Чернильная девушка
Шрифт:
– Денис, дружище! Как я рад тебя видеть в полном здравии!
– Здравствуйте, Игорь Юрьевич…
– Да ладно тебе, Денис. Давай зароем топор войны? Лучше расскажи, как идут твои дела?
– Да так, – Денис поправил свои очки. – Продолжаю производить макулатуру и прошу у папочки деньги на ее издание. Все, как обычно.
– Ну, перестань, я сказал это в сердцах. На самом деле я так не считаю. Просто ты поставил нас в очень глупое положение. Любой на моем месте сорвался бы! Так что тебе не за что на меня обижаться!
– Странная получается музыка, Игорь. Ты как-то резко потеплел после того, как продюсер Николас Вебер заинтересовался моей персоной и попросил передать через тебя официальное приглашение на его праздник.
– Хватит, Денис. Я всегда хорошо к тебе относился!
– Да, я смотрел интервью с тобой. Лихо ты тогда загнул: «Денис Леваев, как ответственный творец и добрый человек, не выдержал того эмоционального напряжения, которое на него свалилось…» и все такое прочее.
– Только это не сильно нам помогло в делах. Ты знаешь, Денис, что работа с такими как ты – это мое хобби. Я получаю куда больше денег за ведение юридической практики и за сдачу в аренду своих торговых площадей. Погружение в мир художественного слова – мое увлечение. В России это далеко не самый популярный и прибыльный бизнес. Просто мне доставляет большое удовольствие продвигать финансово успешных и талантливых авторов. И мне тем более обидно, когда моя инвестиция начинает все портить вокруг себя. Нам нужно с этим разобраться, Денис…
– Нет больше никаких нас, Игорь. То, что мы встретились на одном мероприятии, еще ничего не значит. Я больше не буду с тобой работать.
– Тебе плохо работалось со мной?
– Мне плохо с тобой думалось.
– Ну что же. Навязываться не буду. Но ты подумай, Денис. Старый друг, он лучше новых двух. Кстати, Вебер сказал, чтобы ты зашел к нему лично…
– Хорошо. Давай пойдем в зал и повеселимся.
– Как скажешь, Денис. Как скажешь…
Они вошли в залитый красным светом зал, освещаемый девятью люстрами в форме колец. На длинных столах, вдоль полупрозрачных стен стояло обилие блюд разных форм и размеров. По венецианской плитке ходили одетые в костюмы полуголые люди: эльфы, сатиры, живые деревья, оборотни и демоны расхаживали посреди мужчин в классических костюмах и женщин в вечерних платьях. Ряженые жонглировали, извергали к потолку огонь, танцевали и целовались друг с другом, развлекая своими пестрыми нарядами и вызывающим поведением холеных гостей. Буйство ядовитых красок, визга, смеха и звона бокалов сливалось в единый гимн удовольствию под музыку живого оркестра. В воздухе пахло шампанским, дорогим парфюмом и трудно уловимой кулинарной симфонией, вобравшей в себя ароматы мяса, рыбы и самых разнообразных закусок. Официантки и официанты в ошейниках и черном латексе разносили на подносах выпивку. В конце зала располагалась сцена, на которой с правого края возвышался искусственный ледяной трон и заваленный подарками старинный стол с резными ножками.
– А вот и моя выгодная партия вернулась, – промурлыкал Игорь Юрьевич.
Свозь праздничный хаос к писателю и литературному агенту подошла высокая женщина с густыми бровями и крючковатым носом. В длинном пучке ее каштановых волос красовалось перо и вплетенные жемчужные бусы. Поправив бретельку своего черного платья, она взяла Игоря Юрьевича под руку.
– Добрый вечер, Маргарита Викторова. Отлично выглядите.
– Благодарю вас, Денис. Вы, как всегда, сама любезность. Игорь говорит, что вы самый плодовитый и талантливый писатель, из всех с кем он работает.
– Видите ли, мы с ним больше…
– Мы больше, чем компаньоны, мы – друзья! – перебил Игорь писателя. – И это очень почетно иметь такого талантливого друга!
– Ну что ты, Игорь, я уже давно достиг своего творческого потолка…
– Не скромничайте, – вмешалась Маргарита. – Писатель вашего достатка не может не быть талантливым.
– Вот и я ему всегда это говорю, дорогая. Если талант не приносит денег – это не талант. Полный кошелек и круглый банковский счет красноречивее всего расскажут о достоинствах человека.
– Благодарю за столь высокую оценку, – Денис поморщился. – Вы меня извините, я пойду, положу свой подарок на стол…
Под присмотром охранника, Денис положил подарок и огляделся. Николаса Вебера нигде
не было видно. Выпив шампанского и попробовав несколько блюд, писатель медленно прохаживался по залу между другими гостями, многих из которых он знал лично. В просвете людей он увидел двухстворчатую дверь, подошел к ней и аккуратно толкнул ее холодную, гладкую поверхность. Через узкий коридор мужчина вышел на открытую террасу, тщательно очищенную от снега, на которой стояли три человека. Они пили, смеялись и что-то живо обсуждали, пока ветер трепал полы их пиджаков – до появившегося рядом писателя им не было никакого дела. С террасы уходила лестница, ведущая наверх. Поднявшись по ней, Денис попал на еще одну, более маленькую террасу, которая располагалась немногим ниже матовой крыши ресторана. На ней, заложив руки за спину, стоял мужчина в синем костюме и смотрел на скованное льдом озеро.– Здравствуйте!
Николас Вебер повернулся на голос и, не сказав ни слова, жестом руки предложил Денису встать рядом. Они молча стояли и смотрели на ледяную гладь, пока снег оседал на их волосах. Продюсер закурил и предложил сигарету писателю, который принялся с интересом рассматривать его профиль. На вид Николасу Веберу было лет сорок. Этот высокий, худой мужчина, казалось, не делал ни одного лишнего движения и, даже не разговаривая, источал обаяние уверенного в себе, наделенного огромной властью человека. Его хищные черты лица, – крючковатый нос, чуть изогнутый в саркастичной ухмылке рот и хитрый прищур – настораживали и будоражили сознание различными догадками. Николас Вебер вызывал в писателе противоречивое чувство – дуэт страха и первобытного любопытства, желания узнать, что прячет за душой этот явно опасный, но от этого не менее интересный человек.
– Люблю это место. В нем есть сила, – сказал продюсер.
– Да, очень красивое место.
– Именно поэтому я и построил здесь свой ресторан.
– Меня зовут Денис Леваев.
– Я узнал вас, Денис. Рад знакомству. Я смотрел видеозапись с вашей последней презентации, бегло просмотрел пару книг и почувствовал в вас хороший потенциал, особенную творческую силу. Не простое желание зарабатывать, а тягу к власти над умами людей, искреннее желание вести их за собой великой силой человеческой мысли.
– И как вы это поняли?
– У меня есть определенный опыт. Мои статус и положение обязуют смотреть дальше, чем многие привыкли, подмечать мелочи, за совокупностью которых прячется благоприятная возможность извлечь пользу. Вы меня понимаете?
– Если честно, не совсем…
– Вы можете больше чем думаете, Денис. Вот, что я имею в виду. В вас чувствуется жгучая обида на мир и желание запечатлеть себя в истории. И то и другое может сыграть нам на руку…
– Сейчас я работаю над манифестом духовно слепому индивидуалисту.
Николас Вебер стал всматриваться в Дениса своими холодными синими глазами. И без того чуть кривой рот продюсера тронула одобрительная ухмылка и он жестом предложил Денису пройти в ближайшую дверь. Когда они зашли в кабинет управляющего рестораном, Николас заговорил снова:
– Nigra in candida vertere.
– Точнее не скажешь.
– Если вы не справитесь, то добьетесь обратного эффекта.
– Не совсем вас понимаю.
– Вы можете обратить внимание читателя на то, на что его обращать не в ваших интересах. Если, конечно, вы и дальше хотите, чтобы книги, вроде вашего «Доктора за ширмой» также хорошо покупали, а в кинотеатрах крутили похожее кино. Понимаете, моя работа во многом состоит в том, чтобы внушить потенциальному потребителю, что он свободен в выборе того, что ему покупать, читать или смотреть. Он не должен догадаться, что давно стал частью отлаженной системы и дрыгается как рыбка на крючке. Он не должен знать о специальных медиа технологиях, которые играют на его желаниях и страхах, как на музыкальном инструменте, заставляя делать то, что нужно нам. Я хочу вам признаться, Денис. Я обожаю таких людей – усредненных, тихих и полезных, не утруждающих себя критическим осмыслением жизни. Они мои герои. Лучше них могут быть только те, кто, считая себя невероятно умными и образованными, видят в приземленной ерунде оригинальность и несуществующий глубокий смысл.