Черная радуга

– Полагаю, ты пытаешься мне что-то сказать, но для меня это звучит так, словно ты не говоришь по-английски.

Он закатил глаза и наклонился ко мне, сидя на самом краю своего кресла, будто собирался раскрыть секрет. – Сколько тебя знаю, Леви, тебя всегда привлекала сила. Неважно касается ли это автомобилей, домов, дел, женщин… ты не ищешь сломленных людей. Все сломлены в какой-то степени, и мы все имеем дело со своими собственными неудачами. Разница заключается лишь в том, как мы справляемся с ними. Ты любил Одиль, поскольку даже после смерти ее матери она ходила с гордо поднятой головой. Она занималась волонтерством, вносила свой в клад в общество, и в то же время успевала учиться. То же самое относится к Теи. С матерью как у нее, у меня нет никаких сомнений, что у нее было адское детство. Затем ей пришлось воспитать свою сестру. Она работала не покладая рук в одной из лучших школ в стране, и узнав о том, что ее отец был несправедливо обвинен, не сломалась. Тея не сдалась. Вместо этого она решила стать адвокатом. Тея, безусловно, является одним из самых сильных людей, которых я знаю, и нет ничего постыдного в том, чтобы быть привлеченным этим. Почему сейчас ты стал слушать слова своей бывшей жены, остается вне моего понимания.

– Тристан, по этому поводу… – я не знал, что еще сказать.

– Ты же знаешь, что нам придется заставить Одиль дать показания. Она что-то знает… Одиль тоже причастна.

– Вопрос в том, почему она не говорит нам правду?

Я задумывался об этом более тысячи раз, и все еще не пришел к окончательному мнению. Мне в голову приходили лишь худшие варианты.

– Она могла злиться на свою мать за разрушение их семьи, – сказал я, предложив идею.

– Ей было одиннадцать или двенадцать? Я могу понять, почему она злилась, но теперь, став взрослой, позволять мужчине оставаться в тюрьме, когда она знает что все иначе? Она не может ненавидеть ее так сильно.

– Ладно, тогда она блокировала воспоминания. Не желая помнить, что на самом деле произошло, Одиль мысленно поместила воспоминания о случившемся в коробку и заперла ее. Она не хочет возвращаться к этому, поэтому притворяется?

Он кивнул.

– Хорошо. Давай предположим, что так. Она не первый ребенок, который узнает, что у одного из ее родителей имеется роман. Опять же Одиль является эмоционально достаточно зрелой, чтобы, по крайней мере, теперь принять все это. Я могу понять, если бы она устроила разнос своему отцу или не разговаривала с ним, но блокировать воспоминания из-за такого? Такое явление, как правило, случается только когда в это замешана тяжелая психологическая травма…

Я молчал, так же как и он; наши глаза встретились, когда мы оба пришли к очевидному выводу.

– Травма, возникающая оттого, что ты видишь убийство своей матери? – я закончил говорить за него.

– Она видела, что произошло, но не была убита сама? Если бы я собирался убить светскую личность, и знал, что ее дочь находится рядом, то либо убил бы ее ребенка тоже, либо использовал бы ее для выкупа, – заявил он.

– Она знала убийцу!– сказали мы одновременно.

– Или, – Тристан замолчал, посмотрев мне прямо в глаза.

– Или?– я не мог уловить ход его мыслей.

– Чтоб меня, но что, если она совершила это, – сказал медленно он.

Мне необходимо осознать его слова, но это просто не укладывается в моей голове. – Тристан, она была десятилетним ребенком.

– Вот именно! Мать использовала ее в качестве прикрытия для романа. Это могло спровоцировать Одиль. Мы видели, как дети намного моложе ее совершают точно такие же поступки, которые просто кажутся неправдоподобными. У ее матери имелись наличные в те выходные. Она могла переодеться, вызвать такси и отправиться домой.

– Тристан она должна быть социопаткой.

Он посмотрел на меня, не сказав больше ни слова.

– В любом случае, – я замолчал, мысль об этом вызывает у меня отвращение. – Тебе придется поговорить с ней. Она не станет слушать ни одного слова, слетевшего с моих губ.

Прямо сейчас она ненавидит меня больше, чем кого-либо еще во всем мире…

– Все это бесполезно, пока мы не добьемся повторного рассмотрения дела. Я собираюсь отправиться домой и увидеть свою жену, – Тристан встал и обернулся. – Когда увидишь Тею, пожалуйста, не занимайся этим в конференц-зале, нам все еще придется работать там.

– Я не увижу ее.

– Конечно, а голодающий мужчина не станет есть, если перед ним окажется банкетный стол. Увидимся через несколько часов.

Он ушел.

1:15.

Она нуждается в пространстве.

1:32.

Вдобавок, все сложно. Теперь еще я стал адвокатом ее отца. Но с другой стороны, когда у нас все не сложно?

1:46.

Ей лучше не находится здесь до сих пор.

1:57.

Она не может все еще находиться здесь.

Я встал и поставил гитару у кресла. Выйдя из офиса, заметил свет в конференц-зале. С каждым шагом ощущал, как грудь все сильнее сжимается, а в ушах начал появляться звон. Я прекрасно понимаю, что это плохо кончится, но продолжаю идти, пока не оказываюсь почти у двери.

Тея стоит спиной ко мне, уставившись на временной график на окне. Мы сильно заполнили его на прошлой неделе фотографиями и заметками. Довольно скоро будем не в состоянии увидеть городской пейзаж, вид которого открывался из него.

– Гхм! – простонала она, положив руки на голову и опять посмотрев из одного конца в другой.

– Иди домой, – сказал я, и она вздрогнула.

Она не повернулась.

– Как твой профессор и руководитель данного дела, я говорю тебе, иди домой. Ты не будешь полезна для меня, если лишишься сна.

– Кто бы говорил, – сказала она и наконец-то повернулась ко мне. – Я всего лишь невысокого расположения студентка, ты же ведущий адвокат, и как дочь твоего клиента думаю, тебе следует поспать.

– В один момент ты дочь клиента, в следующий – уже адвокат, студентка или моя девушка… моя любовница. Ты женщина со слишком многими гребаными личностями, я не успеваю реагировать.

– Я – дочь клиента, адвокат и студентка. Я была однажды твоей девушкой… твоей любовницей. А теперь, я ухожу. Спокойной ночи.

Она одела свою обувь и повернулась, чтобы взять пальто, перчатки и шарф. Но когда подошла к дверному проему, я поставил руку, преградив ей путь.

– Леви, отойди.

– Я не могу, – сказал честно. – Я сейчас здесь, поскольку не хочу быть дома без тебя…

– Леви, пожалуйста, не…

– Ты вошла в мой дом, выпила мое вино и сказала, что ты со мной. Ты сказала, что останешься и перестанешь убегать, что мы взрослые люди. Затем ты поменяла решение и все оборвала. Ты оставила меня, и я должен просто опустить руки и смириться?

Она повернулась, не встречаясь со мной взглядом. – Да. Поскольку в этом твоя вина. Ты обманул меня.

– Тогда накажи меня каким-нибудь другим способом, – сказал я и подошел к ней, тем самым вынудив посмотреть на себя. – Да, я солгал. Я не был уверен, что думать обо всей ситуации и единственное, что знал, так это то, что хотел тебя. Я все еще хочу тебя… и знаю, что ты все еще хочешь меня…