Чернокнижник

Исследовал я также и иные Сферы, но распространяться об сем не буду. Скажу только, что я теперь с уверенностью могу утверждать: Обитатели небесной Бездны отнюдь не собираются вторгнуться к нам в ближайшее время, как о том пророчествовал Раймонд Луллий. Но другие грозные… (неясно)…

…Что касается издревле упоминаемых Духов Войны — это не фантазия и не поэтическая гипербола, но они подобны Вампирам, о которых некоторые достоверные известия были получены всего четверть века тому именно из Пруссии, а затем и из Имперских земель… Я не придавал значения хромоте короля Фридриха, а между тем даже отечественная русская сказка о Бабе-Яге упоминает о костяной ноге… посередник между мирами Живых и Мертвых… То же самое Плутарх говорит об Александре Великом…» — остальная часть письма не сохранилась.

Приборы, о которых упоминалось в письме, к сожалению, не дошли до потомков. Возможно даже, они были по какой-то причине впоследствии разрушены самим академиком. Однако сохранилось множество оптических и астрономических приборов, разработанных великим ученым и на целые столетия опередивших свое время. Вероятно, его роль в развитии астрономического инструментария не уступает усовершенствованиям, внесенным знаменитым Иоганном Кеплером, которому умирающий от яда Тихо Браге поручил довершить свои великие труды. Есть предположение, что именно используя стекла Лодьи, Эйлер сумел произвести точнейшие расчеты движения Луны по орбите, за которые был награжден почетной премией британского Адмиралтейства. Как уже упоминалось, один из телескопов Лодьи достался знаменитому английскому королевскому астроному Уильяму Гершелю, который с его помощью, или же используя его как прототип, сумел открыть планету Уран в 1782 году и ряд планетарных спутников следом.

Существует недостоверное сообщение, слух, упоминаемый одним современником, о том, как Лодья однажды разрешил любопытному секретарю Академии Ивану Шумахеру заглянуть в стекло, которое позволяло видеть не совсем этот мир, или мир не совсем земной. От увиденного престарелого Шумахера хватил удар, от которого он, впрочем, вскоре оправился — однако его толстая физиономия вытянулась, а волосы поседели. «Вот оно как…» — повторял он время от времени. Полностью он так и не восстановился и через несколько лет был отстранен от дел.

Глава 36. Мозаика

Внешние события продолжали сильно влиять на русскую политику и общественную жизнь. Новый 1747 год оказался ими весьма богат. Англия видела, что силы Австрии истощены — французский полководец Мориц Саксонский захватил Австрийские Нидерланды — будущую Бельгию — и принялся за Голландию. Поэтому через английского посланника России была обещана значительная британская субсидия взамен на военное вмешательство на стороне Австрии. Деньги были кстати. И к вящей радости канцлера Бестужева и его партии, этим же летом около тридцати тысяч русских солдат и казаков двинулись на Рейн, к французским рубежам.

Астроном Делиль, поняв, что его отечество вот-вот столкнется с Россией, укатил в Париж, к большому облегчению Шумахера. Чтобы бывший библиотекарь совсем не радовался, сгорела академическая библиотека, правда, большинство книг сумели спасти. Однако, по словам Лодьи, сгорело именно собрание казненного Волынского, которое могло весьма пригодиться русским чернокнижникам, явись оно в нашем богоспасаемом Отечестве. Разойдясь совсем, он в гневе высказал предположение, что этот шаг мог сделать кто-то из недальновидных сторонников французской партии. И отметил, что Иван Лесток не только прекрасно знал про эти книги, но и когда-то наладил производство отличных брандскугелей и других зажигательных средств для русской артиллерии.

Все это время Лесток, которому было не до инсинуаций академика, отчаянно интриговал, тщась предотвратить открытие военных действий Россией против Франции. Это его упорство надоело как проавстрийской партии, так и самой императрице. Тут еще престарелый Андрей Иванович Ушаков наконец помер, хоть казалось, свободно мог бы еще помучить людей в застенках лет десять. Подозрительные вновь зашептали имя лейб-медика, хотя наибольшая выгода была от этого Александру Шувалову, занявшему опустевшее место. Да еще врача угораздило в его годы жениться на сестре Юлии Менгден, былой трибады покойной правительницы Анны Леопольдовны, чем он окончательно себя запятнал в глазах опасливой царицы. Тут уж нужен был только толчок, чтобы завершить его падение. Бестужев, как это было у него заведено, подделал очередную партию писем, на этот раз изобличавшую в заговоре Лестока, и представил их императрице. Лейб-медик был заключен в крепость, лишен чинов и в следующем году выслан под надзор в Углич. Генерал-аншеф Степан Федорович Апраксин, председатель Военной коллегии, пасынок уже покойного Ушакова, тут же прибрал к рукам роскошный особняк опального иноземца. Пошел слух, что это компенсация за безвременную кончину лейб-палача Ушакова.

У постороннего наблюдателя возникает законный вопрос, как же удалось схватить чернокнижника Лестока, учитывая его немалые способности? Во-первых, старость накладывает свой отпечаток на силу таких людей и в особенности на быстроту их реакций — поэтому-то инквизиторы всегда и брали стариков, что с молодыми трудно что-нибудь поделать. Во-вторых, власти уже имели опыт внезапного захвата колдунов, примером тому — дело Волынского, не имевших такой необычайной физической силы, как Лодья. А кстати — не помог ли и последний в сем деле? Человек, который не поддается заклинаниям — весьма серьезная поддержка. Но могло ли озлобление из-за погубленной колдовской библиотеки заставить Гавриила Степановича помочь в аресте собрата? Такое весьма маловероятно, подобное отмщение свершилось бы без свидетелей, и лейб-медик запомнил бы его надолго. Но близость Лестока не только к Франции, а еще и к Малому двору, к семье наследников престола — открытых приверженцев Фридриха Великого, где кишели его агенты, могла представлять ощутимую угрозу правящей императрице. Лодья отлично знал прусского короля и то, что он не задумается действовать. Подозрительную смерть бессменного оберегателя самодержавия Ушакова некоторые связывали со сторонниками Фридриха. А кто станет следующим? Вот из-за этого Лодья мог и не на такое пойти.

Меж тем медленное движение русских войск к Рейну стимулировало обе воюющие стороны — французов и австрийцев — к быстрому заключению мира. Переговоры начались в Экс-ла-Шапеле, как он назывался по-французски — иначе говоря, древней столице Карла Великого, городе Ахене. Однако по настоянию Людовика XV представителей русской императрицы туда специально не пригласили. Это настолько разгневало Елизавету Петровну, обожавшую демонстрировать свое влияние в Европе, что любые связи с Францией были разорваны вплоть до середины 1750-х годов. Охладились отношения и с союзными австрияками, которые показали истинную степень своего уважения к Петербургу. Все это подготовило последующие перемены в правящем кабинете России.

Наступление европейского мира благотворно сказалось на торговле и разных промышленных направлениях и, как следствие, на развитии искусств. Лодья и здесь постарался не быть в последних рядах!

— Да это настоящий еретик, отец благочинный! — служитель церкви в шелковой рясе и мантии архимандрита обратился к своему рясофорному спутнику.

Оба вперили возмущенные взоры в образ Богоматери, выложенный стеклянной мозаикой. Выполненный в кричаще-ярких красках, он неотступно притягивал взор, точно воронка водоворота. Наверное, даже римские священники не были так возмущены, когда выяснили, что художник Караваджо в качестве модели для Мадонны использовал проститутку.

— Да он колдун, этот ваш Лодья! — архимандрит раздраженно перекрестился. — Хочет эдаким непотребством церкви украсить! А еще говорят, что написал в книге гадательства о процессах, якобы происходящих в небесном светиле, сиречь Солнце, сияющем Божьим соизволением!

— Точно, еретик! В Священный синод его, на покаяние надо вытребовать! — поддержал его спутник, тоже перекрестясь.

То были иереи одного из столичных монастырей, пришедшие на выставку искусств, организованную директором Академии искусств гравером Якобом Штелином, приятелем Лодьи.

С тех пор как Михаил Воронцов привез из Италии образцы мозаики и Гавриил Степанович их тщательно изучил в своей лаборатории, он загорелся идеей возродить это искусство на Руси. Точнее было бы сказать — основать. Ибо мозаика древних православных соборов Киева была сложена присланными на север для прославления христианства византийскими мастерами.

Проделав значительное количество опытов, он успешно изготовил смальту — кусочки непрозрачного стекла различных цветов и оттенков. Из них он составлял мозаики, по своей простоте и экспрессии напоминающие доисторические пещерные росписи. Мозаики Лодьи изображали членов божественного семейства и прежних русских государей. Впоследствии предполагалось создание художественных мозаичных полотен. Образцом служили живописные изображения, только воспроизводились они с несравненно большей, не тускнеющей от времени яркостью.