Чёрная Тень

Когда я привык к горячей воде, ванна удивительно расслабила меня. Я даже не вдумывался, сколько болячек накопилось у меня за четыре месяца бродячей жизни. В шестнадцать лет я уже чувствовал себя стариком.

— Эй, Келлен, — сказал Рейчис.

Я приоткрыл один глаз и увидел, что он примостился на краю ванны.

— Что?

— Каково это?

— Каково что?

Он очень осторожно потрогал воду мохнатой лапой.

— Вот это. Сидеть в ванне, полной горячей воды.

— Это… наверно, приятно.

У нас с Рейчисом есть некая связь. Он чувствует то же, что и я. Наверное, белкокота заинтересовало, почему я так разнежился.

Он ткнул лапой в невысокую табуретку рядом с ванной.

— Поставь ее в воду. Для меня там слишком глубоко.

— Ты серьезно? Хочешь принять ванну? Я думал, что коты терпеть не могут воду.

— Я не кот, болван. Я белкокот.

Я уже усвоил, что там, где дело касается видового разнообразия, терпение Рейчиса лучше не испытывать, поэтому я не стал спорить, дотянулся до табуретки и поставил ее в другой конец ванны. Она оказалась примерно в пяти дюймах под водой.

— Ладно, — сказал Рейчис. — Залезаю.

По-моему, он говорил не столько со мной, сколько с самим собой. Одну за другой он поставил на табуретку передние лапы, подняв подбородок, чтобы нос был выше уровня воды. Он чуть-чуть постоял так, потом залез в воду целиком. Через несколько минут я посмотрел на слегка намокшую и очень озадаченную мордаху белкокота.

— Ну как? — спросил я.

— Пока не знаю. А как это должно быть?

— Тепло.

Рейчис кивнул:

— Ага, точно, тепло.

— Уютно, наверное.

Он снова кивнул:

— Ага… вот именно. Уютно, — его взгляд смягчился, глаза призакрылись. Потом он устроился на спине, уставившись в потолок. Из воды торчали только его морда и лапы. — Уютно…

— Тебе точно хорошо?

Он выставил из воды переднюю лапу и указал на край ванны.

— Дай, — сказал он полусонным голосом.

Сначала я не понял, о чем он говорит, а потом сообразил, что он показывает на тарелку.

— Ты серьезно?

— Дай.

Не зная, что еще делать, я взял с тарелки одну печеньку и уже хотел вложить ее Рейчису в лапу, но он успел убрать ее под воду, а вместо этого открыл мохнатую пасть. Я положил туда печенье и вскоре услышал чавканье белкокота, который жевал и мурлыкал от удовольствия одновременно.

— О да, — пробормотал он, за жеванием разобрать его слова было трудновато. — Вот так я теперь хочу жить.

— А как насчет охоты… то есть насчет того, чтобы прикончить кролика?

Рейчис проглотил печеньку.

— Сейчас я хочу прикончить еще одно печенье. Дай.

Я реально не понимаю белкокотов.

Я, должно быть, заснул, потому что разбудил меня стук в дверь.

— Келлен? — спросила Сенейра.

— Секундочку!

Я выбрался из ванны, умудрившись не перевернуть табуретку Рейчиса, что закончилось бы немалым количеством укусов и царапин на моей наконец-то чистой коже. Я схватил полотенце и быстро вытерся, потом взъерошил волосы. Над маленькой раковиной висело зеркало, отражавшее мое свежевымытое лицо. Вот, значит, как я выгляжу.

— Келлен? Я только хотела…

Ручка двери начала поворачиваться.

— Не входи пока, — взвизгнул я и обернул полотенце вокруг талии. Фериус как-то сказала мне, что людей в приграничье нагота не заботит так, как джен-теп, но я всегда подозревал, что она просто хотела, чтобы я опозорился.

Удостоверившись, что хотя бы мало-мальски соблюдаю приличия, я открыл дверь. Сенейра держала в руках стопку вещей, в которых я узнал свою сменную одежду. Когда я еще учился магии дома, у меня был порядочный большой гардероб — для занятий, на каждый день, для торжественных случаев. У человека, объявленного вне закона, обычно всего две пары одинаково грязного дорожного платья — и то если повезет.

— Отец вернулся к Тайну. Я, как смогла, привела твою сменную одежду в порядок, — сказала Сенейра. — Она вроде уже высохла — я повесила ее у огня.

Я хотел было извиниться за то, что выбежал из комнаты Тайна, но потом подумал, что, если Фериус прикрыла меня перед Береном, может, и Сенейра в это поверила. Наверно, я был просто не готов к тому, что она узнает, какой я трус.

— Спасибо, — сказал я, взяв у нее одежду.

Она, кажется, смотрела на мой торс, поджарый и загорелый после четырех месяцев в приграничье, но все равно особо разглядывать там было нечего.

— Что-то не так? — смущенно спросил я.

— У тебя шрамы, — ответила Сенейра.

— У кого их нет, — я схватил рубашку и поскорее напялил на себя.

— Не в нашем возрасте. И не столько, сколько у тебя, — она поймала мой взгляд, похоже, она мне сочувствовала. — Извини, Келлен, я не хотела…

— Все нормально, — ответил я. Не то чтобы меня всю жизнь избивали, но за последние несколько месяцев я попадал в такое количество передряг, немудрено, если вид у меня немного потрепанный.

Сенейра перевела взгляд на Рейчиса, который все еще лежал на своей табуретке.

— Ты принимаешь ванну вместе со своим зверем?

В устах Сенейры это прозвучало куда хуже, чем мне казалось.

— Я… не всегда, он просто…

— Келлен, — прорычал Рейчис, все еще лежа в воде, — скажи этой девчонке, что если она сейчас мне все испортит, я клянусь всеми девятью богами белкокотов, что вырву ее глаза и заставлю их съесть.

— Что он сказал? — спросила Сенейра.

— Тебе лучше не знать.

Она кивнула.

— Я пойду. Тебе, наверно, уже спать хочется. Я просто надеялась…

До меня вдруг дошло, что стою перед ней в одном полотенце и совершенно не готов услышать конец этой фразы — что бы она ни хотела сказать.

— Что такое?

— Фериус говорит, что завтра вы возвращаетесь в Академию. Я… отец не разрешит мне туда пойти. Он говорит, слишком велик риск, что кто-нибудь меня увидит, — она показала мне маленький предмет, сшитый из ткани, который держала в руках, и я не сразу догадался, что это детская игрушка, отдаленно похожая на лошадку. У моего народа нет кукол — они слишком похожи на симпатические фигурки, которыми некоторые маги пользуются, чтобы мучить своих врагов. — Ты не мог бы передать ее Тайну? Она долго была его любимой игрушкой. Он уже года два твердит, что уже вырос из этих игр… я не знаю. Может, я просто веду себя глупо.

Этого я не ожидал.

Я взял у нее куклу.

— Я передам ему.

— Спасибо, — поблагодарила она, а потом посмотрела мне в глаза. — Скажи ему, что я его люблю. Наверно, он не понимает по-настоящему, что происходит. Когда я уходила из лечебницы, он подумал, что я снова сбегаю, снова бросаю его. Я не хотела, чтобы он думал… Я все испортила, Келлен.

Пока я придумывал, что бы такое утешительное сказать, она уже исчезла, а я остался стоять в своем полотенце.

— Брысь, Рейчис, — сказал я, одеваясь. Он мрачно посмотрел на меня, но все-таки встал и перепрыгнул с табуретки на край ванны.