Чернуха
Шрифт:
– Когда решите, тогда и придете, – отчеканил Дыбенко и нажал кнопку.
Дверь в парную открылась. Мистеру Ройсу ничего не оставалось, как откланяться. В зеркальном холле верзила с колуном указал Ройсу на стол.
– Заберите свои вещи.
Мистер Ройс быстро запихнул все свое имущество в портфель. Жвачка и сигареты исчезли.
– Все? – сказал верзила.
Он посмотрел на Ройса и опять переложил колун с хместа на место.
– Все, все, – быстро подтвердил коммерсант, почувствовав на своих плечах две тяжелые пятерни.
Иностранца провели по коридору и выдворили
– Извините… Я понимаю, что так смеяться неприлично. Но ничего не могу с собой поделать. Очень смешно! – Не могла успокоиться незнакомка.
Она была молода, очень хороша собой, а мистер Ройс был человек находчивый и нелишенный чувства юмора. Он тоже прыснул.
– Ройс, – представился мистер Ройс, держась за живот от смеха…
– Кристина, – ответила девушка с легким скандинавским акцептом.
– Вы иностранка!? – сразу успокоился мистер Ройс.
– Да. Я журналистка из Европы.
– Я тоже из Европы. Божешь мой! Девушка из Европы встречает мужчину из Европы. Это же надо срочно отметить!
– Пожалуй. Только приведите в порядок свой туалет. Я бы помогла, но неполадки в вашем туалете в такой интимной его части…
И они снова расхохотались.
– Если мадемуазель отвернется, я в один момент превращусь в джентльмена из Сити.
Девушка отвернулась. Лицо ее сделалось серьезным и напряженным. Знакомство состоялось, но это только начало…
– Я в полном порядке, – сообщил мистер Ройс.
И Маша Невзорова (а это была именно она) направилась с мистером Ройсом к его «полонезу», одиноко белевшему возле ресторана «Берлин – Савой». Ресторан и название сохранились из прошлого века. Только к нему пристроили девяностоэтажный филиал. Отель теперь принадлежал Европейскому бизнесу.
За ними на некотором расстоянии проследовал высокий, баскетбольного вида молодой человек. Это был служащий редакции газеты «Совесть народа», ловко водивший иностранца по помещениям редакции, которого мистер Ройс так и не сумел рассмотреть…
Глава VI
Губернатор Курской губернии товарищ Харитонов Самуил Яковлевич занимал под жилье вместе с супругой Фаиной Борисовной и двумя сыновьями Сеней и Семой бывшее помещение спецбуфета бывшего Обкома Коммунистической партии. В конце перестройки полудворец-полубарак в стиле Брежневской архитектуры переименовался в «Дом сходок».
После, когда Иванов сформировал правительство Московской России, возле огромных парадных дверей появилась табличка «Курское губернаторство».
Самуил Яковлевич был по-домашнему в пижаме. Фаина Борисовна имела на себе только юбку и бюстгальтер по причине повышенной чувствительности к теплу. Данная часть туалета, привезенная из-за рубежа, не могла до конца вместить прелести губернаторши, но Фаину Борисовну это обстоятельство совершенно не тревожило. Харитонов поглядывал на
жену и думал: «Пора бы им уже быть»…Читая мысли мужа, Фаина Борисовна, сказала:
– Что ты, Самуля, волнуешься. Ты не знаешь Гольднна!? Ты не знаешь Рапопорта!? Они, помимо твоего поручения, имеют при себе, как минимум, еще по пять своих дел.
Семен Яковлевич ничего не ответил жене. Он хорошо знал и Гольднна и Рапопорта. Но он также знал, что автобус с финскими туристами, следовавшими на Крымское побережье, был единственным транспортом, на котором могли вернуться члены делегации. Сам Харитонов долго оговаривал все детали с представителем финской туристической компании. Семен Яковлевич расстегнул пижаму и почесал то место, где грудь плавной округлой линией переходила в живот.
– Как тебе, Самуля, не стыдно чесаться за столом. Это же ни в какие ворота. Кто тебя воспитывал?!
Харитонов оглядел жену, хотел было огрызнуться или указать на ее собственный вид, но промолчал. Губернатор волновался. Это волнение не могла нарушить даже Фая, прожившая с ним двадцать семь лет и на протяжении всего этого времени ежедневно напоминавшая ему о дурном воспитании…
– Ты вместо того, чтобы чесаться, подумал бы о наших мальчиках…
Фая подошла к мужу. Харитонов знал, что пока она не получит ответа – не отойдет.
– Мальчики уже взрослые мужчины. Им пора самим о себе думать.
– Ты не отец, а зверь! Ты хочешь, чтобы наши дети остались жить в этой ужасной стране? Тебе мало, что ты сгубил мою жизнь!
– Я не понимаю, Фая, чем ты не довольна? Наконец, в стране честный, добрый президент. Я лично с ним знаком еще по торгу Харькова. А его супруга, твоя тезка. У тебя сложились с Фаиной Абрамовной чудные отношения…
– Причем тут Иванов!? Он честный, хочет всем добра. Но он набитый дурак.
– Фая, зачем так говорить? Моисей Наумович прекрасный экономист. По его работе «Экономика переходного периода» часть восточной Европы ведет свои дела и весьма успешно.
– Если люди хотят работать, они всегда найдут для себя подходящую теорию. А в этой стране любой теорией можно вытереть то место, которое в приличном обществе полагается так же часто мыть, как и руки…
– Я не понимаю тебя, Фаина? Человек хочет накормить людей. Да, ему приходится кое-что продавать за границу. Но ты же знаешь, как это поставлено. Он ни одного доллара не может положить себе в карман. И главное, эта система распределения по валютным делам им придумана…
– Если бы твой Иванов имел хоть немного ума, он бы и положил кое-что себе в карман. Тогда я бы поняла, что это умный человек… А бросать все в прорву?
Гольдин и Рапопорт прервали семейный спор, не дав ему разгореться. Фаина Борисовна извинилась за свой костюм, сославшись на жару в доме.
– Фаичка, люди с дороги. Собери нам чего-нибудь. Хоть чаю.
– Самуля, время позднее, а мужчин с дороги чаем не кормят. Мужчины должны кушать мясо. Я вам сейчас принесу моей лапши.
– У вас не супруга, золото, – сказал Рапопорт, скидывая надоевшие лапти. – Самуил Яковлевич, разрешите снять форму?
– Переодевайтесь, товарищи, и за стол.