Черное солнце

Прошёл час. Он тянулся, казалось, целую вечность в этих серых липких сумерках. Бескожие все ещё спорили с пеной у рта, следует ли немедленно убить пленников или оставить в живых. Монстр, с которым Уриэль сражался около пруда, был среди охранников. Похоже, ему нисколько не мешал длинный меч, до сих пор торчавший из его брюха.

— Вот проклятие! Хотел бы я знать, что они там надумали, — сказал Уриэль, отворачиваясь от дебильных физиономий стражей.

— Да? — скептически хмыкнул Пазаниус. — А вот я что-то не горю желанием.

— Мы не можем здесь долго оставаться. Нам надо вернуться в крепость.

— Назад в крепость? — рассмеялся Ардарик Ваанес. — Ты серьёзно?

— Я серьёзен как никогда, — заявил Уриэль. — Мы должны выполнить свою миссию — уничтожить Демонкулабу или хотя бы погибнуть, пытаясь сделать это. Я дал смертельную клятву.

— Можешь не волноваться на этот счёт, смерть тебя отыщет, — пообещал Ваанес.

— Да, наверное, — сказал Уриэль. — Ты пропустил мимо ушей всё, что я говорил тебе, Ваанес?

— Не смей мне опять читать нотации о чести и долге. Вентрис! — взорвался тот. — Я уже сполна насмотрелся на то, что даёт нам твоя чёртова честь! Большинство из нас уже мертвы, а ради чего?

— Ни один воин не погиб напрасно, если он встретил свою смерть, служа Императору.

— Избавь меня от вбитых в твою башку нравоучений, — сказал Ваанес с презрительной усмешкой. — Мне это все уже поперёк горла. Если я выживу в этой заварушке, то ни за какие блага не появлюсь больше возле Халан-Гола.

— Это может означать только одно, Ваанес: я ошибался в тебе, — сказал Уриэль. — Я думал, что тебе не чуждо понятие чести, но я жестоко обманулся.

Ваанес ничего не ответил и с преувеличенным вниманием принялся разглядывать уродов-охранников.

Уриэль повернулся к Пазаниусу и сказал:

— Ну, тогда мы пойдём вдвоём, мой друг.

— Похоже, что так, — непривычно растягивая слова, произнёс сержант, и капитан понял, что его боевой брат хочет ещё что-то сказать, но почему-то не решается.

Повисла неловкая пауза, словно оба друга боялись неловким словом спугнуть недавно установившееся между ними взаимопонимание.

Наконец Уриэль произнёс:

— Почему ты мне ничего не говорил?

— Но как я мог? — тихо произнёс Пазаниус. — Я заразный, на мне порча. Ко мне прикоснулось зло и развратило меня.

— Но как? Когда это случилось? — взволнованно спросил Уриэль.

— Думаю, что на Павонисе, — ответил Пазаниус, уже не в силах сдерживать рвущиеся из сердца слова. Откровения буквально хлынули из него, и он начал рассказывать все как на исповеди:

— Ты помнишь, что я возненавидел ту искусственную руку в тот же момент, как только ремесленники Шонаи пересадили её мне?

— Да, — кивнул Уриэль, припоминая, как Пазаниус постоянно жаловался на то, что новая рука никогда не заменит ему родную, послужившую в стольких битвах и испытаниях.

— Я тогда не знал и половины того, что произошло, — продолжил Пазаниус. — Через какое-то время я привык, даже начал ценить силу этой руки. Всё было отлично до того сражения на «Смерти добродетели», вот тогда-то я и заподозрил неладное.

Уриэль очень хорошо помнил отчаянный бой с орками и тиранидами, захватившими космический халк, дрейфующий по направлению к системе Тарсис Ультра.

— И что произошло? — спросил он.

— Мы сражались с орками, и это случилось как раз перед тем, как ты прикончил вожака, помнишь? Один из уродов зашёл со спины и чуть не снёс мне голову цепным топором.

— Да, ты отвёл удар рукой.

— Так оно и было. А ты помнишь, какого размера было то лезвие? Орк неминуемо распилил бы мою руку пополам, но этого не произошло. Её даже не поцарапало.

— Но это невозможно! — воскликнул Уриэль.

— И я так думал, но к тому времени, как мы вернулись, наконец, на «Громовой Ястреб», она была как новая. На ней не осталось ни царапинки.

— Помню, помню… — прошептал Уриэль, перед глазами которого пронеслась картина давнишнего боя.

— Я это тоже заметил, — грустно подтвердил Пазаниус, — но я не задумывался об этом до тех пор, пока мы не вернулись на «Горе побеждённому». Только там мне пришло в голову, что у меня вообще не должно было остаться руки. Я решил, что преувеличил силу того удара, но сейчас я понимаю, что это было не так. Я сам себя обманывал.

— Но разве это возможно? Ты полагаешь, что техножрецы Павониса имели доступ к ксенотехнологиям?

— Не знаю, — ответил Пазаниус, покачав головой. — Но те механические слуги Несущего Ночь… они могли делать то же самое. Не важно было, насколько силён твой удар, достал ты их мечом или выстрелом из болтера — они обретали прежнюю форму прямо на глазах.

— Некронтиры, — сплюнул Уриэль.

Пазаниус кивнул:

— Они. Я думаю, что какая-то частица Несущего Ночь внедрилась в моё тело, когда он отсек мою живую руку. Тогда зло проникло в меня, а новая конечность усугубила дело.

— Но почему ты скрывал? — спросил Уриэль. — Ты должен докладывать мне о таких вещах.

— Я знаю, — сказал Пазаниус удручённо. — Но мне было стыдно. Если помнишь, я всегда старался сам разрешать свои проблемы.

— Я понимаю, но тебе всё равно надо было сказать Клозелю. Мне придётся доложить обо всём этом, когда мы вернёмся на Макрэйдж.

— Ты хотел сказать «если мы вернёмся», — поправил Пазаниус.

— Нет, — отрезал Уриэль. — Когда.

Но тут его внимание привлёк звук шагов, и капитан обернулся. С выражением скорби на лице полковник Леонид приблизился к ним и произнёс:

— Сержант Эллард скончался.

Уриэль бросил взгляд туда, где лежал усопший воин, встал и положил руки на плечи Леонида:

— Мне очень жаль, мой друг. Он был отличным товарищем и великолепным бойцом.

— Он не должен был умереть вот так, в одиночестве…

— Он не был одинок, — возразил Уриэль. — Ты был с ним до конца.

— Всё равно это должно было случиться как-то иначе, — прошептал Леонид. — Столько пережить, столько сделать за свою жизнь и умереть в мерзком логове Бескожих.