Черное эхо

На короткое время в комнате воцарилась тишина, хотя возникшее среди этих пятерых мужчин напряжение грозило вдребезги разнести стекла. Паундз заглянул через стекло в общее помещение и увидел примерно с дюжину детективов, делающих вид, будто заняты делом, а на самом деле прислушивающихся к тому, что происходит за стеклянной перегородкой. Некоторые пытались читать по губам лейтенанта. Паундз встал и опустил жалюзи на стекле. Такое он проделывал не часто. То был сигнал команде, что происходит нечто серьезное. Даже Эдгар выразил свою озабоченность шумным дыханием. Паундз снова сел. Длинным ногтем он постучал по лежавшему перед ним на столе голубому пластиковому скоросшивателю.

– О’кей, а сейчас давайте приступим, – начал он. – Вы оба, парни, отстраняетесь от дела Медоуза. Это первое. Никаких вопросов, с этим покончено. А теперь расскажите нам все, от и до.

При этих словах Льюис, щелкнув, открыл дипломат и вытащил оттуда кассетный магнитофон. Включил его и поставил на чистый, без единого пятнышка, стол Паундза.

Босх работал в паре с Эдгаром только восемь месяцев. Гарри был знаком с ним недостаточно хорошо, чтобы предсказать, как тот воспримет эту акцию устрашения и как долго он продержится против этих ублюдков. Но он знал его достаточно хорошо, чтобы отдавать отчет, что относится к нему с симпатией и не хочет, чтобы его взяли в тиски. Единственным грехом Эдгара во всей этой истории было то, что он хотел высвободить себе вторую половину дня в воскресенье, чтобы спокойно заниматься продажей домов.

– Зачем эта хреновина? – кивнул Босх в сторону магнитофона.

– Выключите, – сказал Паундз Льюису, указывая на магнитофон, который, в сущности, был ближе к нему, чем к Льюису. Детектив встал и приподнял магнитофон со стола. Он выключил его, нажал на кнопку перемотки и поставил обратно на стол.

После того как Льюис уселся обратно, Паундз сказал:

– Господи, Босх, сегодня мне звонят из ФБР и говорят, что считают вас возможным подозреваемым в деле о треклятом банковском ограблении. Говорят, этот Медоуз проходил подозреваемым по тому же самому делу, и в силу этого вас теперь следует считать подозреваемым в убийстве Медоуза. И вы думаете, мы после этого не станем задавать вопросы?

Эдгар запыхтел громче. Такое он слышал впервые.

– Держите магнитофон подальше, и мы поговорим, – сказал Босх.

Паундз немного поразмыслил над этим, потом сказал:

– Пока не будет магнитофона. Рассказывайте.

– Во-первых, Эдгар во всей этой истории совершенно ни при чем, он не имеет о ней ни малейшего представления. Мы вчера заключили с ним что-то вроде сделки. Я беру на себя дело Медоуза, а он идет домой. За это он должен довести до ума дело Спайви, той телезвезды, которую зарезали позапрошлой ночью. А про это фэбээровское дерьмо с ограблением он вообще знать не знал. Отпустите его.

Похоже, Паундз поставил себе целью не смотреть ни на Льюиса с Кларком, ни на Эдгара. Он сам принял это решение. Свеча, слабо мерцающая перед лицом урагана воинствующей некомпетентности. Это пробудило в Босхе искру уважения. Паундз выдвинул ящик стола и вытащил оттуда старую деревянную линейку. Повертел ее в руках. Наконец посмотрел на Эдгара:

– Это правда, то, что говорит Босх?

Эдгар кивнул.

– Вы понимаете, что это выставляет его в плохом свете, как будто он старался придержать дело для себя, чтобы утаить от вас свои контакты?

– Он сразу сказал мне, что знает Медоуза. Он с самого начала был со мной откровенен. Было воскресенье. Мы не могли рассчитывать, что кто-нибудь придет и избавит нас от повинности только потому, что Гарри знал парня двадцать лет назад. Вдобавок большинство людей, которых находят мертвыми в Голливуде, уже известны полиции по какому-нибудь поводу. А всю эту штуку насчет банка и прочего он, видно, выяснил уже после того, как я ушел. Я впервые слышу об этом.

– О’кей, – сказал Паундз. – У вас есть какие-нибудь бумаги по этому делу?

Эдгар покачал головой.

– О’кей, доводите до конца что у вас там по делу этого… как его?.. Да, Спайви. Я назначу вам нового партнера. Пока не знаю кого, но сообщу. О’кей, все, продолжайте работать.

Эдгар издал еще один шумный вздох и встал.

После ухода Эдгара «шеф-повар» Паундз в течение нескольких мгновений позволил бушующим в комнате страстям улечься. Босху страшно хотелось курить – хотя бы засунуть в рот и держать там незажженную сигарету. Но он ни за что не хотел показать им такую слабость.

– Ну что, Босх, – сказал Паундз, – вы хотите что-нибудь сообщить нам об этом деле?

– Да. Это чушь собачья.

Кларк самодовольно ухмыльнулся. Босх не обратил на это внимания. Но Паундз бросил на детектива службы внутренних расследований испепеляющий взгляд, который увеличил уважение к нему Босха.

– В ФБР мне сказали, что на данный момент я не являюсь подозреваемым, – сказал Босх. – Они присматривались ко мне девять месяцев назад, потому что присматривались тогда к любому, кто имел отношение к вьетнамским туннелям. Тогда они выявили некоторую связь с тамошними туннелями. Всего-навсего. Это была скрупулезная работа, им пришлось проверять всех. Поэтому они посмотрели на меня, а потом двинулись дальше. Черт, когда произошло то ограбление, я был в Мексике – спасибо этим двум болванам. ФБР прос…

– Предположительно, – вставил Кларк.

– Заткни варежку, Кларк. Ты просто ищешь способ, как бы прошвырнуться туда на каникулы с проверкой за счет налогоплательщиков. Бюро уже проверяло, можешь справиться у них и сэкономить средства.

Затем Босх снова повернулся к Паундзу, развернув свой стул спинкой к детективам СВР. Он заговорил приглушенным голосом, недвусмысленно давая понять, что разговаривает с Паундзом, а не с ними.

– Бюро хочет меня отстранить, потому что, во-первых, я привел их в замешательство, когда появился у них сегодня, чтобы расспросить о банковском ограблении. Я хочу сказать, что для них я – нечто связанное с недавним прошлым, вот они и запаниковали и бросились звонить. А вторая причина, по которой они хотят удалить меня от дела, – это потому что они его профукали, когда позволили Медоузу улизнуть от расплаты в прошлом году. Они упустили свой шанс его накрыть и теперь боятся, что чужое ведомство вмешается и увидит их провал. Или, того хуже, добьется успеха, которого они не могли добиться за целых девять месяцев.

– Нет, Босх, штука вот в чем, – сказал Паундз. – Сегодня утром я получил официальный запрос от заместителя старшего спецагента, который возглавляет следствие по делу об ограблении. От человека по имени…

– Рурк.

– Вы его знаете. Ну, так вот он просил, чтобы…

– Меня немедленно отстранили от дела Медоуза. Он знает, что я был знаком с Медоузом, который являлся у них главным подозреваемым. Медоуз играет в ящик, а я как раз занимаюсь этим делом. Совпадение? Рурк считает, что нет. Я и сам в этом не уверен.

– Именно так он и сказал. Итак, будем плясать отсюда. Расскажите нам о Медоузе, насколько хорошо вы его знали, когда вы его знали – подробно, ничего не упуская.

Следующий час Босх провел, рассказывая Паундзу о Медоузе, о туннелях, о том случае, когда Медоуз позвонил ему после почти двадцатилетнего перерыва, и о том, как, даже не встречаясь с ним – с помощью одних только телефонных звонков, – он добился, чтобы того включили в программу помощи наркоманам при местном отделении Министерства по делам ветеранов. За все время повествования Босх ни разу не обратился к сыщикам из СВР и вел себя так, будто их вообще нет в комнате.