Черная река

– Ладно тебе, Шинн, - Нингорс, смутившись окончательно, отодвинул от себя Речницу и сел рядом с ней на траву. – Я не мог тебя тут бросить. Но ты зачем сюда полезла?!

– Чтобы защитить мирных… Ай! Лаканха!

Из-за мохнатого бока она увидела тень за спиной Нингорса – и копьё, летящее в него. Струя воды ударила жителя, и удар прошёл мимо. Хеск развернулся, отталкивая Кессу за спину, и вскинул крылья, но та вцепилась в них мёртвой хваткой.

– Нингорс, не надо! Летим отсюда!

Алгана взвыл, прыгнул вперёд, и Кесса еле успела ухватиться за поводья – крылатый хеск взлетел и стрелой промчался вдоль ствола, кувырком пролетел в ветвях и развернул крылья, когда дерево надёжно закрыло его от дротиков, обломков коры и испуганных воплей.

– Алгана! – кричали внизу. – Зверь Волны! Где он?!

– Мирные жители, говоришь, - хеск повернул к Кессе оскаленную морду. – Защитил, говоришь…

Речница всхлипнула и прижалась к горячему боку.

– Неблагодарные крысы! Только не огорчайся из-за них, Нингорс. Они глупые и трусливые… они просто испугались!

– Эррх, - Алгана встряхнулся всем телом и расправил крылья, уходя из жарких моховых зарослей к облаках. – Не над чем плакать, Шинн. Хорошо, что тебя не ранили. Погнаться за мной они не посмеют.

…Плотная поросль серебристого холга распалась на островки, и могучие папоротники расступились. Внизу из-под векового ковра опавшей листвы проступил зеленоватый камень, и ручьи прорезали в нём неглубокие русла. Тонкие резные листья склонялись над водой, сочные папоротники прорастали из каждой расщелины, и никто не топтал и не съедал их. Даже шонхоры не обжили соседние деревья, только подрастающие микрины стайками носились в тени ветвей, а ещё дальше – там, где воздух странно мутнел и подёргивался рябью – реяли в вышине длиннохвостые Клоа, тёмно-синие от поглощённой энергии. Кесса давно сняла шлем, но её волосы, промокшие от пота, и не думали сохнуть. Нингорс тяжело дышал и порой вываливал язык и хватал воздух пастью. Жара, и без того одолевающая всех, кто спускался в моховые леса, стала невыносимой. Ветер утих, и Кесса, глядя на сеть ручейков внизу, думала, что ещё немного – и вода забурлит и обратится в пар.

Нингорс камнем упал вниз, но у самой земли развернулся и мягко опустился на лапы, распахнутыми крыльями замедлив падение. Стряхнув Кессу со спины, он склонился к ручью и, зачерпнув воды, вылил себе на загривок, а после опустился на четвереньки и стал жадно лакать.

– Нуску Лучистый! – Кесса, опомнившись от изумления, дёрнула хеска за крыло. – Нингорс! Разве это пьют?! Вот, возьми водяной шар…

Сернистый пар клубился над ручьём. Речница неосторожно вдохнула – и поморщилась от горечи на языке. Нингорс фыркнул, но шар принял – и, осушив его, снова зачерпнул из ручья.

– Вода как вода. Мокрая, - проворчал он, утирая усы. – Вкус другой, но для питья годится.

– Это горький яд, а не вода, - покачала головой Кесса. – Ядовитая соль пополам с хаштом.

Хеск пожал плечами. Он уже забыл о ручье – его взгляд остановился на стене мутнеющего воздуха. В ней таяли очертания раскидистых деревьев, рассыпавшихся от древности стволов и моховых кочек, - тот же лес, что у горького ручья, но что-то странное было в нём. Кесса чувствовала, как по коже струится жар, а сердце бьётся всё чаще.

– Венгэтэйя, - чёрный мех на загривке Нингорса поднялся дыбом, и хеск негромко зарычал, оскалив клыки. – Кажется – до неё один прыжок…

– Это большая граница? – тихо спросила Кесса – ей было не по себе. – Раньше они такими не были!

– Границы уплотнились, когда началась Волна, - отозвался Нингорс, подходя чуть ближе к стене мутного воздуха. – Один раз я пролетел сквозь неё. Повторять не буду. Хватайся за меня крепко, Шинн. Я проложу путь.

Глава 22. По старым следам

Вязкая дремота навалилась на Кессу, и не было сил шевельнуться. Она лежала, уткнувшись в тёплую шерсть, и слушала отдалённый гул – размеренные удары сердца. Сладковатый запах папоротника, нагретого солнцем, и землянистый влажный дух грибной поросли навевали странные видения, и Кесса покачивалась на волнах между сном и явью – пока опора под её головой не зашевелилась, и жёсткие усы не коснулись лица.

– Вставай, Шинн, - Нингорс, сняв её голову со своего плеча, силком усадил Речницу. – Такой сон не на пользу.

Кесса сонно мигнула и провела рукой по глазам.

– Граница… Мы перешли её? – невнятно спросила она – язык едва ворочался во рту.

– Да, - Нингорс перевернулся на брюхо и потянулся, разминая лапы и крылья, а потом рывком поднялся на ноги. – Теперь вставай. Надо найти еду.

Кесса поднялась на мягких непослушных ногах, кое-как наколдовала водяной шар. Страшно хотелось пить – и едва она смочила язык, проснулся ещё и голод.

– И верно, - пробормотала она, копаясь в сумке. – Ага, грибы, рыба… Нингорс, ты будешь рыбу?

– Дай ещё воды, - попросил хеск, презрительно фыркнув на припасы. – Что ты ешь, детёныш? Так ты на крыло не поднимешься. Надо…

Не договорив, он жестом велел Кессе замереть – и сам пригнулся, расправляя крылья, несколько раз с присвистом втянул воздух и оскалился в усмешке. Сквозь кусты, объедая на ходу сочные побеги, пробиралось стадо алайг.

Ветер ударил Кессе в лицо – Нингорс взлетел. С громким воем он бросился за ящерами, и они, испуганно взревев, кинулись прочь. Кусты затрещали. Алайги отчаянно трубили в завитые рога, и сверху им отвечали воплями потревоженные стервятники. Нингорс с воем и лающим хохотом летел, едва не задевая кусты, и ревущее стадо убегало от него всё быстрее. Зелёная вспышка на миг озарила лес и угасла. Один из ящеров, нелепо взмахнув хвостом, повалился набок. Нингорс приземлился рядом с ним и протяжно завыл. Алайги, ломая серебристый мох, бросились в чащу и с хрустом и плеском исчезли в ней.

Когда Кесса подошла к Нингорсу, он с приглушённым рычанием терзал тушу. Эта алайга была невелика, и её витой рог ещё не окрасился алым, а пятна на тёмной шкуре были малы и многочисленны, - но этот подросток-двухлетка уже был крупнее Кессы и Нингорса, вместе взятых. Голова, покрытая страшными ожогами, валялась в траве – Нингорс перегрыз ящеру шею и теперь хрустел позвонками, проглатывая куски мяса вместе со шкурой и осколками костей, но череп не захотел есть и он. Сейчас он раздирал клыками и когтями кожу на спине алайги. Лапы животного ещё подёргивались, и Нингорс сторонился их. На всякий случай обошла их стороной и Кесса.

Увидев Речницу, хеск радостно оскалился и, выдрав из спины алайги большой кусок мяса, подошёл к Кессе.

– Ешь, - невнятно буркнул он, поднося кровавый шмат к лицу Речницы. Та отпрянула и прикрылась рукой.

– Н-не надо. У меня есть еда, - пробормотала она, стараясь не смотреть на окровавленную морду Нингорса. Тот, сердито зарычав, выпустил мясо из пасти и сжал в лапе.

– Я видел твою еду! Ешь мясо, детёныш. Или мне пожевать его, чтобы твои крохотные зубы с ним справились?!

Кесса замотала головой. «Но как я буду есть сырое мясо… Нуску Лучистый! Чем я думаю-то?!»

– Спасибо, Нингорс, - она протянула руку за куском. – Ты очень щедрый.

Алгана фыркнул и склонился над тушей, выдирая из спины ящера ещё один длинный шмат плоти.

– И это тебе, - он впился челюстями в бедро алайги, упёрся лапами в её бок, замотал головой, раздирая сустав, и бросил к ногам Речницы заднюю лапу ящера. – И ты съешь печень, когда я её достану. Тебе надо много есть, детёныш. У тебя тонкие кости и слабые лапы.