Черное копье

— А почему ты ушел из Арнора?

— Радагаст… Радагаст перестал быть простаком и повелителем букашек. Совесть, видать, замучила, что всю Третью Эпоху он провозился с птичками-бабочками, предоставив сражаться остальным. Мы встретились… И мне пришлось отступить.

— Кто такие Черные Гномы?

— Одно из Семи Колен Подземного Народа… В отличие от остальных, погнавшихся за богатством и оставшихся вблизи от поверхности, они ушли глубоко-глубоко, в самые глубинные недра. Там они занимаются своей вечной и необходимой для мира работой — крепят кости Земли, подкрепляя их стальными подпорками. Они возлюблены Ауле, он частенько навещает их, стараясь передать им все свое знание, ибо от них зависит — продолжит ли Земля свое существование или же сгинет в какой-нибудь грядущей битве Сил. Ауле вложил столько трудов и сердца в сотворение этого мира, что сама мысль о его гибели — пусть даже ради нового возрождения — непереносима для него, и он, втайне от остальных Стражей Мира, передает многочисленное тайное знание Черным Гномам.

— Что такое Черный Замок, и где он находится?

— Где находится, объяснить не могу, он очень далеко на востоке, на переправе через Хоар, одну из великих рек Центрального Средиземья. Это вход в исполинское подземное царство упомянутых тобой Черных Гномов. Там их наземная стража.

— Как они относятся к чужеземцам?

— Рассчитываешь на их помощь, невысоклик? Не знаю, они равнодушны к бедам и тревогам обитателей поверхности. В свое время они, правда, сражались плечо к плечу с эльфами против силы Мордора… Однако подвигнуть их на это во второй раз не удалось даже самоуверенному Олорину.

— Ты бывал у них? Виделся с ними?

— Разумеется.

— Как можно проникнуть в Черный Замок?

— Вход туда открыт далеко не каждому. Есть тайное слово. Я, конечно, могу открыть его тебе, но…

— Какое еще «но»?!

Черты страшной маски, имеющей лишь отдаленное сходство с человеческим лицом, вдруг странно изменились; словно постоянно нависавшая глухая тень на миг поднялась, покинув отягощенный злобными и мстительными замыслами некогда могучий и светлый разум; и голос Сарумана негромко, почти что мягко произнес очень удивившие хоббита слова:

— Ты перерос своих предшественников, половинчик, много перерос. Я вижу перед тобой далекий и извилистый путь, на нем с тобой могут повстречаться самые разные Силы. Быть может, при одной из встреч тебя могут спросить и обо мне… Замолви за меня словечко.

— Замолвить словечко? — опешил хоббит.

— Что ты хочешь знать еще? — пропустив его восклицание мимо ушей, спросил Саруман.

— Что ты знаешь о Великом Орлангуре?

— О-о-о! — Саруман был потрясен, и даже в этом уродливом облике было хорошо заметно изумление, в которое был повергнут его гордый дух. — Великий Орлангур! Высоко же ты поднялся, половинчик! Ты не перестаешь удивлять меня. Я ничего не знаю о нем, разочарую тебя. Ничего, кроме имени и того, что он — сильнейший в пределах Арды и что мощь его превосходит ныне силы всех Стражей Мира, вместе взятых. В оправдание свое скажу, что больше ты не узнаешь о нем ничего и ни от кого. Только от Самого.

— От Самого? С ним можно говорить?

— Можно… Если выдержишь, конечно.

— Что выдержишь?

— Его взгляд и присутствие. Не спрашивай меня больше! Я там не был. Не знаю.

— А дорога?..

— Я не забирался так далеко на восток… Но после владений Ночной Хозяйки области, подвластные Великому Орлангуру, встречаются часто, и там ты легко узнаешь дорогу. И хотя никто не знает о нем ничего, где находится его пещера, на востоке известно многим.

— А Воды Пробуждения? Живут ли еще там эльфы?

— Да. Авари по-прежнему хозяева тех краев. Но остерегайся! Они хитры и недоверчивы, и найденный ими Свет имеет иную природу, чем в Благословенной Земле. Они принимают странные решения, и поступки их неясны. Как и Черные Гномы, они недолюбливают чужеземцев и вдобавок с подозрением относятся к Смертным.

— Ты упомянул о тайном слове Черного Замка, но не назвал мне его!

— Назову, назову… Надо только решить, какое. Слов немало, и каждое из них означает ступень твоего посвящения в Тайны. Что это за Тайны — мне неведомо, как неведомо никому, кроме одного лишь Великого Орлангура да еще, быть может, Ауле. И если ты назовешь Слово высокой степени и не подтвердишь ее познаниями, тебе придется худо. Поэтому я назову тебе первое из известных мне заветных слов, оно значит лишь чистоту намерений и желание приобщиться к их знаниям — то есть желание поступить к ним в ученики.

— И меня возьмут?..

— Кто ж знает! Но слушай же слова да запоминай хорошенько: раззордол иф наугрондор; айфето уззал норротор, керридаш расту норгардор; тоногсо эллерт нартардор и серрах алудо норгарридор. Есть еще множество иных, но мне они неведомы. Кроме того, запомни, что стоит тебе назвать какое-то из Открывающих Путь слов, как тебя начнут спрашивать. Дело в том, что ты мог узнать Слово только от посвященного — или же случайно подслушать, украсть, по-простому. Помни, как нужно отвечать: «Где есть свет?» — Где горит пламя. «Где горит пламя?» — Где ступал Ауле. «Кто есть Ауле?» — Возжегший пламя. Тогда тебя впустят. Смотри, будь правдив! Горе тебе, если уличат хоть в малейшем обмане.

— А ты бывал в их Замке?

— Нет. Ничего не могу сказать тебе о том, как вести себя, оказавшись за воротами.

Фолко замешкался. Саруман молчал, отрешенно глядя на поблескивающий кинжал в руке хоббита. И Фолко вдруг решился спросить то, о чем мечтал узнать уже очень, очень давно и о чем не сумел расспросить Гэндальфа — об истории Светлого Совета и Ордена Магов.

Саруман ответил не сразу, и, когда он заговорил, голос его показался хоббиту полным глухой и давней тоски, давно иссушившей сердце.

И бывший маг заговорил. Он говорил, словно каждым произнесенным словом сваливал тяжкий груз с памяти; говорил, забыв о запретах и Весах, Силах Внешних и Надмировых; и тусклые глаза его слабо осветились — он снова был могуч, идя наперекор всему и всем.

— Был Великий Совет, и Валары восседали на Престолах Сил перед зеленым курганом Эзелло-хара, размышляя о том, как противостоять возрождающемуся злу Саурона в Средиземье. Минуло первое тысячелетие Третьей Эпохи, правители Гондора из линии Морских Королей бились с корсарами Умбара, зло затемнило Зеленые Леса, и они сменили имя на Чернолесье. Вознеслись мрачные стены Дол Гулдура, и Черный Властелин сам обосновался там, окруженный верной свитой Назгулов. Правители Запада видели, что войны не избежать, но, дабы не покачнуть Равновесие Мира, нельзя было вмешиваться в дела народов Средиземья в открытую. И на Совете Манве Сулимо предложил, по мысли Великого Эру, Илуватара, послать троих послов во Внешние Земли. «Кто захочет отправиться? Ибо могучи должны быть они, противуставшие Саурону, но должны на время позабыть о своей мощи, облачив себя в тела, подобные человеческим, сравнявшись в переживаемом и испытываемом с Людьми и Эльфами, ибо иначе невозможно обрести доверие Свободных Народов. Но это и подвергнет их опасностям, затуманивая мудрость и заставляя забывать знание, поражая их проистекающими от плоти страхами, заботами и усталостями». И лишь двое выступили вперед — Курумо, выбранный Ауле, и Алатар, приближенный Ореме, оба из рода Майаров. И тогда Манве вопросил — где Олорин? Он всегда старался приблизить его, Серого Странника, долго жившего среди служащих Ниенны, Властительницы Скорбей, и научившегося от нее жалости и состраданию. А Олорин только что вернулся тогда из долгого странствия, и сидел с краю, и переспросил Манве — что он желает от него? И Манве ответил, что просит Олорина стать третьим посланцем Властителей Заката в земли Смертных, ибо он, Олорин, всегда с особенной любовью и заботой относился к их бедам и тревогам. А Олорин сказал, что он слишком слаб для подобного великого дела, что он опасается и страшится Саурона. «Тогда тем более причин отправиться именно тебе», — непреклонно ответил Манве, и он приказал Олорину — а приказывал он лишь в крайних, наиредчайших случаях, и не повиноваться ему Олорин не мог. И когда Сулимо сказал: «Вот и найден третий», Варда Элберет окинула всех их взглядом и тихо произнесла: «Но не как третий…» — и видел великий Эру, как обожгло это слух вставшего первым Курумо! А потом Яванна Кементари упросила Курумо взять с собой ее ближнего помощника, Айвендила, и Алатар уговорил отправиться с собой своего друга Палландо, также из числа сотоварищей Ореме. Курумо неохотно согласился, чтобы Айвендил стал его спутником, — лишь только потому, что Яванна была супругой Ауле Кователя, его господина. И каждый из пятерых был того же рода, что и сам Саурон, сам когда-то принадлежавший к числу служивших Ауле, и известен он был за свои знания и мастерство. Но лишь один из всей пятерки сумел довести дело до конца. Алатар и Палландо, Голубые Маги, ушли на Восток Средиземья, и что стало с ними, не знает никто. Айвендил — он же Радагаст — получил прозвище Карего, позабыв о бедах и тревогах Людей и Эльфов и посвятив себя заботам о живущих и растущих существах, детях Яванны. А Курумо… Он в конце концов сделался Саруманом.

Такова оказалась, вкратце, история появления в Средиземье Пяти Магов; многое можно было бы рассказать и об их делах, но, если вдаваться в детали, то не хватило бы и года, чтобы рассказать об их трудах, — а в общем Фолко и так знал это. Он вспомнил вздох Радагаста — Редбор… Фандар… — и спросил о них.

— Так звали Голубых Магов на Востоке, — кратко сказал Саруман.

Хоббит глубоко вздохнул. Медленно поднимаясь разумом из манящего прошлого, он возвращался к действительности. Олмер… Олмер, получивший власть приказывать самому Саруману! Конечно, не тому, каким он явился в Серые Гавани, но все же…

— Скажи, а почему ты боишься этого? — Хоббит кивком указал на клинок Отрины.

— Потому что я не хочу, чтобы ты рассек последние нити, связывающие меня хотя бы с таким, пусть кошмарным, но все-таки телом, — потемнев, ответил Саруман. — Потому что сила, вложенная в этот кинжал, такова, что я бы навеки развоплотился… — Он зябко поежился. — И тогда не осталось бы уже никакой надежды.

— Но Олмера ты считаешь своим другом? — медленно произнес хоббит.

— Считал… Он пробудил во мне волю к размышлениям.