"Чернуха"
Шрифт:
— Вот я почти голый перед вами.
В угол летит белая нижняя рубаха.
— У меня нет никакого оружия. Ни камней, ни палок — нет ничего у меня.
Расстегивается брючной ремень.
— Прошу прощения, тут девушки. Я не буду опошлять момент. Вот — я. Я сделал что-то не так? Я заслужил смерть со всей своей школой? Бейте меня. Топчите. Убивайте. Вот — я.
Ложусь плашмя лицом вниз на пол, раскидываю крестом руки. Это важно на самом деле. Это вбито в подкорку.
— Вот — я. Я в вашей власти. Я не убегаю. Я не дерусь. Я не могу драться с вами, потому что я вас… Люблю. Когда любишь —
Нас учили говорить с толпой, чтобы перекричать любой крик. Лежа говорить труднее. Но лежа говорить и легче. Я не вижу изумленных или насмешливо прищуренных глаз.
Эрик. Умница Эрик, считающий, что никто его не любит. Но ведь это неправда!
Ксанка. Она красивая. Она такая красивая, что наступает какой-то паралич — а ей все кажется, что смеются над ней.
Олег. Как Ирка в своем классе, в своем потоке — так Олег среди старших. Он знал, наверняка. Он знал все. Ничто в школе не могло подняться без него.
Я не смотрю на них. Я не вижу их лиц, их глаз, их рук с зажатыми палками и камнями. Я просто лежу перед ними в длинном коридоре первого этажа. Вот — я. Я виноват? Ну же?
Все-таки я очень боюсь. Я жду внезапного удара. Жду, кто же первый кинет камень. За первым последует целый град, и на каком-то ударе станет совсем не больно. Надо просто потерпеть. Минуту. Или целых пять.
Что они там делают, внизу? Зачем?
Пок-пок-пок — раздается за выбитыми окнами. Вспышки и визг летящей резиновой картечи. Вой инфразвука. Автоматные очереди у входа…
…
— И все же, почему вы поступили так?
— Мне показалось, понимаете… Я подумал… Они ждали сопротивления. Они хотели, чтобы с ними дрались, сражались. Чтобы их хватали, куда-то тащили, связывали, пытали, допрашивали. Так они хотели. Мне так казалось… И вот я подумал, что если я не буду делать так — я их успокою. И все закончится.
— Ложь! Вы таки образом поддержали их! На самом деле — вы поддержали их! Вы подтвердили им — так можно!
— И что? Расстрелять теперь меня за это? — говорить было лениво и скучно. Все закончилось не так.
— Нет, зачем же. Вы — ценный кадр нашей системы воспитания и образования. Теперь вы сами будете воспитателем.
— А они? Мои ученики?
— У вас теперь будут новые ученики. И вы теперь примете все меры, чтобы они не были такими, какими были те.
Мне это просто показалось? Или он специально подчеркнул голосом "были"?
Домофон
Сигнал домофона — почему везде и всегда ставят такие гнусные сигналы — раздался как всегда неожиданно.
— Ну? — спросил я хмуро в трубку.
— Откройте, пожалуйста!
— Я никого не приглашал и не жду. Кто это?
— Просто откройте, пожалуйста. За мной гонятся!
— А почему вы мой номер набрали? Что, короче номеров не нашлось?
— Это просто случайный набор цифр, понимаете? Откройте, они уже близко! Скорее!
Я отодвинул трубку от уха — уж очень там орал громко этот мужик. Чего это я должен кого-то пускать, если он не ко мне? Пусть другим звонит. Тем, к кому идет. А если не к нам — какого фига вообще?
— Нет, — сказал я в трубку и повесил
ее на место.Не успел дойти до дивана перед включенным телевизором, где по зеленому полю бегали белые и красные фигурки, гоняя пятнистый мяч, как снова раздался гадкий сигнал домофона.
— Ну, чего еще? — грубо спросил я в трубку.
— Это квартира триста восемьдесят четыре? — какой-то серый, суконный голос.
— Да.
— Оставайтесь на месте. Приготовьте документы и свои объяснения, почему именно к вам пытался пробиться преследуемый законными властями преступник. Вам все ясно?
В трубке раздался писк открывающегося замка, потом стучали сапоги, прошло человек пять, не меньше. Я бросил трубку болтаться на перекрученном проводе, а сам выглянул из кухни во двор. Там стояла машина, в которую грузили какой-то длинный сверток. А еще двое в темной форме расспрашивали нашу консьержку, вредную старуху, а она как раз тыкала пальцем в мои окна.
Оба-на…
И что же теперь делать?
Пока я думал, а лифт медленно поднимался наверх, ноги сами ткнулись в летние кроссовки, руки прихватили с полки бумажник, щелкнул замок… Нет, надо оставить замок открытым — тогда они еще по квартире походят, поищут. Кто такие "они" — даже и не задавался вопросом.
Через пожарную лестницу выше этажом. Потом лифт — донизу. Он тут иначе не ходит. Потом, не выходя из лифта, и даже не выглядывая из него, на второй этаж. Тут, со второго, был выход по "пожарке" прямо во двор. Откуда знал, откуда знал — когда ремонт был, пользовался.
А теперь — бежать! Бежать!
Только далеко убежать не вышло. Эти наши такие безопасные глухие дворы с одним выходом… Увидели почти сразу. Закричали, замахали руками, стали залезать в машину. А я — как на стадионе, в детстве, локти прижать, колени выше, отталкиваться дальше… Долго так не пробежать, конечно, но хоть скорость какую-то. Хоть еще пять минут свободы. Вот туда, во дворы, за гаражи. Попробовать уйти, что ли… Обмануть?
Набираю… Какой номер набрать? А все равно. Вот — один, один, один.
Недовольный голос в динамике:
— Кто там еще? Чего надо?
— Откройте, пожалуйста. За мной гонятся.
— Чего это я должен вам открывать? Кто вы? Я вас не знаю!
— Откройте, прошу вас! — в конце проезда показалась медленно идущая машина.
— Откуда вы знаете мой номер?
— Это случайный набор цифр, понимаете? Совершенно случайный! Я не специально к вам! Мне просто нужно войти! Откройте же!
Они начали стрелять, еще не остановившись. Трех пуль хватило. Пока упаковывали, старший подошел к домофону, вызвал историю. Набрал три цифры
— Это квартира сто одиннадцать? Оставайтесь на месте, приготовьте документы…
Неполученная выгода
Мелодичный звонок прервал мой холостяцкий ужин.
— Кто там? — на всякий случай спросил я.
— Интеллектуальная полиция! Откройте!
Трясущимися руками открываю стальную дверь, отодвигаю запоры — от этих не запереться. Тут же, оттолкнув меня в сторону, по комнатам разбегаются спецназовцы с автоматами наизготовку. За ними солидно и неспешно двигается инспектор, а сзади подталкивают соседей-понятых.