Черное облако (другой перевод)

— Крис, но ведь этого нельзя делать, — сказал Марлоу.

— Можно и нужно. Отпустить его обратно в Лондон — это значит подвергнуть опасности жизнь каждого, кто находится здесь, начиная с вас, Джефф, и кончая Джо Стоддардом. Я просто обязан не допустить этого. Видит бог, у нас и без того положение не из блестящих.

— Но если он не вернется в Лондон, они пошлют за ним.

— Не пошлют. Мы сообщим по радио, что дороги стали временно непроходимыми, и поэтому его возвращение откладывается. Температура опускается так быстро, что через несколько дней дороги и в самом деле станут непроходимыми. Помните, я говорил вам, когда еще мы беседовали в пустыне Мохаве, о том, что температура резко снизится; вот это сейчас и происходит.

— Не понимаю. Не похоже, что опять возобновятся снегопады.

— Конечно, нет. Но скоро температура опустится так низко, что двигатели внутреннего сгорания не смогут работать. Прекратится всякое движение по земле и по воздуху. Я понимаю, конечно, что можно будет сделать специальные двигатели, но пока они с этим справятся, положение настолько ухудшится, что никому уже не будет никакого дела до того, в Лондоне ли премьер-министр или где-нибудь еще.

— Пожалуй, вы правы, — сказал Лестер, — нужно только поводить их за нос около недели, а потом все будет в порядке. Должен сказать, мне совсем не улыбается, чтобы нас выкинули из нашего уютного убежища, да еще после того, как мы затратили на его создание столько труда.

Паркинсону не часто доводилось видеть премьер-министра по-настоящему разгневанным. Прежде в таких случаях он отделывался поддакиванием, считая, что самый простой выход — не возражать. Однако на этот раз он чувствовал, что должен принять на себя полный заряд ярости премьер-министра.

— Простите, сэр, — сказал он, послушав несколько минут, — но боюсь, вы сами вызвали подобную реакцию. Вам не следовало упрекать Кингсли в некомпетентности. Обвинение было несправедливым.

Премьер-министр взорвался.

— Несправедливым! Да вы понимаете, Фрэнсис, — закричал он, брызгая слюной, — что мы не сделали специальных запасов топлива, потому что исходили из предсказанного Кингсли одного месяца? Понимаете ли вы, в каком положении мы оказались?

— То, что кризис будет продолжаться всего один месяц, высчитал не только Кингсли. То же самое нам сообщили из Америки.

— Ошибки одних никогда еще не оправдывали ошибок других.

— Я не согласен, сэр. Я ведь хорошо помню, что мы в Лондоне часто были склонны воспринимать обстановку не слишком серьезно. В докладах Кингсли всегда был тревожный оттенок, которого мы не хотели замечать. Мы всегда старались убедить себя, что когда дойдет до дела, реализуется самый благоприятный вариант. Мы никогда не учитывали возможности того, что все может оказаться много хуже, чем нам представляется. Кингсли, возможно, ошибался, но он был ближе к истине, чем мы.

— Почему он ошибся? Почему все ученые ошиблись? Вот что я пытаюсь узнать, и никто мне этого так и не объяснил.

— Они бы объяснили, если бы вы просто спросили у них, вместо того, чтобы грозиться снести им головы.

— Я начинаю думать, что вы прожили здесь слишком долго, Фрэнсис.

— Я нахожусь здесь достаточно долго, чтобы осознать, что ученые вовсе не претендуют на истину, и только мы, дилетанты, считаем их выводы непогрешимыми.

— Ради бога, перестаньте философствовать, Фрэнсис. Будьте так добры, расскажите мне, наконец, в чем была ошибка.

— Ну, насколько я понимаю, Облако ведет себя совсем не так, как они ожидали, и причину этого никто не может понять. Все ученые ожидали, что скорость Облака будет возрастать по мере его приближения к Солнцу, что оно пролетит мимо Солнца и станет удаляться. Вместо этого Облако замедлило движение, и когда достигло Солнца, вообще практически остановилось. И теперь, вместо того, чтобы унестись в мировое пространство, оно торчит возле Солнца.

— Но сколько оно еще здесь пробудет? Вот что я хочу знать.

— Никто не может этого сказать. Оно может оставаться здесь неделю, месяц, год, тысячелетие или миллионы лет. Никто этого не знает.

— Боже мой, послушайте, вы понимаете, что говорите? Если Облако не улетит, мы пропали.

— Вы думаете, Кингсли этого не знает? Если Облако останется еще на месяц, погибнет очень много людей, но и выживет достаточно. Если оно останется на два месяца, выживет очень немного людей. Если оно останется на три месяца, мы здесь в Нортонстоу умрем, несмотря на то, что специально готовились к чему-то подобному, и мы будем умирать одними из последних на Земле. Если Облако останется на год, ничто живое на всей планете не уцелеет. Как я уже говорил, Кингсли все это знает, вот почему он не особенно серьезно относится к политическим аспектам дела.

Глава 8 Изменения к лучшему

Хотя в то время никто и не сознавал этого, приезд премьер-министра совпал с самыми тяжелыми днями в истории Черного облака. Первые признаки улучшения обстановки были замечены радиоастрономами, которые ни на минуту не прекращали своих наблюдений, несмотря на то, что им приходилось работать на открытом воздухе в невыносимых условиях. 6 октября Джон Мальборо созвал совещание. Прошел слух, что он собирается сообщить нечто интересное, поэтому собралось много народу.

Мальборо рассказал, что в последние десять дней количество газа между Землей и Солнцем непрерывно уменьшается, примерно вдвое за каждые три дня. Если это продолжится еще две недели, Солнце засияет в полную силу, впрочем, никакой уверенности в том, что так будет продолжаться дальше, конечно, нет.

Мальборо спросили, не собирается ли Облако покинуть Солнце.

— Таких признаков нет, — ответил он. — Создается впечатление, будто вещество Облака распределяется таким образом, чтобы Солнце могло, светить только в нашу сторону, но ни в какую другую.

— Не чересчур ли это смело — надеяться, что Облако будет пропускать свет как раз в нашу сторону? — спросил Вейхарт.

— Это странно, конечно, — ответил Мальборо. — Но я только привожу вам факты. Я никак их не объясняю.

Правильное объяснение, как оказалось впоследствии, было предложено Алексом Александровым, хотя никто из собравшихся не отнесся к нему серьезно, вероятно, из-за способа, с помощью которого Александров высказал его.

— Диск стабилизирует ситуацию, — сказал он. — Вероятно, Облако, таким образом, пытается избежать эскалации.

Это заявление вызвало смех. Кто-то выкрикнул:

— Применима ли в данном случае военная риторика,Алекс?

Александров удивился.

— Почему военная? Я — ученый, — заявилон.

После чего премьер-министр сказал:

— Разрешите, я перейду на обычный язык. Правильно ли я понял, что кризис закончится через две недели?

— Если все будет развиваться таким же образом, — ответил Мальборо.

— Тогда вы должны провести тщательные наблюдения и сделать выводы.

— Глубокая идея! — вырвалось у Кингсли.