Чернильная смерть
Шрифт:
Птичьи мысли туманили Резе рассудок. Это пугало ее, но без крыльев ей не попасть к Мо. А когда ты прилетишь к нему, Реза, что дальше? Ты что, надеешься выклевать Свистуну глаза и увести Перепела из-под серебряного носа? Улетай, Реза, все пропало! Спасай свое нерожденное дитя, раз уж не можешь спасти его отца. Возвращайся к Мегги. Ее переполнял птичий страх — и человеческая боль. Или наоборот. Может, она сходит с ума, как Мортола?
Дрожа, сидела она в дальнем углу, ожидая, чтобы Змееглав отправился на встречу со своим узником и покои опустели. «Почему он его предал? — думала она. — Почему?» Что пообещал ему Орфей? Что может быть ценнее жизни, которую возвратил ему Мо?
Змееглав, Орфей, Свистун, солдаты, двое слуг с подушками, на которых Серебряному князю было не так больно
Слуга вернулся, чтобы захватить плащ Змееглава.
— Видишь птицу там, наверху? — спросил Якопо. — Поймай ее мне!
Но слуга грубо потащил его к двери.
— Не командуй тут! Пойди навести мамочку! Ей там, наверное, скучно!
Якопо кусался и отбрыкивался, но слуга вытолкал его вон, закрыл дверь — и подошел ближе. Реза отпрянула. Она слышала, как он подвигает что-то к шкафу. Метнись ему в лицо, Реза! А потом куда? Дверь закрыта, окна тоже. Слуга попытался набросить на нее черный плащ. Она порхнула к двери, забилась о стены, услышала его ругань. Куда теперь? Она взлетела на люстру под самым потолком, но тут что-то ударило ее в плечо. Ботинок. Боль пронзила ласточку, и она упала.
— Ну погоди, я сверну тебе шею! Ты, наверное, вкусная, если зажарить. Уж наверное лучше, чем то, чем вас тут кормят.
Грубые руки схватили ее. Она пыталась упорхнуть, но крыло болело, а сильные пальцы держали крепко. В отчаянии она замолотила по ним клювом.
— Отпусти ее!
Слуга испуганно оглянулся. Сажерук оглушил его точным ударом. За его спиной горел огонь. Огонь предателя. Гвин голодными глазами уставился на ласточку, но Сажерук прогнал его. Реза попыталась клеваться, когда он протянул к ней руку, но силы оставили ее, и он осторожно поднял птицу с пола и пригладил взъерошенные перья.
— Что у тебя с крылом? Шевелить им можешь?
Птица в ней доверяла ему, как все дикие твари, но человеческое сердце помнило слова Свистуна.
— Почему ты предал Мо?
— Потому что он так захотел. Выплюни зерна, Реза! Или ты уже забыла, что ты — человек?
«Может быть, я хочу об этом забыть», — подумала она, но послушно выплюнула зерна ему в ладонь. На этот раз все были на месте, и все же она чувствовала в себе птицу. Маленькая — большая, большая — маленькая, кожа и перья, кожа без перьев… Она провела рукой по плечам, почувствовала свои пальцы без когтей, ощутила слезы на глазах — человеческие слезы.
— Ты видела, куда он прячет Пустую Книгу?
Реза покачала головой. Как радо ее сердце, что может любить его, как прежде!
— Реза, мы должны ее найти, — прошептал Сажерук. — Твой муж начнет переплетать книгу для Змея, чтобы забыть о Перепеле и вырваться из-под власти слов Орфея. Но нельзя допустить, чтобы он довел дело до конца. Понимаешь?
Да, она понимала. Они искали повсюду при свете огня, ощупывали влажные полотенца, одежду, сапоги, рылись среди мечей, кувшинов, серебряной посуды и расшитых подушек. Они пошарили даже в наполненной кровью ванне. Когда снаружи послышались шаги, Сажерук схватил слугу, все еще лежавшего без сознания, и утянул за шкаф, на котором раньше сидела Реза. Птице эти покои казались огромными, как целый мир, а теперь здесь тесно было дышать. Сажерук стоял впереди, заслоняя Резу, но вошедшие в комнату слуги были заняты опорожнением кровавой ванны. С отчаянной бранью они собирали влажные полотенца, отгоняя насмешками отвращение к разлагающейся плоти хозяина. Потом подхватили ванну и ушли с ней.
Искать… в каждом углу, в каждом сундуке, в смятой постели, под кроватью. Искать.
Пылающие слова
Эти картины и были миром, и мир похлебкой кипел в ней, а она сидела среди прекрасных книг с ухоженными названиями. Все это варилось в ней, а она водила глазами по страницам, до краев своих животиков заполненным абзацами и словами.
Вы гады, думала она.
Прекрасные
гады.Не хочу вашего счастья. Прошу вас, не смейте наполнять меня и внушать, будто это даст что-то доброе.
40
Перевод Н. Мезина.
Фарид нашел Дориа. Когда его втащили на дерево, Мегги сперва подумала, что великан растоптал его, как людей Зяблика, лежавших в мерзлой траве, словно сломанные куклы.
— Нет, это не великан, — сказала Роксана, когда Дориа положили к другим раненым — Деревяге, Шелкомоту и Ежу. — Это дело человеческих рук.
Роксана превратила одно из нижних гнезд в больничную палату. К счастью, разбойники потеряли убитыми только двоих. Зато войско Зяблика понесло большие потери. Надо думать, теперь даже страх перед Змееглавом не заставит наместника сюда вернуться.
Среди погибших был и Коптемаз. Он лежал в траве со сломанной шеей и смотрел в небо пустыми глазами. Среди деревьев появились волки, привлеченные запахом крови. Но подойти ближе они не решались потому что под деревом спал великан, по-детски свернувшись клубком. Он уснул так крепко, словно колыбельные Роксаны навсегда отправили его в царство грез.
Дориа не очнулся, когда Минерва перевязала ему кровоточащую рану на голове. Мегги присела рядом пока Роксана занималась другими ранеными. Еж был в тяжелом состоянии, остальным всерьез ничего не грозило. Принц, к счастью, всего лишь переломал несколько ребер. Он хотел спуститься к своему медведю, но Роксана решительно воспротивилась. Баптисте пришлось без конца уверять Принца, что медведь уже снова гоняет зайцев, после того как Роксана вынула стрелу, пропоровшую мохнатое плечо. Но Дориа не шевелился. Он лежал без признаков жизни, со слипшимися от крови волосами.
— Как ты думаешь, он очнется? — спросила Мегги, когда Роксана наклонилась к нему.
— Не знаю, — ответила Роксана. — Говори с ним! Иногда это вызывает их обратно.
Говори с ним. Что бы такого рассказать Дориа? «Фарид говорит, что там есть кареты, которые ездят без лошадей, и музыка, звучащая из крошечной черной коробочки». Он все время расспрашивал ее о другом мире, поэтому Мегги начала тихонько рассказывать о каретах без лошадей, летающих машинах, кораблях без парусов и приспособлениях, переносящих голос с одного континента на другой. Элинор пришла ее проведать, Фенолио немного посидел рядом, даже Фарид подошел и взял ее за руку — а она держала руку Дориа, — и впервые они снова были так близки друг другу, как в те времена, когда вместе шли за Сажеруком в поисках ее попавших в плен родителей. Может ли сердце любить сразу двоих?
— Фарид, — сказал Фенолио, — давай посмотрим, что расскажет нам огонь о Перепеле. Пора довести эту повесть до конца, до хорошего конца.
— А может быть, послать к Перепелу великана? — спросил Шелкомот.
Роксана вырезала у него из плеча наконечник стрелы, и теперь язык у разбойника заплетался от вина, которым она его напоила, чтобы смягчить боль. Спасаясь бегством, войско Зяблика бросило мехи с вином, запасы продовольствия, одеяла, оружие и лошадей.
— Ты что, забыл, где сейчас Перепел? — отозвался Принц. (Мегги была так рада, что он жив!) — Великан не сможет перейти Черное Озеро. Хотя прежде они любили смотреться в его гладь, как в зеркало.
Да, эта история не любит простых решений.
— Пойдем, Мегги, посмотрим в огонь, — сказал Фарид, но Мегги не решалась выпустить руку Дориа.
— Иди-иди. Я с ним посижу, — сказала Минерва.
А Фенолио прошептал:
— Гляди веселей! Юноша очнется, можешь не сомневаться! Ты что, забыла, что я тебе рассказывал? Его история только начинается!
Но, глядя на бледное лицо Дориа, Мегги в это не очень верила.
Сук, на котором расположился Фарид, был шириной с подъездную дорогу к дому Элинор. Мегги присела рядом, а Фенолио подозрительно глядел на детей над ними, разглядывавших спящего великана.