Чёрная стезя. Часть 2

– Не ной раньше времени, – со злостью ответила Василиса. – Тебе-то чего переживать? Не ты же его кочергой огрела, не тебе и отвечать. Раздевайся и ложись спать. Ты до сих пор ещё не протрезвела, любительница выпить.

Феня безропотно исполнила приказание и, поскулив ещё некоторое время уже под одеялом, заснула.

«А если я действительно прибила Северьяна насмерть? – подумала Василиса, расхаживая по комнате взад и вперёд. – Что, если он пока жив и нуждается в помощи? Лежит сейчас один посредине комнаты в луже крови и тихо умирает. Я должна что-то предпринять!»

Она посмотрела на спящую Феню, остановила взгляд на припухшей щеке, на запёкшейся крови под носом.

«Что за глупые мысли? – словно протрезвев, задала себе вопрос Василиса. – Сестра милосердия выискалась? Я ведь сама видела, как он пошевелился, когда закрывала дверь. И никакой крови на полу не было. Жив и здоров бугай-насильник, и моя кочерга для него, что для слона дробина. А получил он поделом, и, можно сказать, ещё легко отделался. За такие дела сажают в тюрьму».

Василиса выключила свет и подошла к окну. Сквозь стекла был виден край неба. Снег перестал валить ближе к вечеру, и ночь обещала быть ясной. На небе появились звёзды. Они переливались, сверкали и были очень яркими, будто их вымыли, прежде чем рассыпать по небосклону.

В комнате было темно и тихо, приятно пахло хвоей от большого букета пихтовых веток, которые девчата приносили с делянки ежедневно и ставили в вазу на столе. Василиса стояла и думала, что вот она сейчас попала, как птица в клетку. Может передвигаться по комнате, дышать, думать, размышлять о завтрашнем дне, но одновременно с этим была уже несвободной. Что-то невидимое и неосязаемое загнало её в замкнутое пространство. Она понимала, что находиться с такими ощущениями до утра не выдержит. Для неё нужна была ясность положения, в котором она очутилась.

Восстанавливая в памяти всё, что произошло, она не могла вспомнить того момента, когда ударила Северьяна. Это мгновенье не задержалось в голове, выпало из сознания напрочь. Сердце забилось учащённо, слегка закружилась голова, по телу леденящей волной пробежался холодок. Её почему-то потянуло на место происшествия.

Когда Василиса после мучительных терзаний уже взяла в руки телогрейку, чтобы направиться в комнату Плотникова, кто-то с силой дернул ручку двери из коридора, потом принялся отчаянно трясти. Дверной крючок, звеня металлом, заплясал в петле. Василиса замерла.

– Эй, какого чёрта заперлись? Вы что там, оглохли? – послышался требовательный голос Зинаиды. Язык её сильно заплетался. – Отворяйте сейчас же, не то мы с Любанькой высадим дверь!

Василиса с облегчением выдохнула, быстро подошла к двери, сдёрнула крючок с петли.

– Вы чего тут забаррикадировались? – пьяно улыбаясь, спросила Зинаида, проходя в комнату. За ней, пошатнувшись, вошла Люба.

– Мужики пьяные в коридоре шарахались, вот и закрылись от греха подальше, – соврала Василиса.

– Вассочка, мужиков не надо бояться, они такими славными оказались, – осклабилась Люба. – Я даже целовалась с одним из них. Он такой потешный, этот Василий. Жаль, танцы сорвались.

– А что, Северьян не принёс разве патефон? – с замиранием сердца поинтересовалась Василиса.

– Он его разбил вдребезги, когда с крыльца свалился, – усмехнулась Зинаида. – Такую шишку себе на лбу набил – мама не горюй! Даже Тамара Петровна его пожалела, зелёнкой лоб разукрасила.

– Жив, значит, остался наш заступник, – почему-то ничуть не обрадовавшись, промолвила Василиса, а про себя подумала: «И здесь ужом вывернулся. Вот ведь хлюст какой».

– Фенька вырубилась что ли? – поинтересовалась Люба, кивнув головой на нары.

– Отдыхает наша Феня. Она тоже с крыльца свалилась, вместе с Плотниковым.

– Не повезло девке в очередной раз, – сочувственно высказалась Зинаида. – Как выпьет, зараза, так с ней обязательно что-то происходит. Какого чёрта она попёрлась пьяная с Северьяном? Он бы и один сходил.

– Пить меньше надо, – строго сказала Василиса. – Тогда и крыльцо не будет шатким, и зелёнка не пригодится.

Она больше не стала слушать пьяную болтовню женщин и улеглась на нары. Отворачиваясь к стене от света лампы, сказала требовательно:

– Вы тут долго не шарахайтесь, гасите свет и ложитесь спать. Работу на завтра никто не отменял.

Зина и Люба почесали пьяные языки ещё некоторое время и, наконец, угомонились. В тёмной комнате установилась тишина, и было отчётливо слышно, как тикают настенные часы-ходики.

Глава 4

Разговор о предстоящем расширения лагеря вёлся давно. Запасы каменного угля в этом районе были велики, по планам советского правительства ещё в середине тридцатых годов здесь планировалось возвести несколько больших шахт. Но одно дело планировать, и другое – реализовать эти планы. Всё упиралось в пути доставки добытого угля. Для транспортировки промышленных объёмов требовалось построить через болотистую местность железнодорожную ветку. А это сделать оказалось не так-то просто, и строительство отложили до лучших времён.

Построив первую шахту, руководство края столкнулось с проблемой рабочей силы. Люди из других областей не пожелали залазить в глухомань. Расчёт на местное население Приполярного Урала тоже провалился. Занимаясь охотой и рыболовством, оно не пожелало изменить устои своей вольной жизни.

Исправить создавшуюся ситуацию удалось за счёт труда заключённых. Небольшие объёмы угля грузились в вагонетки и по узкоколейке конной тягой подтаскивались к берегу северной реки. Там уголь перегружался на баржи и речным путём доставлялся до пункта назначения. Зимой уголь складировался на берегу, дожидаясь весеннего половодья.

Начавшаяся война заставила правительство в спешном порядке вновь вернуться к отложенным ранее планам. Каменный уголь стране нужен был позарез. Решение вопроса было возложено на НКВД.

Пока в лагере витали слухи о предстоящей стройке, заключённые продолжали надрывать своё здоровье в узких, как кротовая нора, забоях старой шахты. Лагерное начальство ничуть не заботилось об улучшении условий труда и быта зеков. Вентиляция отсутствовала, сверху постоянно сочилась вода, в штреках было влажно и душно. Люди задыхались, простывали и болели.

С началом войны условия, и без того каторжные, резко ухудшились. Пайка за работу была урезана, рабочая смена в забое увеличилась до десяти часов в сутки. Изнурительный труд выматывал людские силы, доводил человека до истощения, и он умирал. На место умерших привозили новую партию заключённых, угольный конвейер продолжал двигаться безостановочно, перемалывая очередные человеческие жизни. Людского материала было предостаточно.

Александр Кацапов первый раз спустился под землю тринадцать месяцев назад. Весь этот срок он, лёжа на боку, махал кайлом и за себя, и за блатных – воры в законе в печорской зоне придерживались воровских принципов и кайло в руки не брали. Администрация лагеря смотрела на это сквозь пальцы, верхушка главарей воровской группировки пользовалась её покровительством. На первом месте у начальника лагеря стояли дисциплина и порядок, выполнение плана – на втором. Блатные безупречно обеспечивали на зоне и то, и другое, а это было главным аргументом для начальника лагеря, чтобы не вмешиваться в лагерную жизнь заключённых.