если только ты не цыганка с хрустальным шаром, – сказал ей Марино.
Она глубоко, прерывисто вздохнула и плотнее завернулась в халат.
– Никак не могу согреться, – произнесла она. – Ким была такой славной девушкой.
Она опять замолчала,
– Она никогда и никому не грубила и прилежно работала. Как с ней могло случиться такое?! Она хотела стать медсестрой. Хотела помогать людям! Помню, она беспокоилась, что так поздно ночью остается одна в магазине. Я тоже подумала об этом, когда приехала во вторник вечером, но так ничего и не сказала...
Голос Розы сорвался, словно упал с высоких ступенек. Я подошла к ней, встала на колени и прижала к себе.
– Это напоминает мне болезнь Сасси, когда она стала такой вялой, а я подумала, она съела что-то не то...
– Все хорошо, Роза. Все будет хорошо, – приговаривала я.
– А оказалось, что она проглотила кусочек стекла... У моей малышки открылось внутреннее кровотечение... А я даже не подозревала.
– Вы не знали об этом. Ведь нельзя знать все. – Я тоже ощутила приступ печали.
– Если бы я сразу отвезла ее к ветеринару... Никогда не прощу себя за это. Моя маленькая девочка сидела в клетке в наморднике, и какое-то чудовище ударило ее и сломало нос... на этих проклятых собачьих бегах! А потом я заставила ее страдать, и она умерла!
Она бессильно оплакивала свою потерю и жестокость, царившую в мире. Я держала ее сжатые кулачки в своих руках.
– Роза, послушайте меня, – сказала я. – Вы спасли Сасси от адских мук, как спасали многих других. Вы ничего не смогли бы для нее сделать, так же как были бессильны что-либо изменить, когда заехали купить печенье. Ким была мертва. Мертва уже несколько часов.
– А что насчет его? – воскликнула она. – Вдруг он еще был бы в магазине и вышел, когда я подъехала? Ведь он тоже убил бы меня, правда? Застрелил и выбросил куда-нибудь, как мешок с мусором. А может быть, издевался и надо мной тоже?
Она в изнеможении закрыла глаза, не замечая стекающих по щекам слез. Безвольно осела, ужасное напряжение спало. Марино наклонился и коснулся ее колена.
– Ты должна нам помочь, – произнес он. – Нам нужно знать, почему ты считаешь, что твой преследователь и убийство могут быть связаны?
– Вы переночуете у меня? – спросила я.
Глаза Розы прояснились, к ней постепенно возвращалось самообладание.
– А машина, которая остановилась за моей на месте убийства? Почему он не начал меня преследовать задолго до этого? – спросила она. – А сигнализация, которая сработала через час или полтора? Разве это не удивительное совпадение?
– Конечно, удивительное, – сказал Марино. – Но у меня в работе случалось много совпадений.
– Я чувствую себя идиоткой, – пролепетала Роза, глядя на руки.
– Мы все устали, – вмешалась я. – У меня в доме много комнат...
– Благодаря вам мы можем схватить малыша Чака за
кражу наркотиков, – заметил Марино. – Ничего идиотского в этом нет.– Я останусь здесь и лягу спать, – наконец проговорила Роза.
Пока мы спускались по лестнице и шли к стоянке, я продолжала думать о том, что она нам сообщила.
– Послушай, – сказал Марино, отпирая машину, – ты знакома с Чаком намного дольше, чем я, и знаешь его намного лучше, что тебя совсем не красит.
– Ты собираешься спросить, не он ли в арендованном автомобиле следил за нами? – догадалась я, когда мы выезжали на Рэнди-Тревис-стрит. – Ответом будет "нет". Он подлец. Он лжец и вор, но трус, Марино. Чтобы следовать за кем-то с включенным дальним светом фар, требуется немало самонадеянности. Кто бы ни ехал в той машине, он очень уверен в своих силах. Он не боится, что его поймают, так как считает себя слишком умным.
– Ты вроде как даешь определение психопатической личности. И теперь я начинаю беспокоиться. Черт побери. Не хочу даже думать о том, что парень, который прикончил Люонг, следил за вами с Розой.
Дороги снова подмерзли, и неосторожные ричмондские водители то тут, то там скользили юзом. Рация Марино работала, постоянно сообщая об авариях.
– Когда ты собираешься вернуть эту штуку? – спросила я.
– Пусть сами приходят и забирают, – ответил он. – Я ничего не собираюсь возвращать.
– Вот и молодец.
– Самое сложное в расследовании то, – сказал он, – что в нем не бывает ничего однозначного. Детективы стараются связать столько фактов, что к тому времени, когда преступление раскрывают, они могут написать биографию жертвы. Половина обнаруженных связей никуда не ведет. Например, муж поругался с женой. Она со злости уходит из дома, ее крадут со стоянки супермаркета, насилуют и убивают. Причиной послужила не ссора с мужем. Может, ей так или иначе нужно было в магазин.
Он свернул к моему дому и остановил грузовик перед крыльцом. Я пристально посмотрела на него.
– Марино, чем ты собираешься зарабатывать на жизнь?
– Как-нибудь заработаю.
Я знала, что это была неправда.
– Ты некоторое время мог бы помогать мне в качестве следователя, – предложила я. – Пока не разрешится проблема с отстранением от работы.
Он молчал. Пока в полиции работала Брей, эта проблема вообще могла не разрешиться. Отстранение от работы без сохранения содержания было лишь способом заставить его уйти в отставку. Если бы он это сделал, Брей удалось бы убрать его с дороги, как Эла Карсона.
– У меня есть две возможности взять тебя на работу, – продолжала я. – С оплатой за каждое расследование, в этом случае будешь получать по пятьдесят долларов за...
– К черту пятьдесят долларов, – фыркнул он.
– Или взять на неполный рабочий день. В этом случае мне нужно будет в конце концов заявить о вакансии и тебе придется подавать заявление наравне со всеми остальными.
– Не принимай меня за идиота.
– Сколько ты сейчас зарабатываешь?
– Около шестидесяти двух тысяч плюс премиальные, – сказал Марино.