Черно-белая радуга

– Надо его как-то взбодрить. Нельзя в шестнадцать лет уверенность терять.

Анна взяла бокал, отпила вина долгим глотком.

– Как будто в тридцать можно. Тебе сейчас не хотелось бы чувствовать себя поувереннее?

Миша тоже взял бокал, оперся о шкафчик, размазывая вино по стеклу легкими покачиваниями руки.

– Слушай, ты сейчас сочувствуешь мне, или у тебя тоже какая-то гадость приключилась?

Анна глубоко вздохнула, пощипывая губы пальцами.

– Нет, все как обычно, но именно это почему-то и огорчает. Мне хочется новых ощущений, новых людей, мест…

Она нерешительно замолчала.

– Так за чем дело стало? – подтолкнул ее Миша.

– За всем. Ладно, пойдем к Егору.

В комнате устроились на полу. Миша сел рядом с Егором, похлопал его по колену, выражая ему свое сочувствие.

– Не расстраивайся. То, что тебя не приняли, вовсе не означает, что ты плохо рисуешь. Думаю, у них просто квоты для иногородних.

Миша понимал, что его слова звучат плоско и вряд ли способны взбодрить, но на большее он сейчас был неспособен, да и боялся выплеснуть ненароком душившую его горечь и желчь.

– Да, буду теперь в армии рисовать, – вздохнул Егор.

– Ну ладно тебе, – строго одернула его Анна. – У тебя есть еще время попробовать другие вузы. В конце концов, можно и дома в университет подать документы.

Воцарилось дружное молчание, и Миша покопался в памяти, пытаясь вспомнить какую-нибудь забавную историю или хотя бы просто тему для легкого разговора, но на ум ничего не шло, и он включил телевизор. Пощелкал каналами и, проскочив рисованную картинку, тут же вернулся назад.

– «Футураму» посмотрим?

На экране одноглазая Лила нравоучительно объясняла своим коллегам: «Человечество никогда ничего не добьется, если все мы не научимся притворяться, что хорошо относимся друг к другу».

– Да уж, как верно подмечено, – скривил губы Миша. – Я всегда говорил, что люди терпимыми не становятся, а только притворяются. Классная у них сатира. Смотрели?

– Только несколько серий, – ответила Анна.

Миша нажал на пульт, и мультфильм сменился кинематографическим семейным ужином. Анна спросила:

– Мишка, у тебя еда есть какая-нибудь? Давай приготовим ужин?

– Гречневая каша и хлеб.

– И все, что ли? А что же ты ешь?

– Ну, очевидно. Гречневую кашу и хлеб.

– Ужас какой, ты тут совсем дойдешь скоро, – Анна решительно встала, вытащила из кармана несколько купюр и удовлетворенно кивнула. – Я пойду куплю что-нибудь.

– С тобой сходить? – Егор подтянул ноги, готовый встать.

– Да нет, я быстро. В угловой магазин схожу. Мишка, чего-нибудь особенного хочешь?

– Нет, все на твое усмотрение, – вяло отозвался Миша. Идея приготовления ужина энтузиазма в нем не вызвала.

Когда за Анной захлопнулась дверь, Миша разлил по бокалам остатки вина и потянулся за пачкой сигарет на стеллаже.

– Ты куришь? – спросил он Егора.

Тот смущенно улыбнулся, качнул головой.

– Табак нет.

– А у меня есть, кстати, и не табак. Будешь?

– Не знаю, – ответил Егор, нерешительно глядя на дверь.

– Анька тоже курит, все нормально.

Миша вытащил из-за ряда книг на верхней полке пачку папирос и комочек марихуаны, завернутый в целлофановую обертку от сигарет. Замер на несколько секунд, усомнившись, что имеет право предлагать траву племяннику Анны в ее отсутствие, но решил, что Егора может унизить намек на его возраст и зависимость от решений других, и принялся растирать душистый комочек над листком бумаги.

Он раскурил папиросу, затянулся несколько раз мелкими затяжками и передал ее Егору. Тот шумно втянул дым и потянулся к Мише, жестами предлагая выдохнуть его в Мишин рот. Миша такая интимность смутила, но он все же приблизился к Егору с приоткрытыми губами, замечая вдруг крапинки на его желтоватых радужках и трогательную горбинку на носу.

Его тело облило приятным теплом расслабления.

* * *

Наклонившись стянуть с ног кроссовки, Анна заглянула в комнату и от неожиданности едва не выпустила пакет из рук. Мишина рука лежала на плече Егора, их губы сближались для поцелуя. В другой его руке, упертой в пол, исходила кольцами ароматного конопляного дыма папироса.

Она отбросила пакет вместе с ключами и рванулась к ним, уже повернувшим к двери удивленные лица. Подхватив племянника подмышку, она с силой дернула его вверх, заставила встать.

– Обуваться! Быстро! – скомандовала она, выталкивая его в коридор, и повернулась к Мише. – Ты… Урод! Зачем тебе это надо?!

Миша, замедленный и безучастный, поднялся, уставил в нее долгий, сухой взгляд.

– Что надо?

– Больше не с кем потрахаться? – прошипела Анна со сжатыми зубами.

– Ань, ты… – заговорил за ее спиной Егор.

Ее захлебнула новая волна злобы.

– Заткнись! Выходи, давай!

Она схватила его за руку, вытащила из квартиры и захлопнула за ними дверь ударом ноги.

По дороге домой Анна молчала, еще неспособная говорить связно после увиденного, и замечала боковым зрением испуганные взгляды Егора. Дошли очень быстро. Оказавшись в квартире, Анна первым делом набрала себе стакан очень холодной воды, залпом выпила его и указала племяннику на стул.

– Садись.

Он послушно сел и опустил взгляд в пол.

– Ты сознательно на это пошел? – спросила она.

– На что?

Анна оперлась о раковину, сжала ее края ладонями.

– Быть голубым весело и интересно, когда тебе двадцать-тридцать. – А престарелые педики никому не нужны. Это одинокие и несчастные люди, над которыми смеется общество. Я советую тебе очень хорошо подумать, прежде чем делать такой выбор и ломать свою жизнь.

Егор глухо молчал, ни единым движением не реагируя на слова Анны. Она продолжила:

– Завтра ты летишь домой. Я сейчас забронирую тебе билет. Матери скажешь, что со вторым университетом тоже ничего не получилось.

– Ань, не надо, – Егор поднял на нее просительный взгляд. – Мы просто курили траву.

Она наклонилась к нему и выставила указательный палец.

– Это ты просто курил траву, а… ему надо было другое. Все, Егор, закончили. Мне очень жаль, что так получилось, но другого выхода нет. Надеюсь, ты сможешь поступить дома.