Чернильный ангел повесть
Шрифт:
Уже солнце всю комнату прошло – не отпускает она! Привинтила к стулу! Наконец вроде бы оторвался, пошел, покачиваясь, к мосткам, хлебнуть озона… К-куда?! За шиворот – и к столу!
Сиди. А то вот эту фразу записать забудешь!.. Какую, спросите вы, фразу?.. А вот эту, которую вы сейчас читаете!!
Уже солнце тонуло в озере, когда я выполз на скамейку, отдыхивался. Смотрел, как Нонна разговаривает с маленькой собачкой, коротконогой, с сосками, метущими пыль. Собачка снизу вверх задумчиво смотрела на Нонну, а та, грозя пальчиком, говорила ей:
– Сейчас
Огромная башка Анчара моталась над изгородью, в глазах были боль, недоумение: что же это? Измена их любви?
С умилением я наблюдал эту идиллию – но, похоже, время идиллий ушло навсегда! Подняв глаза от маленькой собачки, я увидал, как по песчаному нашему переулку чопорно шествует строгая женщина в очках… явно по мою душу! Что там еще? С Настей теперь что-то случилось? Я встал.
– Пойду немного прогуляюсь! – пробормотал я и, выйдя за калитку, быстро пошел навстречу судьбе. В калитку, во всяком случае, не стоит ее впускать!
Мы пересеклись на середине переулка. Она уже вполне благосклонно кивнула мне:
– Вас к телефону!
Да будь проклята и эта пруха – благосклонность ко мне женщин!
Сидел бы тупо, отдыхал!
– Не сказали кто? – осведомился я светски. Мол, наверняка откуда-то из высших сфер, замучили своей лаской, надоели.
Она многозначительно пожала плечом, улыбнулась… “Услышите!”
Что может быть? Я мысленно развернул перед собой веер возможных неприятностей… Эта?.. Или эта?.. Какая получше? Боюсь, что-то с Настей теперь!
Мы шли, мило улыбаясь, через проходную ДРСУ, через широкий асфальтовый плац, заставленный бездействующими скреперами и бульдозерами.
– Вы видели вчера этот ужас? – слегка кокетничая, возмущалась она.
– …М-м-м… Что вы имеете в виду?
– Ну, по телевизору… У Сванидзе!
– О да! – понимающе улыбался я.
Не видал я никакого Сванидзе и даже забыл немножко о нем – своих ужасов хватает!
– О да!
Мы, интеллигентные люди, должны поддерживать друг друга, говорить и улыбаться… даже по дороге на казнь! Какая именно меня ждет?
– Прошу вас!
– Благодарю вас!
Она тактично, интеллигентно вышла. Да уж, моей реакции ей лучше не видеть! Трубка-двустволка, отражаясь, лежала на полированном столе. Чем вдарит?
– Аллеу? – вальяжно проговорил я (наверняка подслушивает).
– Здорово, пузырь! – сиплый голос… Господи, да это Иван! Уже легче. Особых бед от него вроде не жду… кроме тех, что уже случились.
– Да… слушаю, – проговорил я строго. Чтобы не поняла дама, что звала меня из-за какого-то пустяка.
– Соскучал я по тебе!
– Я тоже! Куда ж ты пропал? Когда приедешь?! – кричал я.
Отличный разговор, особенно на фоне того, что пугало раньше.
– Да ну, – зевнул Ваня, – надоело мне там!
А как же дети Юга?.. Жгут в его усадьбе костры, слегка приворовывают. Не важно?
– Слышь, у меня дело к тебе…
Я уже радостно, с облегчением сел
на стул, вытер счастливый пот… Любое его дело – это не дело!– Случайно узнал – тут на какую-то премию выдвигают меня…
“Крашеный ангел”, что ли… не слыхал? Ты вроде все знаешь?
Я-то знаю. Но как-то неохота рассказывать ему.
– “Чернильный ангел”, – все же выговорил я. – “За творческий вклад в дружбу народов”.
– А-а-а, – проговорил задумчиво, видимо соображая, когда же он внес этот вклад и куда.
– Так что… поздравляю, – от души сказал я. Измученный борьбой, я и тут подозревал поначалу подколку, подковырку… но раз он со мной простодушен – я тоже.
– Приезжай, выпьем! – сказал я вполне искренне. А что? И выпьем!
Должен же я быть когда-то и буйным!
Вытирая пот, я вышел на улицу… Слава богу – живой!
И тут я увидел, что по переулку, бодро переставляя тоненькие ножки в розовых тапочках, поднимается жена с кошелкой в руке.
– Ты что? В магазин, никак, собралась?
– А как жы! А как жы! – радостно проговорила она.
…И больше я про это лето – теперь давно уже минувшее – ни черта не помню!
ФИНИШ
Немножко помню только день отъезда – и то лишь в силу его необыденности, особливости.
Жена, радостная, пришла с базара:
– А я насчет машины договорилась, уезжать!
– …На когда? – вымолвил я, отрываясь от машинки.
– А на сегодня! – лихо ответила она.
Она давно уже рвалась в город, тосковала по городской квартирке.
Говорила, мечтательно зажмурясь:
– Неужто я на моей кроватке буду спать? И на моей кухоньке готовить?
– Будешь, будешь, – говорил я. – Но здесь вроде неплохо?
– Тебе везде неплохо! – обижалась она.
Это верно. Неплохо везде. А кому где-то плохо – тому плохо везде.
Она стала, подставив табуретку, скидывать со шкафа клетчатые баулы, главный инструмент “челноков”.
– Какая-то я проныр-ливая! – довольная, проговорила она.
– С кем ты договорилась хоть? – смотрел я на нее.
– С нашим Битте-Дритте… с кем же еще? Встретила на рынке его – и договорилася!
Прям летала от счастья!
– Ну что… уезжаем, я слышал? – улыбаясь, вышел отец.
Мы посмотрели в окошко… Все пожелтело, пожухло. Пора.
– Да, – сказал я ей, пытаясь перестроить свои мысли на городскую жизнь. – С Битте-Дритте договориться – большая удача!
Долго он хорохорился перед нами и, даже когда закончил наконец реставрировать свой “хорьх”, вывезенный им из Германии и предназначенный, как он уверял, лишь для высшего командования… долго отказывался на нем ездить. Тем более невозможно было даже заикаться о поездке на “хорьхе” в город.
– Да там все с ума сойдут, постовые застрелятся, если я на
“хорьхе” в город приеду! – хвастался он.
– Пообещала кое-что ему! Проныр-ливая я! – хвасталась жена.
Что, интересно, она ему обещала? – разволновался я.