Черновики Иерусалима
Шрифт:
«Уехала к пыменнику в Сестрорекц. Буду скоро. Никово не преводить»
Наконец-то нам повезло!
Ему было очень плохо. Старая краска на лице пошла пузырями. Я закутал его в полотенце.
– Пупацца! Она держит слово…
Я бормотал какие-то утешения, еще более нелепые, чем его бред. Мало-помалу он успокоился и задремал в полотенце.
Часы затикали громче
– Кто там? – спросил я.
– Я иду не к тебе, – ответил звонкий детский голос. – Всему свое время. Гадкие мальчишки заблудились между Джудеккой и Долиной Духов, а еще строят из себя умников, дразнятся тещиными языками!
– Нам надо репетировать шествие… тировать шествие! – зазвенели далекие голоса. – Завтра мы убегаем в Италию… гаем в Италию!
– Парадный марш еще не выучен как следует! – прежний голос рассмеялся своей строгости, и я понял, кому он принадлежит. – Барабан потеряли, противные сорванцы, а тещины языки фальшивят. До завтра! Я приду ровно в восемь. Прощайтесь-целуйтесь!
Комната приняла свой обычный вид, и я почувствовал, что Пьеротти выбрался из полотенца и держит меня за руку.
– Она держит слово, – сказал он, радостно улыбаясь. – Мы отправимся в Италию.
– Ты не боишься? – спросил я, всматриваясь в его сияющую физиономию.
– Боюсь чего? – переспросил он. – Я боялся заблудиться и угодить в какой-нибудь Кривой Рот или в Великие Чесноки, потому что не знал, направо идти или налево. Но ведь теперь сама Маленькая Смерть поведет меня.
– Да, Эрметте, ты прав. Теперь бояться нечего. Деревянным куклам не должно быть страшно. Но людям свойственно ждать от смерти всяких подвохов.
– Ну, – ответил он, похлопав меня по руке. – Тощей лысой старухи с косой, пожалуй, и я бы испугался.
– Наверное, Маленькая Смерть приходит только к куклам и к детям. Ведь взрослые успевают наделать столько глупостей…
– Взрослые? – усмехнулся
Пьеротти. – Это какие же?Я пожал плечами.
– Боишься, что тебя не пустят в наше изысканное общество? – он лукаво посмотрел на меня, повернув голову набок, словно птица. – Нашкодил и теперь опасается, что его поставят в угол! Санта Корбонада, покровительница грачей прилетели! Взрослый! Не кажется ли вам, синьоры, что он сильно изменился за последние десятилетия? Не кажется? Ну да, вот и я того же мнения… Что-то я слабоват. А ведь осталось еще что-то важное. К утру она придет за мной. Я так боюсь, что мы не успеем проститься. Знаешь, я хотел бы снова увидеть ту девочку… чтобы мы все сидели рядом и чтобы всем было жу-уутко весело. А потом мы простимся. Можно?
– Я найду ее, – пообещал я. – Только бы она сегодня не кашляла!
– Нет-нет! Сегодня она не может кашлять, – заявил он. – Когда всё так хорошо… Мы устроим концерт. Настоящий концерт! Прощальная гастроль Эрметте Пьеротти! Ты ведь устраивал концерты с молодых ногтей, а?
Конечно, Эрметте. Мы жить не могли без концертов. Каждое лето было красно большим сборным концертом без заявок, готовившимся долго и основательно. Если концерт не состоялся, можете считать, что вы зазря отсидели в этой дачной скучище всё лето. Зря пили вонючее парное молоко, мазались демитилфталатом от гнуса и читали древние журналы «Работница». Лето пошло псу под хвост. Хорошо, что такой бессмысленный год выдавался редко.
Состав труппы, конечно, менялся, но уж без нас, клоунов, было не обойтись. Конечно, бывало и обязательное занудство, потому что какая-нибудь четырнадцатилетняя особа обязательно хотела петь украинскую народную песню «Ой, за гаем-гаем» или читать поэму «Железная дорога». Хуже нет этих недовзрослевших страдалиц! Да и публике эти номера не нравились. А вот когда появлялись мы, клоуны, тогда сразу становилось ясно, зачем человек рождается на свет. По крайней мере, это было ясно нам, клоунам.
Она не кашляла. Она снова гуляла во дворе и еще издали замахала мне рукой.
– Пьеротти хочет устроить прощальный концерт, – сообщил я тоном заговорщика. – Зайдешь?
– Вот здорово! – запрыгала она. – Только мне мама строго-настрого запретила ухаживать со двора…
Конец ознакомительного фрагмента.