Черная вдова

– Деньги не отравлены, – заверила Делоре – просто чтобы они не тревожились попусту. Стянув тонкую замшевую перчатку, она провела кончиками пальцев по купюре, которую только что положила на прилавок. – Видите? В этот раз все-таки нет.

Девушки покраснели. Делоре сердито сгребла сдачу и, выходя из магазина, хлопнула дверью. Хорошее настроение улетучивалось. Делоре посмотрела на Милли.

– Не кисни. Все в порядке.

(В этом городе хоть вообще не выходи из дома.)

Только Делоре так подумала, как появилась та старуха – возникла перед ними, будто из-под земли выскочив. Делоре видела ее прежде. Мало вменяемая особа, если судить по манере одеваться. Один этот оранжевый шарф не по сезону – длинный, болтающийся, едва не метущий землю, – чего стоит.

Делоре едва коснулась взглядом злого сморщенного личика и брезгливо сжала губы, ускоряя шаг. Милли едва поспевала. А старуха вдруг развернулась и пошла следом. Делоре расслышала невнятное бормотание за спиной. Затем бормотание стало отчетливее (видимо, старуха спустила шарф со рта), и Делоре разобрала:

– Проклятая, проклятая…

Делоре подавила желание оглянуться. Нет уж, не дождешься, старая гадина.

– Проклятая! Порождение смерти и сама причиняющая смерть, – старуха повысила голос и зашагала с нестарческой быстротой, пока не приблизилась к Делоре впритык.

Милли испугалась. И только поэтому Делоре остановилась и обернулась. Необходимо прервать это злобное пыхтение.

– Что за чушь вы несете?

Старуха отступила на один маленький шаг, исподлобья рассматривая Делоре.

– А то говорю, что перчатки не снимай. У тебя руки в крови.

Делоре будто ледяной водой плеснули в лицо. Конечно, от горожан в принципе хорошего не жди, но таких диких случаев еще не было.

– Отвяжись, – сказала Делоре (то есть не это слово, а другое, похуже, но близкое по смыслу) и сама удивилась собственной грубости. Отлично, Делоре, такой стиль речи очень подходит к этим линялым джинсам. Прямо-таки дворовая девушка. Да все равно…

Старуха замерла, хотя бормотать не перестала, но Делоре и Милли уже покинули пределы слышимости. Делоре была вне себя от злости, но это все же лучше, чем расстроиться. Она остановилась, чтобы успокоить дочь. Опустилась коленями на асфальт, прижала Милли к себе, обняла за плечи.

– Та старуха просто сумасшедшая, Милли. Забудь ее слова…

И тут ее кто-то окликнул по имени.

Делоре недоуменно оглянулась. Тот неуклюжий верзила из магазина… Он стоял под елью, руки в карманах, и невозмутимо рассматривал Делоре. Вероятно, ждал, когда она ответит, тем самым дав повод приблизиться. Он знает ее имя? Вряд ли. Ей только послышалось. Делоре взяла Милли за руку и молча потянула ее прочь. Какое мне дело до твоих окликов? Да кто ты такой вообще?

Они точно решили достать ее сегодня.

Захлопнув за собой дверь и заперев ее на ключ, Делоре глубоко вздохнула. Наконец-то дом. Убежище, где их всех нет.

– Сомневаюсь, что ты стоишь этих неприятностей, – пробормотала Делоре, поливая цветок прозрачной жидкостью из пузырька, приобретенного в магазине для садоводов. – Если это тебе не поможет, то, наверное, ничего уже не поможет.

Стекло взорвалось возле самого ее лица, и Делоре отпрыгнула, ударившись бедром об обеденный стол. Осколки рассыпались по полу. Пробивший оконное стекло камень пролетел через всю кухню, стукнул в дверь, оставив на ней вмятину, и грохнулся на пол.

Милли стояла неподвижная, широко раскрыв глаза от ужаса. Одновременно со вспышкой дикой злобы, пришедшей на смену удивлению и испугу, у Делоре мелькнула мысль, что Милли могло задеть камнем или осколками (о себе она в тот момент даже не вспомнила, но вспомнила минутой позже, что еще больше воспламенило ее ярость). Подскочив к дочери, она выволокла ее в коридор, подальше от зияющего пробоиной окна, и внимательно осмотрела ее голову и тело. К счастью, Милли не пострадала, и Делоре вздохнула с облечением.

– Милли, иди к себе в спальню, – сказала Делоре со всей возможной мягкостью, на секунду прижав дочь к себе.

Когда дочь скрылась в комнате, Делоре метнулась к входной двери, резко распахнула ее и выбежала в сад. И, конечно, никого не увидела. Она все же пробежала по тропинке и выскочила за калитку. Безлюдно. Смылся. И только фантик на земле. Обжирающийся конфетами гаденыш умотал прежде, чем она сломала ему шею. Досадно, не правда ли?

– Я еще поймаю тебя! – пригрозила Делоре, хотя слушать ее было некому. Она бы заорала в голос, но ее остановило понимание, что даже крик едва ли достигнет ушей того, кому он предназначен. Следовательно, ее срыв будет не только глупым, но еще и совершенно бессмысленным. – Ну, давай же, разозли меня… и тогда…

А что тогда?

(И тогда я так нафарширую тебя твоими любимыми конфетами, что ты еще неделю будешь ими блевать.)

Внутри Делоре все клекотало. Когда пожарище гнева немного унялось, на нее повеяло холодом. Она стоит на осенней улице в легких джинсах, тонком свитере и носках в бело-зеленую полоску. М-да. Делоре побрела к дому, поджимая пальцы. «Шуточки; да-а, очень смешно», – думала она, запирая калитку. Она поднялась на крыльцо, бросив полный тоски взгляд на разбитое окно, закрыла дверь (два оборота, и потом еще подергала дверную ручку, убеждаясь, что заперто), стянула грязные носки. Ощущение домашнего покоя окончательно разрушено, очень жаль.

– Я прогнала его, Милли! – крикнула она.

Из комнаты Милли не доносилось ни звука. Делоре приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Милли сжалась в комочек под одеялом. Ну ладно, хотя бы не слушать ее плач.

Делоре прошла в кухню. Что теперь делать с разбитым окном, она понятия не имела. Камень обернут бумагой… ну конечно, просто кинуть камень в окно – этого мало для счастья, нужно еще и словами потравить. Горло Делоре стиснуло от такой лютой злобы, что будь здесь ее обидчик, опасения за его жизнь были бы вполне уместны.

Не тревожась о собственных босых ступнях, Делоре прошла среди осколков и, присев на корточки, подняла камень. Она развернула бумагу. Буквы, накарябанные красным фломастером: «УБЕЙ СЕБЯ, ВЕДЬМА!»

– Разумеется, – произнесла Делоре тонким голоском мультипликационного персонажа. – Прямо сейчас. Как вам будет угодно.

Листок с настойчивым суицидальным призывом Делоре сожгла над раковиной. В своем стремлении уничтожить записку полностью она позволила огню подобраться слишком близко и обожгла кончики пальцев. После она долго и тщательно мыла руки. По поводу камня она сначала задумалась, а потом сказала себе, что это бред, и просто выбросила его в мусорку. Ну что она должна сделать? Зарыть булыжник в землю и, стоя над ним, трижды проклясть его отправителя?