Черная свеча

Настоящий партиец должен сдать в партийную кассу свою человеческую совесть и получить оттуда под расписку новую, марксистскую, совесть. Настоящий вор должен отказаться от всех общечеловеческих радостей, даже от семьи, и жить только радостью принадлежности к высшему на земле сословию. Старый сюжет, который раньше назывался продажей своей души нечистой силе! И вот это — та добровольная продажа собственной души, после которой всякая добровольность начисто прекращается, сближает тех, кто находился в СССР на самом верху общественной пирамиды, и тех, кто находился на самом дне общества. Сближает настолько, что и все побочные качества становятся у них одинаковыми.

Они сами достаточно хорошо это чувствуют, поэтому большевики и называли блатных «социально близкими», относясь к ним с некоторой симпатией. Правда, воры никогда не питали симпатии к большевикам, но только потому, что те пользовались всеми благами жизни и были в почёте, а они преследовались и большую часть своего существования проводили в заключении. Впрочем, в определённый момент часть уголовников получила прозвище «суки» и возлюбила-таки коммунистов, а если и не возлюбила, то пошла с ними на «конструктивное сотрудничество». Об этом в «Чёрной свече» рассказано со всеми подробностями — это один из главных сюжетов романа.

Пока коммунисты и блатные не у власти — а это означает, что коммунисты находятся в подполье, а блатные находятся на свободе, — их убеждение в своём «аристократизме» — остаётся их частным делом и никого не затрагивает. Но если коммунисты легализованы, а воры сидят за решёткой, это страшно, ибо первые становятся полными распорядителями людских судеб на воле, а вторые — в зоне. Это не просто страшно, я бы сказал, хуже этого нет ничего на свете. Будучи двумя подсемействами одного семейства, они ведут себя в качестве властелинов совершенно одинаково: никого, кроме себя, не считают за людей, требуют от всех благоговейного отношения к своим корпоративным законам, считают себя вправе лишить всякого, кто не принадлежит к их касте, жизни, отрубить ему руку, отрезать нос и тому подобное, а главное — лишают всех остальных права собственности, оставляя его исключительно за собой.

Марксистская партия в социалистическом государстве и блатные в местах заключения монопольно владеют всем, что представляет собой хоть какую-то ценность, а всем другим разрешают иметь лишь минимум, не дающий им умереть. Причём отнятие имущества в обоих случаях имеет не только корыстный, но и психологический характер, так как человек, лишённый священного права собственности, действительно становится получеловеком, что и требуется доказать.

Можно было бы сказать ещё многое об идентичности тех физических и нравственных мук, которые испытывает беспартийный в стране победившего социализма и «фраер» или «мужик» в лагерной зоне. Но ведь гораздо лучше, чем это смогу сделать я, об этом сказано в «Чёрной свече». Вспомните тот или иной его эпизод и спросите себя: а разве не то же самое случалось в недавнее время и «на свободе»? И все же мне хочется упомянуть об одной вещи из этого ряда: о жалком, холуйском положении деятелей искусства и на этой «свободе», и в концлагере. За какие-то жалкие подачки, а чаще просто за одно оставление им жизни, они должны были и там, и там развлекать ковыряющих в зубах после сытного обеда властителей. В одном месте это были секретари обкома, в другом — «паханы». Высоцкий с перекошенным от ненависти лицом рассказал мне однажды, как ему обрыдло мчаться к большим начальникам по первому их зову и петь им «Охоту на волков» — песню, которую они почему-то любили больше всех. Кому же было лучше — ему в Москве или Эдди Розперу в Магадане?

Читая «Чёрную свечу», я с какого-то момента вдруг прозрел, и все дальнейшее начал воспринимать одновременно в двух планах: как происходящее в местах не столь отдалённых, и во всем СССР вообще. Кажется, это прозрение началось с того места, где отбывающий наказание вор назвал заседание Политбюро «сходкой». После этого все изображаемое в романе стало мне очень близким и знакомым, хотя я, слава Богу, ни разу не сидел.

А наличие сразу двух планов — частного и общего — есть признак литературного произведения самого высокого класса. Именно благодаря этому признаку будущие исследователи станут обращаться к «Чёрной свече» как к документу, навеки припечатавшему к позорному столбу не только отдельные какие-то лагеря и тюрьмы, но и всю эту огромную тюрьму, в которую марксизм — эта чума двадцатого века — превратил некогда самую прекрасную на земле страну — Россию.

Но ценность романа не только в том, что он в живой и правдивой форме сохранил для будущего тот страшный опыт, через который прошли узники социализма. Он чрезвычайно ценен для нас. Сейчас, когда Россия делает первые шаги по направлению к нормальной жизни, к возвращению народу отнятого у него имущества, к возвращению каждому человеку права хозяйственного творчества с помощью собственных средств производства и на собственной земле, у многих в умах начался разброд. Рабский дух, вбитый в нас коммунистами, быстро не улетучивается. И вот, спровоцированные затаившейся партократией, выходят на улицу «простые люди» и кричат: назад к социализму! После прочтения «Чёрной свечи» этот призыв звучит в наших ушах по-другому: «Назад в тюрьму!» И каждый должен задуматься: а стоит ли в неё возвращаться и тащить туда наших детей и внуков?

Человеческая память обладает серьёзным дефектом: мы быстро забываем плохое и долго вспоминаем хорошее. Может быть, это свойство памяти делает нашу жизнь более приятной. Но когда мы понимаем, что при «Сталине крабов давали в нагрузку» и забываем о бесправии и унижениях, которым мы подвергались в марксистском аду, оно служит нам плохую службу. Прочитанный вами роман является лекарством от амнезии.

Виктор ТРОСТНИКОВ,

писатель, философ.

г. Москва

Словарь жаргонных слов и выражений, использованных в романе

А

Амба — конец делу, работе; смерть

Амбал — человек крупной комплекции, большой силы

Атас — восклицание: «беги», «скрывайся», «опасность»

Б

Базар — пустой разговор

Базарить — болтать

Ба/о/злать — ругаться, кричать

Баклан. — 1) хулиган; 2) неопытный человек (устар).

Баланда-тюремный суп, людное место

Бан — вокзал, пристань, людное место

Банка — 1) бутылка; 2) удар по роже

Барахлина — пальто, шуба

Барахло — 1) платье носильное, вообще одежда; 2) вещь, не заслуживающая внимания

Барахолка — вещевой рынок, базар

Барахольщик — скупщик вещей

Барыга, барышник — скупщик краденого

Бес — см. беспредел

Беспредел — абсолютное неподчинение никаким уставам, законам, традициям (лагерным) и т. д., почти во всех случаях влекущее за собой издевательства и убийства. Наиболее распространён в среде бандитов (не путать с ворами), а также осуждённых к высшей мере наказания

Бздливьш, бздо — трусливый, трус

Бикса — 1) девушка; 2) проститутка

Блат — 1) общее название всего преступного; 2) жаргон; 3) резон; 4) протекция

Блата/о/та — воровская компания

Блатю/а/к — блажной

Блин — 1) ругательство (от «блядь»); 2) берет, шляпа

Блядь, блядва — 1) проститутка; 2) ругательство

Бой — игральные карты; набор карт на руках у одного из играющих

Бой клеить — изготавливать карты

Бой колотый — краплёные карты

Бока — часы

Бомбить — грабить

БУР — барак усиленного режима (лагерная тюрьма)

Буровить — болтать, говорить не по делу, настырничать

В

Вальтануться — свихнуться, сойти с ума

Васе/а/р — используется как восклицание — предупреждение об опасности. Обычно встречается в след. сочетаниях: на васере (стоять) — (у магазина), т.е. во время кражи, ограбления или другого дела наблюдать за окружающей обстановкой, предупреждать об опасности в случае появления милиции, сторожа, хозяев и т.д.; голый вассар (пустой магазин), т.е. 1) неудача, бесполезность, пустота; 2) несбывшиеся ожидания