Черногорец на русской службе: генерал Бакич

Казаки, слушая своего любимого командира, появление которого среди них во время боя решало часто судьбу последнего, сквозь рыдания кричали: «Приходите снова с оружием в Россию, мы снова будем с вами, никогда не будем с большевиками!»

После этого колонна уходящих казаков стала удаляться по направлению к русской границе. Долгое время мы смотрели вслед им, удаляющимся к неизвестному будущему. Никто из нас не подумал даже послать им упрек вдогонку. Никто не мог этого сделать, ибо каждый понимал этих оборванных, полубосых и измученных людей.

После ухода казаков и солдат в Россию в лагере осталось немного меньше половины того количества, которое перешло границу, не считая беженцев и тех частей, которые находились у атамана Дутова и генерала Анненкова. По сдаче нами станицы Маканчи, с указанными частями связь была прервана еще в феврале месяце 1920 года, и мы о них ничего не знали. И только почти через месяц после перехода границы мы узнали, что вышеуказанные отряды тоже перешли китайскую границу недалеко от города Кульджи1.

Жизнь на новоселье первое время была тяжела. Стали развиваться хандра, уныние и беспокойство за будущее. Но мало-помалу люди начали привыкать к своему новому положению, и жизнь стала входить в колею.

23 апреля, день Георгия Победоносца, который является традиционным войсковым праздником Оренбургского казачьего войска, решено было, по примеру прежних лет, отпраздновать, устроив скачки на лошадях с призами, джигитовку, состязания, сокольскую гимнас

1 Кульджа - китайский город, находится на западной границе Китая, верст 750 южнее города Чугучак; сообщение между этими городами весьма трудное и только караванное, т.е. на верблюдах и ослах.

Голодный поход Оренбургской армии

223

тику и военные игры. На праздник были приглашены русский чугу- чакский консул и чугучакский военный губернатор со свитою. В день праздника при штабе отряда был отслужен торжественный молебен, а затем все собрались к месту игр. К 4-м часам дня сюда же приехали русский консул и китайский губернатор. К моменту приезда последнего все части были построены в одну общую колонну для встречи. Так как губернатор приехал в экипаже, то ему была подана верховая казачья лошадь для осмотра и поздравления русских. Губернатор верхом объезжал фронт и важно возглашал: хо! Казаки и солдаты громогласно отвечали тоже: хо! своему новому «союзнику», как называли его казаки. На губернаторе была простая казачья шашка, браунинг в простой кобуре и офицерский бинокль. Свита его была вся вооружена самым разнообразным видом оружия, конечно, русского, быть может, того же, которое отобрали у нас. Затем были исполнены последовательно все номера программы игр и состязаний. Губернатор был очень доволен и все ревел со своею свитою: хо! даже когда уже все кончилось. Больше всего ему понравилась казачья джигитовка и Сокольская гимнастика. В одном из номеров джигитовки было исполнено: казак похищает жену другого казака. Казачка лихо садится на одну лошадь вместе с возлюбленным, и они стараются ускакать, но муж казачки, догнав похитителя, убивает его, а жена лихо уезжает от преследования мужа. Роль женщины исполнял переодетый в женский костюм казак, и исполнял хорошо. Губернатор принял казака за настоящую женщину, и с удивлением произнес: «У казаков даже и женщины умеют очень хорошо ездить на лошадях!» После чего губернатор, сияющий и довольный, пообещал, что он постарается улучшить продовольствие интернированного русского лагеря, и отбыл, сопровождаемый вперемежку криками: хо! ура! и проч[ими].

Постепенно жизнь лагеря начала оживать. Настроили из талов себе балаганы; строили и один для себя, или вместе по несколько человек. Право на постройку давалось без всяких земельных и крепостных формальностей на недвижимое имущество. Впрочем, едва ли можно было назвать балаган недвижимым имуществом: иной беспокойный жилец не раз перетаскивал свой балаган с места на место. Делать всем было нечего, жилось хоть голодно, но не скучно. Появились бандура, краса русской музыки - гармония. Понеслось милое, родное русское: «Вниз по матушке по Волге», «За Уралом за рекой» и «Камаринский». Звуки замирали где-то в дали пустынных китайских полей. Казалось, Тар-

224

И. Еловский

багатай, склонив свои снежные вершины, внимал чуждым ему звукам. Жаворонок, единственный певец местных полей, прекращал свою песню в небесной лазури. Порой думалось, что тут собрались люди праздного досуга, с целью повеселиться.

В центре всего лагеря помещался Красный Крест, где было много сестер милосердия.

Едва только спадет дневная жара, как уже толпою идут визитеры, по направлению Красного Креста. Здесь седой полковник, юный корнет и даже робкий прапорщик. Во всех четырех направлениях вокруг расположения Красного Креста томно разгуливала публика попарно и группами, причем обмен рассказов и впечатлений был так весел, что все время слышался громкий смех: то звучный или тоненький девичий голосок, то приятный баритон корнета или низкая октава военного чиновника. Конечно, относительно разнообразия костюмов и нарядности лучше будет промолчать.

Все четыре аллеи, идущие от палаток Красного Креста, получили свои названия. Первая улица, как и всегда, была названа Атаманскою, хотя на ней не было ни одного атамана; вторая называлась - Невский проспект; третья носила название - Поэзии и Грусти, и четвертая - Любви.

Эти улицы всегда были оживлены. Здесь коротали свое время люди, так много перенесшие, но не потерявшие все же своей жизнерадостности и бодрости. Здесь же, на этих аллеях, можно было получать самые свежие новости (из авторитетных источников), чуть ли не непосредственно из Москвы, Петрограда, Лондона, Токио, Парижа и проч[их]. По этим сведениям, уже давно Япония разбила Америку, Деникин, совместно с поляками, взял Москву, Сибирь до Урала уже очищена от большевиков, и всюду восстания и восстания против большевиков! Увы! Это были только «вести»! Здесь же можно было встретить разных знаменитостей: если кто выиграл партию в шахматы или нарисовал удачно карикатуру, картинку, то об этом сейчас же можно было здесь узнать.

Были у нас и поэты, время от времени разражавшиеся «гениальными» произведениями в прозе и в стихах.

Был и любительский драматический театр, где ставили даже такие пьесы, как «На дне» Горького.

Театр, концерты и прогулки по улицам Поэзии и Грусти привели кое-кого к намерению, под охраной доблестной китайской стражи и просвещенных граждан этой страны, зажить в своем собственном

Голодный поход Оренбургской армии

225

балагане тихим семейным счастьем. Для этого требовалось немногое: износить две пары сапог (чего не было даже у самого Бакича) по улицам разных названий и затем закрепить создавшуюся симпатию самым законным русским браком. А где же церковь и венцы? Но в этом остановки не было. Влюбленный в один день устраивал прекрасную таловую походную церковь. Сюда приносили иконы из батюшкиного походного ящика. Влюбленная подруга в тот же день делала из лыка чудные венчальные венцы. Полковому батюшке - что? Привычное дело. Только посмотрит внимательно в лицо: русский ли, мол, а то можно по ошибке и китайца обвенчать. Самым серьезным образом, в течение лета 1920 года было обвенчано в таловой церкви и лыковыми венцами свадеб больше десяти. Конечно, выдавались соответствующее документы, как и у нас на Св[ятой] Руси. Итак, часто наряду с трагическим можно было видеть и комическое.

Все же положение русских в лагере, в общем, было безотрадным. Лето стало уже проходить, а отряд продолжал жить на летнем положении. Всех пугала зима. Из отряда началось массовое бегство в разные стороны, но больше всего на Ургу и далее, откуда многие имели в виду добраться до частей атамана Семенова или проехать на Восток. На зимовку отряду не разрешили разместиться среди китайского населения, а приказано было китайскими властями тут же, на месте летнего расположения, вырыть зимние землянки. До этого все ждали, что на зиму их переведут куда-нибудь среди населения, а потому такое распоряжение тяжело подействовало на всех. Роющие землянки говорили, что они роют себе могилы. Пожалуй, это походило на правду. Жизнь в сырых землянках, без топлива, обмундирования и при полном недоедании могла сказаться на лагере гибельно. Врачи предсказывали цингу и другие неизбежные эпидемии.

В конце августа 1920 года, с большой грустью, расстался я с русским лагерем, имея целью проехать на Восток, через Великий китайский караванный путь, до Пекина. Я не знаю, как этот лагерь перенес зиму этого года, и что с ними сталось вообще… Боюсь и думать об этом.

О том, как эти люди попали в лагерь и стали изгнанниками из родного отечества, перенося невероятные трудности, лишения и национальные унижения - я считал своим долгом поведать в этом скромном повествовании. Записки мои весьма кратки, они не захватывают сотой части той действительности, которой я и многие другие были свидетелями.

226

И. Еловский

Эта действительность выражалась в разных ярких особенностях: беззаветная преданность своему долгу истинных сынов своего отечества; траурный путь от Урала вплоть до границы Китая; те дикие азиатские степи, где теперь с миром покоятся былые бойцы в забытых могилах… Бедные казачьи и крестьянские избушки, киргизские сакли… И берега почти никому не ведомой китайской речки Эмиль, которой волей судеб предначертано было приютить у себя мужественных людей, достойных граждан своей Родины.