Черная река. Тоа-Тхаль-Кас

У дальнего берега какое-то движение. Это пять карибу, отставших от стада. Иногда они забредают в здешние края. Самка с годовалым телком, за ней еще одна, тоже с телком, и молодой самец. Походка у них враскачку, точно у модницы, которой пришлось бежать в узкой юбке. Кормятся они лишайниками вдоль тропы, ведущей к горным пастбищам, куда пробираются на свадебный сезон.

Я подъехал было к вытекающему из озера ручью, который у Чайни-Фолз впадает в Черную, — надеялся, что по нему пройду назад к нашей стоянке, — но идти вдоль берега гнедому оказалось слишком трудно. Пришлось вскарабкаться к юго-западу, на склон, поросший лесом, где коню было легче ступать. В лагере я расседлал его и пустил пастись. Вскоре появились и Слим с Чарли.

— Ничего там почти уже не осталось, — доложил Слим. — Штук пять ям, несколько наконечников для стрел валяется. На холме видели трех гризли, к западу от лощины, куда ты спускался. Да вот еще голец утоп. — Он поднял из байдарки десятифунтовую рыбину.

— Я о рыбе уже думать не могу. Куда его девать?

— Отдадим орланам.

Мы подгребли к скалам, где было орлиное гнездо, раскроили рыбу пополам и кинули на камни так, чтобы было видно из лагеря. Весть о банкете разлетелась мгновенно. Первой прилетела лазутчица-ворона, за ней ее пятеро домочадцев. Птицы вели себя тихо, не поднимая шума, но вскоре на сцене появились два ворона, а затем белоголовый орлан. Кукши и одна черноголовая сойка принялись наведываться к столу, утаскивая по куску. Гостей несколько озадачили два-три воришки-горностая. Над ними кружился мохноногий канюк. Скопы держались в стороне.

Тем временем и мы сели за обед.

— Не хочется заводить разговор на эту тему, — сказал Слим, — но не двинуться ли нам завтра вниз?

О том, как мы поплывем вниз по реке, мы оба думали с вожделением, но, к несчастью, это означало и конец нашего путешествия, прощание с непринужденным обществом озер, ручьев, болот и гор, с царством простора и покоя.

— Давай оттащим сейчас лодку ко второму перекату, тогда с утра можно будет тронуться.

— А потом, как туда придем, — напомнил Слим, — может, дадим урок рыболовства тамошним мальмам?

По лосиной тропе через лес мы вскоре вышли к реке пониже порогов. Мальмы по-прежнему прятались в глубине первого водоема, и Слим нацепил муху на легкий спиннинг. Он закинул леску, дал ей погрузиться и подсек восьмифунтовую рыбину. Она боролась отчаянно, ввинчиваясь в глубину, и даже ни разу не высунулась на поверхность. Следующий заброс был удачнее, но поймал он лишь рыбу-скво.

— Не кидай, — крикнул я. — Сэк у них брюшко обожает. Я и сам их люблю, если пойманы в холодной воде.

Водоем под грохочущим водопадом был удивительно мирным. Солнце садилось, и прохладный западный ветерок волок туман вниз по реке. На пути к рыболовному насесту зимородок издал трескучий клич и, пока Слим подсекал еще одну мальму, полетел дальше с рыбешкой в крепком клюве. Канадские казарки часто проводят у водопадов всю зиму. Иногда и лебедь-трубач [47] и кряква тоже кормятся на быстрине. Это бывает и в других местах по верховьям Черной и на дальних приморских реках. Звездной ночью в немой заснеженной долине вдруг протрубит гортанно лебедь и снова молча торчит желтоватым бугорком на обледенелом берегу.

47

Лебедь-трубач (Cygnus buccinator) — самый крупный лебедь Северной Америки (вес — до 11 кг и более). Оперение белое, клюв черный. Исчезающий вид. Когда-то населял большую часть лесной зоны континента. Теперь сохранился лишь в наиболее недоступных районах западной части Канады и США, а также во внутренней Аляске. Всего во всем мире их осталось к концу 1966 г. (включая птиц, содержащихся в зоопарках) около 2200.

Со скалы на стремнине сорвалась оляпка, точно чертик на пружине. Словно рожденная из водяной пыли речная фея, она обожает мшистые скалы, пенистые водоемы, быстрые струи и даже в лютый мороз шлет золотистый щебет через облитые ледяной глазурью валуны. Сколько раз, бывало, у незамерзшей быстрины, у пузырящегося горного ручья повешу на сук лыжи, вскипячу в котелке чай и сижу слушаю ее пение.

Слим, с трудом сохраняя равновесие, удил с камня у самого водопада. Сэдсэк уселся на соседний камень и наблюдал за ним с таким видом, словно ждал, когда тот свалится в воду. На нас с Чарли он не смотрел, во всяком случае так мне казалось.

Сзади послышалась отрывистая недовольная трескотня. Я обернулся и увидел двух куниц: одну у корней свалившегося дерева, другую — на бревне. Первая подбежала к нам вплотную, и на миг мне померещилось, что она хочет на нас напасть. Зверек встал на задние лапки, показав оранжевое пятно на груди, и заворчал. Я издал свой фирменный мышиный писк. Куница внимательно оглядела меня и вспрыгнула на бревно. Словно двое мальчишек, фигуряющих перед зрителями, приятели принялись тузить друг друга и кувыркаться по всему бревну. Я снова пискнул. Зверьки перестали шалить, догадались, что писк поддельный, и скрылись в лесу, ни на секунду не прекращая возню и свару.

На обратном пути мы неожиданно увидали двух траурных голубей. Птицы сильно отклонились к северу от своего ареала — на Черной я не встречал их ни разу. «В Назко видел таких», — сказал Чарли. Могучий лось-самец на краю лавового пласта, в сотне метров ниже озера, по-видимому, собирался переходить через реку. Мы притаились в густом ивняке на берегу одного из рукавов реки. Лось сунул нос в быструю воду, словно снял пробу, а потом, погрузившись по грудь и почти твердо ступая копытами по дну, перешел через реку, грузно вылез на берег шагах в двадцати от нас выше по течению и замычал низко, откуда-то из недр живота. Слим застонал голосом влюбленной лосихи. Бык резко повернул голову, яростно завращал глазами, но заметил нас и потопал рысцой на север. Слим замычал еще раз.

— Учти, гон у них вот-вот начнется, — предостерег я.

— А, деревьев тут вокруг хватает, — сказал Слим.

— Лучше бы ты сперва сел на лошадь, — заметил Чарли.

Мы соорудили большой охотничий костер и неторопливо потягивали горячие напитки. Проплывавшая мимо выдра повернулась на минутку посмотреть на нас, а затем продолжила путь к водопаду. Домой или из дому? Вчера вечером она проплыла тем же путем почти в это же время. Почти, потому что распорядок жизни едва заметно меняется изо дня в день. Солнце восходит чуть позже и садится чуть раньше, и животным приходится подлаживать к нему свои привычки, чтобы уложиться в светлые часы. Как отметил еще Макензи, «бобры посвящают трудам... весь промежуток от захода до восхода солнца».

— Что, Чарли, завтра в путь?

— Да. Надо покидать вас, ребята, работать надо. Отсюда за день доберусь спокойно.

ВНИЗ ПО РЕКЕ

До самого красивого никогда на дотянешься!

Льюис Кэррол. «Алиса в Зазеркалье»

Рассветное солнце искрилось по холмистой равнине. На обындевелых кустах и траве поблескивали капли талой воды. Растянувшийся строй чирков прошуршал над головой. Птицы поднялись на повороте, защелкали крыльями, перестроились и соскользнули в бухту.

— Ничего местечко? — решился открыть рот Слим из уюта спальника, и изо рта у него вырвался клуб пара.

— Холодина.

На лугу лошади заржали при виде приближающегося Чарли.

— На завтрак — омлет с ветчиной и оладьи? — предложил мне Слим.

— Вдохновляет.

Чарли привел лошадей, мы запрягли их и уселись завтракать. Я спросил Чарли, хватит ли у него еды на обратный путь.

— От пуза. Может, у Джимми переночую. А вы, ребята, когда доплывете?

— Через два дня. Могли бы и за день добраться, но хотим порыбачить.

Все лишнее снаряжение мы со Слимом погрузили в повозку, чтобы Чарли закинул его к нам в «пикап» или оставил у Джонни. Его отъезд приковывал нас к реке, и глушь как бы сгущалась. Мы запаковали весь наш лодочный багаж, чтобы в одну ездку отвезти к реке. По дороге нам попалась белая куропатка. У самого мелкого вида американской белохвостой куропатки белоснежный хвост, а белая, самая крупная, и тундряная, среднего размера, — чернохвостые. Белохвостые проводят почти всю жизнь среди скал и ледниковых озерков выше линии леса на высоте арктических альпийских лугов, где вьют гнезда рюмы, коньки и розовые зимние юнко. Своеобразные следы этих куропаток я встречал в самых высоких местах на плоскогорье в середине зимы.