Чёрная метка

Но так или иначе – бой был проигрышный. И все, кто делал крупные ставки, были очень разочарованы. А вместо ожидаемой крупной прибыли в несколько миллионов бой принес всего 300 тысяч долларов. Еще одна такая касса – и всё, лавочку можно будет закрывать…

– Ты расстроен? – спросила девушка, наблюдая, как он хмурится.

Он окинул ее внимательным взглядом. Сколько же в ней нежности… И она совсем не изменилась, несмотря на то, что прошло столько лет! Те же детские черты лица, тот же наивный взгляд светло – серых глаз… Раньше этот трогательный взгляд приводил его в трепет, а теперь… Теперь – приводил в ярость. Дура, непроходимая дура! Как же можно быть такой… такой…

Девушка нежно провела рукой по его лицу.

– Мне так жаль, что ты расстроился. Как бы я хотела все исправить…

– Ничего страшного! Все исправится в другой раз.

– Я бы все для тебя сделала – только чтобы ты не сердился!

Он улыбнулся краешком губ, как всегда. Затем нежно привлек ее к себе… Потом он вновь вернулся к деловому тону. Краткие моменты любви, все еще случавшиеся между ними, больше не значили для него ничего. Его внимание больше занимали потерянные деньги, чем ее тело, но он был слишком умен, чтобы это показать.

– Как он?

– Хуже, – на глаза девушки навернулись слезы, – почти не выходит из своей комнаты, отказывается от еды… Кажется, ему становится все хуже.

– Пустое! Покапризничает, и все это пройдет.

– Ты думаешь?

– Я уверен! Я сейчас пойду к нему.

– Ты не задерживайся сегодня надолго.

– С чего вдруг?

– Мне надо с тобой поговорить. Это очень серьезно!

– Ладно. Я постараюсь, – но, выйдя в длинный коридор, ее слова тут же вылетели из его головы.

Когда-то это квартира была коммунальной. Когда он познакомился с ней. Здесь жили еще 7 или 8 семей. Со временем он выкупил ее всю, сделал дорогой современный ремонт. Квартира больше ничем не напоминала свое прошлое, но все равно он не любил здесь бывать. Когда он в нее входил, на него словно веяло духом старой вонючей коммуналки, где над кастрюлей борща сушились чьи-то порванные носки. Он провел свое детство точно в такой квартире. И это отчасти повлияло на то, кем он стал, когда вырос. Несмотря на то, что он не терпел эту квартиру сам, из какой-то злобной прихоти он заставил их двоих жить здесь, запретил уезжать, покидать квартиру. Почему – он не мог объяснить и сам. Хотя время от времени девчонка ныла, что для двоих восемь комнат – это слишком много. Но он пропускал ее нытье мимо ушей, так как давным-давно переписал эту квартиру на себя.

Выходя в коридор, он обернулся: девушка стояла и внимательно смотрела ему вслед, и было в лице ее что-то такое… такое… Непредвиденное, что ли. Словно вдруг, за одну секунду, она взяла и вырвалась из-под его власти. И на эту длю секунды ему стало страшно.

Но он тут же успокоил себя – нет, это невозможно. Такое никогда не произойдет. Он давно уже подчинил ее себе, своему властному контролю. К тому же, у нее слабый характер. И ее так просто держать в жесткой узде.

Задумав познакомиться с ней из корыстных побуждений, он готовился к трудной, почти невыполнимой задаче. Но приручить ее оказалось невероятно легко. Девчонка влюбилась в него по уши, на всю жизнь став податливой, мягкой глиной в его руках. Эта мягкость и способствовала тому, кем он стал. В последнее время он стал испытывать даже раздражение: прояви тогда, давно, эта дура хоть чуточку твердости, обладай она более сильным, даже раздражительным характером, и он не превратился бы в монстра… Но – чего нет, того нет.

И с раздражением выбросив из головы ее странный взгляд (что еще возьмешь в этой дуры), он вышел в коридор, с тревогой думая о том, что ему сейчас предстоит.

4

В комнате было очень душно, а опущенные тяжелые шторы еще усиливали ощущение мрака. В комнате было так темно, что он не сразу заметил фигуру, неподвижно сидевшую в кресле у стены.

В самый первый момент ему показалось, что старик задремал. Его узловатые руки были неподвижно сложены на коленях, а во всей фигуре было столько умиротворения и покоя, сколько не было никогда. Несколько секунд он со страхом смотрел на застывшего старика (а вдруг не спит? Вдруг…), но очень скоро разглядел, как вздымалась под халатом его щуплая грудь. Старик был жив. Он спал.

Спал? Никогда прежде он не видел старика в таком состоянии. Он привык к его лихорадочной подвижности – в чем-то сродни ему самому. Глаза, горящие ослепительным блеском, постоянно жестикулирующие руки, невозможность усидеть на одном месте, вечная увлеченность всевозможными проектами – все это отчетливо отложилось в его памяти, а сейчас… Сейчас перед ним, в темной комнате, словно был совсем другой человек. К тому же (он вдруг вспомнил это четко и ясно), старик не носи дома халат! Он никогда не видел его таким. Именно тогда в сердце его, леденяще, скользкой змеей вполз страх.

Он резко шагнул к окну, с треском раздвинул шторы. Одно окно, второе… Знакомую комнату сразу заполнил ослепительный солнечный свет.

Знакомую? Старик не шевельнулся, не сдвинулся с места в продолжение всех этих, довольно громких, манипуляций. Тогда он понял: и в комнате что-то было не так.

Оглядевшись внимательней по сторонам, он понял, что именно. И это открытие еще больше усилило его страх. Он привык к беспорядку, который вечно царил в кабинете старика. На диване всегда беспорядочной кучей были свалены груды какой-то ненужной одежды. Кресло было придвинуто вплотную к стене, и покрыто кучей старых газет. Письменный стол был полностью погребен под кучей всевозможных бумаг, под которыми едва можно было разглядеть старый компьютер. На втором столе высилась такая батарея пробирок, химикатов, всяческой непонятной аппаратуры, что к нему страшно было даже подойти. Такой беспорядок был естественным в этом комнате, он уже к нему привык – так привык, что всегда воспринимал как должное…

Сейчас ничего не было. Неизменными остались лишь высокие стеллажи с книгами, но книги и без того всегда содержались стариком в идеальном порядке. В комнате было убрано, пол чисто вымыт, и беспорядок исчез. Исчез – полностью. Письменный стол имел холодный, «не живой» вид. Пробирки, химикаты, аппаратура – все было строго распределено по местам. Газеты, тряпье, всяческий ненужный хлам полностью исчезли из этой, ставшей совсем не жилой, комнаты. Помещение сразу приобрело безжизненный, казенный вид.

– Да проснешься ты наконец! – громко произнес – в сердцах, и слова его словно тяжело повисли в этой комнате, где все стало его пугать.

– Я не сплю, – голос тоже прозвучал безжизненно – не так, как звучал всегда.

– Что происходит?! Ты можешь мне объяснить, что происходит?

– Не кричи! Я слишком устал.

– От чего устал?

– От тебя. От твоего голоса. От жизни. От всего.

– Так, понятно. Очередная демонстрация?

– Нет. В этот раз – нет.

– Ты болен?

– Что ты хочешь? Говори, с чем пришел, и покончим на этом.

– А халат? Почему – халат?

– Я же сказал, что устал. Разве я не заслужил право ходить в халате?

Слушая странные слова старика, он издал неопределенный горловой звук, похожий на всхлип… Ситуация начинала нравиться ему все меньше и меньше. Но старик делал вид, что ничего не замечает.

– Информация о зверских собачьих боях попала в Интернет, – голос старика по-прежнему не излучал жизни.

– Ну и что? Это только лишняя реклама!