Черное кружево, алый закат
Шрифт:
Степан, помолчав, добавил:
– Мне без тебя будет… – Он поискал слова, не нашел, смутился. – Ты не уедешь, а?
– Договори.
– Да не умею я слова говорить! Ты же понимаешь, что я хочу сказать…
– Не понимаю! Я хочу это услышать! Я должна это услышать!
– Эк ты меня… Мучительница! – Похоже, что он решил отшутиться.
Кира в ответ так сверкнула глазами, что в воздухе запахло грозой. Катаев шутить сразу же передумал.
– Нужна ты мне, Кир, – почему-то виновато произнес он. – Нужна, вот и все. Хорошо мне с тобой, а без тебя плохо будет…
Ему показалось, что она тихо всхлипнула, и он притянул
Ночь накатывала неумолимо, но они все сидели на маленькой Кириной кухне и говорили, говорили.
Неяркая лампа нависала над столиком, было уютно. Спать не хотелось и расставаться не хотелось. Но когда стрелка часов подобралась к трем ночи, Катаев поднялся.
– Завтра вставать рано, я пойду…
Кира не спорила, не удерживала. Он почувствовал легкую досаду, но прогнал ее.
– Завтра матч… Приедешь ко мне?
Она кивнула.
На пороге они поцеловались, и он ступил на лестничную клетку, потом вернулся и еще раз поцеловал ее. Снова ступил на площадку, снова вернулся и снова поцеловал, вслушиваясь, как отвечают ее губы.
Они отвечали, осторожно, но отвечали…
– Слушай… А ты тогда правду сказала, что я бревно и жирный?
Даже в тусклом свете стало заметно, как он покраснел.
Кира втащила его обратно в прихожую, прикладывая палец к губам:
– Соседи! Я не хочу, чтоб они слышали…
Он встал в ее прихожей, как дурак, с дурацким своим вопросом.
– Степ, я тогда нарочно так… я и сама тогда, как бревно…
– Вот-вот!
– Я хотела тебя шокировать…
– Зачем?..
– Ну, я же тебе объяснила… Мне нужно было к тебе как-то подобраться… А если бы я вела себя как все твои женщины, ты бы…
– Так это ты так соригинальничала??? Обхамила меня, чтобы отличиться?! Ой… не могу… – Он принялся хохотать. – А водки ты тоже для оригинальности напилась?
Кира только кивнула.
– Киренка-а-а!!! Нет, ну такого чучела у меня еще в жизни не было!!!
Он ее сжал так крепко, что кости едва не хрустнули, а затем весело скатился по лестнице, напомнив, что завтра у них матч.
– Алексей Андреевич, кажется, мы ее вычислили!
– Кажется?
– Ну… – смутился Игорь, – мы все трое думаем, что не ошиблись! По крайней мере, по вашей теории наибольшей вероятности… Мы нашли женщину, которая работает в лаборатории поликлиники, то есть она берет кровь на анализы, и у нее это отработанный жест! Ей, на глаз, сильно за сорок, это раз; она меньше года работает в этой поликлинике, это два; и потом, она действительно выглядит как человек, у которого есть большая проблема… Вернее, она выглядит как человек, который пытается это скрыть, – но все равно чувствуется! Правда, не удалось выяснить, имеется ли у нее сын… Но все-таки мы втроем сошлись во мнении, что она и есть искомое лицо!
Алексей не стал расспрашивать подробности. Эти очень молодые люди – им еще и двадцати пяти не стукнуло – успели многое пережить. Каждый из них свое, но достаточно, чтобы знать, что такое беда. И опознать ее печать в лице другого человека.
– Кристина сделала гениальный ход, – продолжал Игорь. – Она подошла к этой женщине, когда та выходила с работы, и тихо сказала: «Для того чтобы помочь вашему сыну, не обязательно выкачивать
кровь из прохожих…» Реакция этой женщины не оставила сомнений, что она и есть наш человек! Она так испугалась…– Игорь, но любой человек испугается, услышав подобную речь!
– Нет, Алексей Андреевич, она испугалась как человек, который прекрасно знает, о чем подобная речь! Поверьте, мы все трое сразу это почувствовали!
– Верю, верю.
– Она сначала буквально отпрыгнула от Кристины, но и Крис отошла от нее, ушла совсем, насколько ее могла видеть женщина. После чего она, успокоившись, двинулась в путь, а мы с Ромой за ней проследили. У нас есть ее имя и адрес!
– Диктуй!
Алексей записал и выехал немедленно, оставив компьютер включенным, чтобы Реми мог ему сбросить сообщение на скайп.
Антонина Антоновна – так звали женщину – не хотела пускать его в квартиру, чему детектив не удивился: люди не любят допускать посторонних в свое жилище, и это вовсе не означает, что им есть что скрывать!
Однако она сдалась быстро: как только он произнес слова о возможном десанте милиции к ней.
…У нее были крашенные хной волосы, что не скрывало седину, слишком раннюю: на вид ей Кис дал бы под пятьдесят, но вскоре, присмотревшись, он заключил, что женщина моложе как минимум лет на десять. Невысокая, очень худая, с острыми веснушчатыми скулами и впалыми глазницами, – Алексей в одно мгновение понял, отчего ребятишки ее так уверенно вычислили: на ее лице было написано даже не страдание, нет, – на нем тихо и опасно сиял фанатизм. Или фанатический стоицизм, преданность какой-то идее… или какому-то человеку… если не сказать – божеству!..
– Мам, кто там?
– Не выходи!!! – отчаянно закричала женщина, но поздно.
В щели приотворившейся из комнаты двери на мгновенье возникло узкое бледное лицо, покрытое, как показалось Алексею, клочками шерсти. Он был не робкого десятка, прямо скажем, но тут ощутил некоторую слабость в коленках.
Зато сразу стало ясно, абсолютно ясно, что попал он точно по адресу, – молодцы ребятишки!
– Что вам надо? – враждебно спросила его Антонина Антоновна, удостоверившись, что сын плотно закрыл дверь.
– Давайте сядем где-нибудь, – вместо ответа предложил детектив.
– Пройдите в кухню, – поджав губы, недружелюбно предложила женщина.
Квартира была однокомнатной – значит, мать с сыном-подростком, да еще больным, делят одну комнату на двоих…
Жалость охватила его.
Какой глупец сказал, что жалость унижает?
Жалость – это со-чувствие. Это со-страдание. Разделенный сердцем чужой стон. Адекватная человеческая реакция на крик о боли.
Но сейчас жалость была роскошью, на которую детектив не имел права! Не имел права, потому что эта женщина, как бы он ей ни сочувствовал, являлась преступницей. Как и ее сын, с другой стороны.
– Антонина Антоновна, я пока не буду задавать вопросы: я знаю о вас достаточно много, о чем вам и расскажу…
И Алексей пустился описывать случаи нападения вампира на людей, известные ему благодаря стараниям Александры.
Женщина слушала его молча, со скорбно-стоическим видом.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы вы подтвердили правильность моей информации. Я не сомневаюсь в том, что она абсолютно правильна, – заявил он, закончив изложение фактов. – И я знаю причины, которые вынудили вас пойти на подобный шаг. Ваш сын болен. Ему нужна человеческая кровь, без нее он не выживет… Сколько ему лет, к слову?