Черная тропа

— Смотрит на цветы, — ответил Свен-Эрик, — но вид у нее довольно потерянный. Ой-ой, девочка, осторожно, там же корень!

Последнее относилось к женщине в спортивном костюме, которая вдруг попятилась, не оборачиваясь.

Эстер Каллис смотрела на землю. Внезапно весь склон покрылся цветами. Раньше она не обращала на это внимания. А были ли они здесь вчера — все эти цветы? Ответа она не знала. Несколько секунд она оглядывалась по сторонам, не замечая, впрочем, ни машин, ни людей у ворот.

И вдруг увидела то, что происходило за дубовым лесом. Почувствовала его присутствие. Где-то в километре от себя. Волк, забравшийся на высокий дуб.

Он рассматривал всех в свой бинокль. Подсчитывал, сколько въехало и сколько выехало. Сейчас он смотрел прямо на нее.

Отступив назад, она чуть не споткнулась о корень дерева. Затем пустилась бежать. Опрометью понеслась прочь от леса и цветов. Скоро все останется позади.

Весна. Эстер пятнадцать лет, она только что окончила девятый класс. На выпускной она получила в подарок пачку бумаги для акварелей и акварельные краски. В горах цветут цветы, она лежит на животе и рисует карандашом. Вечером Эстер возвращается домой, искусанная комарами, но довольная, и усаживается с мамой в ателье, раскрашивает сделанные за день наброски. Как чудесно иметь настоящую бумагу, которая держит краску и не идет волнами! Мама находит время посмотреть ее работы: дриада восьмилепестковая, мытник, карлов скипетр, который ей удалось разыскать у подножья горы, тонколистый цветок морошки, плотные желтые шарики купальниц. Эстер тщательно проработала все детали. Мать хвалит ее за то, что она нарисовала мельчайшие прожилки в листьях.

— Очень мило получилось, — говорит она. Затем она убеждает Эстер написать латинские названия цветов рядом с лопарскими. — Такое они любят.

«Они» — это туристы на горной станции. Мать считает, что Эстер стоит вставить свои рисунки в паспарту — «получится дешево и красиво» — и продать их на туристической станции в Абиску. Эстер колеблется.

— На эти деньги ты сможешь купить собственные масляные краски, — говорит мать. Это решает вопрос.

Эстер сидит в холле туристической станции. Мимо проходит поезд с рудой в сторону Нарвика, она глядит в окно ему вслед. На часах десять утра. Снаружи на солнце стоит группа туристов, собирающихся в поход по горам, и регулирует ремни на своих рюкзаках. У их ног радостно вертится собака. Она чем-то похожа на Мусту.

Внезапно Эстер чувствует присутствие человека, который разглядывает ее работы. Повернув голову, она замечает женщину средних лет. На ней красный анорак и новехонькие бежевые брюки от «Фьяльревен». «Они» покупают себе обмундирование за тысячи крон, чтобы сходить на прогулку на один день.

Женщина стоит, склонившись над рисунками.

— Неужели это ты нарисовала?

Эстер кивает. Нужно бы что-то сказать, но губы застыли. Ни одной мысли, ни одного слова.

Женщина не обращает внимания на ее молчание. Она взяла в руки работы и, прищурившись, внимательно рассматривает их.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать, — выдавливает из себя Эстер и смотрит в пол.

Женщина взмахивает в воздухе рукой, и возле нее появляется мужчина того же возраста. Он вынимает бумажник, и женщина покупает три работы.

— А ты еще что-нибудь рисуешь, кроме цветов? — спрашивает она.

Эстер кивает, и каким-то образом получается, что она приглашает их прийти в мамино ателье посмотреть на ее рисунки.

Вечером они появляются на арендованном «Ауди». Женщина уже успела переодеться в джинсы и шерстяную кофту, которая при всей своей простоте выглядит дорогой. На мужчине по-прежнему брюки от «Фьяльревен» без единого пятнышка, рубашка и ковбойская кожаная шляпа. Он идет чуть позади женщины. Первой подает руку для приветствия она, представляется как Гунилла Петрини, сотрудник «Фабрики цвета», [29] член государственного художественного совета.

29

Центр современного искусства в Стокгольме.

Мать бросает на Эстер долгий многозначительный взгляд.

— А что? — шепчет Эстер матери на кухне, пока Гунилла Петрини просматривает ее коробку с рисунками.

— Ты сказала, что какая-то туристка хочет прийти посмотреть.

Эстер кивает. Ведь они туристы, разве нет?

Мать роется в кладовой и находит полпачки печенья. Эстер с удивлением смотрит, как она выкладывает его на блюдо аккуратным кругом.

Гунилла Петрини и ее муж из вежливости смотрят и на картины матери, а вот в коробке Эстер женщина роется, как заяц на поле.

Мужу нравятся рисунки, которые Эстер сделала, когда они с матерью ездили в Кируну и ходили в бассейн. Там стоит под настенным феном, закрыв глаза, Сиири Айданпяя. На голове у нее бигуди, в ушах серебряные серьги с саамскими знаками, хотя сама она не саами. Огромный бюст упрятан в объемистый лифчик без всякого кружева, у нее отвислые живот и зад.

— Красивая, — говорит он о семидесятилетней тетке.

Ее большие трусы Эстер раскрасила в лососево-розовый цвет. Это единственное цветовое пятно на картине. Она видела старинные черно-белые фотографии, раскрашенные от руки, и пыталась добиться такого же эффекта.

На других рисунках из бассейна — пожилые мужчины, плывущие друг за другом по дорожке, старинные кабинки для переодевания из темного дерева с кушеткой и маленьким гардеробом. На всех остальных рисунках — Реншён и Абиску.

«Какой крошечный мирок», — думают Гунилла Петрини и ее муж.

— Как я уже говорила, я сотрудник «Фабрики цвета», — говорит Гунилла Петрини матери.

Они беседуют наедине. Эстер и муж Гуниллы идут прогуляться, смотрят на оленей, которые стоят в загоне возле железнодорожных путей.

— Я заседаю в правлении Государственного художественного совета и ведаю закупками нескольких крупных предприятий. Я имею влияние в художественном мире.

Мать кивает. Она уже давно все поняла.

— Работы Эстер меня очень впечатлили. А на меня не так-то просто произвести впечатление. Итак, она закончила среднюю школу — чем она будет заниматься дальше?

— У Эстер нет выдающихся способностей к учебе. Но ей удалось поступить на программу обучения младшего медперсонала.

Гунилла Петрини едва сдерживается. Похоже, она появилась в последний момент, как рыцарь, спасающий принцессу! Младший медперсонал!

— А вы не подумывали о том, чтобы отдать ее учиться искусству? — спрашивает она самым любезным голосом. — Правда, для Художественной академии она пока слишком юна, но есть другие учебные заведения, которые готовят к поступлению туда. Например, школа искусств Идун Ловен. Мы с директором старые друзья.

— Стокгольм, — произносит мать.

— Да, конечно, это огромный город, но я лично позабочусь о ней.

Гунилла Петрини неправильно истолковывает ее тон. В голосе матери слышится не тревога по поводу того, что маленькая Эстер поедет в большой город. В нем звучит ее собственная неприкаянность. Душная жизнь с семьей и детьми. Все ненаписанные картины, теснящиеся на дне души.

Поздно вечером они сидят за ужином с отцом и обо всем ему рассказывают.

— Само собой, они считают тебя экзотической личностью, — говорит мать, грохоча посудой. — Индийская девочка в лопарском костюме, которая рисует горы и северных оленей.

— Я не хочу туда ехать, — бормочет Эстер, словно пытаясь оправдаться в чем-то перед матерью, хотя сама не понимает, в чем именно.

— Еще как хочешь, — решительно отвечает мать.

Отец не произносит ни слова. Когда доходит до дела, все решает мать.