Чёрная волна

Впереди всех стояли трое: красивая женщина с тёмными волосами, собранными в такую сложную причёску, что сам шаман позавидовал бы. Рядом с ней – мужчина с дощечкой в руках, похожей на те, на которых женщины резали овощи. Поверхность дощечки светилась. Мужчина смотрел то неё, то переводил взгляд на Хавьера.

Третий мужчина, с худым бледным лицом, время от времени прижимал к губам ладонь, словно сдерживал рвоту. Сквозь приступы тошноты он булькающе произнёс:

– Ола², Хавьер.

Глава 5.

Ленивая тварь

Более пяти лет Иван Лавинь занимал пост шеф-капитана Жандармерии. За это время он понял, что если и найдётся в Империи Русси человек более коррумпированный и порочный чем он, то это шеф-капитан жандармерии, проработавший на своём посту более шести лет.

Сразу после окончания Жандармского Корпуса молодой Иван Лавинь столкнулся с тем, что не упоминалось на юридической кафедре: любой преступник выпускался на свободу, после просьбы от могущественных людей из Парламента или Двора. Любой насильник, когда выяснялась его родовая принадлежность, сразу из камеры, не стерев ещё кровь жертвы с ладоней, отправлялся домой с почётным эскортом из жандармских бронепежо. Ведь некоторые родственники жертв не соглашались с правосудием и стремились самостоятельно наказать обидчика. Вместо насильников, сажали изнасилованных.

Иван был хорошим учеником и быстро сориентировался. Его больше не удивляло, что конфискованную на границе с Санитарным Доменом чёрную пудру доставляли на склады конфиската, а на следующий же день, перемещали в грузовые пежо и увозили в неизвестном направлении.

Иван Лавинь не был героем. Если уж торговлю чёрной пудрой контролировали высокородные дворяне, то почему он, простой парень из провинции Коль-Мар, должен упускать возможность немного заработать?

Более того, он строго соблюдал закон в том случае, когда нарушения не исходили от вышестоящих. Под руководством Ивана раскрываемость преступлений главного отделения Жандармерии повысилась на порядок.

В прошлом году, в знак императорской милости, его пригласили на ежегодный бал «Друзей Императора». Такой милости, согласно официальному документу, он удостоился за служебные заслуги. Среди «заслуг», догадывался Иван, крышевание сделок по чёрной пудре и прочему конфискату.

Чем больше Иван Лавинь посвящал себя службе, тем чаще его хотели подкупить. Порочная система, о которой не упоминали на учёбе в Жандармском Корпусе, выработалась давно. Века, если не тысячелетия назад.

Если ты отказывался от взятки, тебя пытались неуклюже шантажировать. Если же выполнял приказ вышестоящих и пропускал новую партию чёрной пудры, доставленную через экопосты Санитарного Домена, то тебя лично благодарили, прислав в подарок малолетних шлюх.

Благодарности Иван принимал на квартире, о которой не знала жена. Денежными взятками он щедро делился с людьми из антикоррупционных комитетов, обеспечивая себе прочное положение в порочной правоохранительной системе.

При этом он никогда не смешивал личную, семейную жизнь с работой. Пятнадцатилетние шлюшки или их заменители, так называемые инфанки или инфетки, – это по работе. И если бы Иван вдруг подумал бы, что даренная девочка выглядела чуть старше Оленьки, дочери Ерофея, то он совершенно искренне скривился бы от отвращения. Мол, откуда у меня такие гадкие мысли? Работа – это одно, а личная жизнь…

Иногда Иван Лавинь горько думал: его выслуга лет на посту шеф-капитана Жандармерии заключала в себе такой набор прегрешений, что даже прелат Владислав, духовник Императора, не дотерпел бы до конца перечисления одних только сделок по чёрной пудре.

Иван Лавинь был негодяем, и знал об этом. Утешало лишь то, что остальные в этой системе – ещё хуже.

Но всё равно, с каждым годом Ивану Лавинь требовалось всё больше и больше пудры, чтобы уснуть и не думать о себе. Думать о других, он, оказывается, давно разучился.

…

Радиоприёмник на столе приглушённо бормотал:

«Террористы в Нагорной Монтани назначили мирным жителям цену за выход из региона боевых действий по гуманитарным коридорам. В листовках, распространённых от имени «Верховного военного совета Народной Армии» (организация запрещённая в Империи Русси), они установили тариф в двести ханаатских тоньга с человека. В пересчёте по официальному курсу, это примерно три тысячи эльфранков…»

Иван Лавинь всхлипнул, проснулся и приподнял голову с пола, прислушиваясь. Три тысячи эльфранков… кто-то уже называл такую сумму.

Он сел на пол и ощупал брюки:

– Вроде не обсосался.

Утренний выпуск новостей на «Радио Шансон» закончился.

Покряхтывая, шеф-капитан Жандармерии поднялся с пола, придерживаясь за стол. Нащупал пульт и выключил радио.

На экране настольного ординатёра мигали значки сообщений: подчинённые слали отчёты и документы на подпись. Присутствие Ивана Лавинь требовалось на двух срочных совещания, а ещё несколько срочных совещаний должен созвать он сам, чтобы раздать приказы.

Наладонный ординатёр валялся под столом и тоже светился всеми сигнальными лампочками и экраном, оповещая о десятке пропущенных вызовов, два из которых из Имперской Канцелярии.

Шеф-капитан провёл тыльной стороной ладони под носом, убирая засохшие комочки пудры. Нетвёрдым шагом пересёк кабинет, достал из холодильника бутылку оранжины и, не прерываясь, выпил до дна.

После чего стянул мятые брюки, трусы, рубашку и потную майку. Посмотрел на отражение своего грузного волосатого тела в полированной поверхности дверцы шкафа. Снял с лысой головы прилипший пакетик от пудры. Похлопал себя по животу и раскрыл дверцу шкафа, как бы смахивая своё отражение. Снял с вешалки выглаженную униформу и направился в ванную.

На мраморном полу ванной комнаты ещё валялись окровавленные ватки – вещественные доказательства вчерашней стычки с братом.

Иван Лавинь вышел из ванной комнаты преобразившимся. Форма шеф-капитана жандармерии любого человека делала представительным. А Иван и без того был крупным и широкоплечим. Тщательно брил голову налысо, чтоб не носить позорную плешь.

Конечно, выпирающее пузо портило осанку, но у кого из чинов силовых ведомств нет живота? Разве что у генерала службы Гражданской Обороны, Андрея Де Жолля, двухметрового дрыща и мужеложника.

Шеф-капитан сел за стол, взял щепотку чёрной пудры и втянул ноздрёй, остатки слизал с пальца. Выдвинул ящик стола и одним движением смахнул туда весь беспорядок: горстки пудры, пудреницы, стеклянные и серебряные трубочки, пустые пакетики и листки бумаги, на которых он ночью, будучи в напудренном угаре, записывал стихи.

Начался очередной рабочий день.

Иван Лавинь нажал кнопку интерфона:

– Костя?

– Да, мой капитан.

– Ты договорился о встрече с этой… как там её, клонихой?