Черные боги, красные сны

Стены, потолок и даже пол клетушки были изготовлены из стальных листов. Включив тускловатый ночник, Смит вызвал к жизни с десяток собственных отражений. Не обращая внимания на это несколько необычное общество, он подошел к столу, вытащил из кармана скомканную шаль, взял ее за углы и встряхнул. По зеркальным плоскостям заметались сотни огненных змей, комната превратилась в нечто вроде внутренности исполинского калейдоскопа. На какое-то мгновение Смиту показалось, будто стены распахнулись в четвертое измерение, в непостижимое огромное пространство, заполненное судорожным алым трепетом.

Затем стены захлопнулись, алое бешенство превратилось в десяток тускловатых отражений высокого, дочерна загорелого мужчины с серыми, почти бесцветными глазами, недоуменно рассматривающего экзотическую шаль. Нежная шелковистая ткань доставляла ладоням Смита острое, почти непристойное наслаждение. Он раскинул свою странноватую покупку на столе и попытался провести по орнаменту пальцем, проследить за всеми извивами головоломно запутанной линии. И с каждым новым витком, с каждым шагом в глубь алого лабиринта становилось яснее и яснее, что в этом цветовом водовороте есть какой-то тайный смысл, и если смотреть подольше, то смысл этот неизбежно выявится...

Ложась спать, Смит накинул шаль поверх одеяла, алое сверкание придало его снам необычный, фантастический характер.

Он брел по алому лабиринту, брел, оглядываясь на каждом повороте, и неизменно видел сзади мириады собственных отражений, искаженных и тусклых, впереди же не было никого, только змеящаяся бесконечность, окрашенная все в тот же зловещий цвет. Иногда она вздрагивала у него под ногами, а иногда ему казалось, будто он видит ее конец, но это всегда был не конец, а очередной головокружительный поворот...

По огромной шали небосвода ползали алые змеи молний, они извивались и корчились, а затем сплелись в знакомый узор, в котором было начертано неизвестными письменами слово на неизвестном языке. И он силился понять это слово, и боялся его понять, и уже почти понял, но в самый последний момент проснулся, дрожа от холодного ужаса...

Он спал и видел шаль, висящую в голубом полумраке — точно таком же голубом, как и ее фон. И он смотрел на нее и смотрел, пока голубой квадрат не растворился в полумраке, а алый узор не повис в воздухе. А потом алый узор был вырезан на воротах... Это были странные, непривычных очертаний ворота, ворота в высокой стене, едва различимой в мглистом сумраке, голубом с отдельными мазками зеленого и фиолетового, в небывалых вечерних сумерках небывалой страны, где воздух горит цветными туманами и никогда не бывает ветра. Он почувствовал, как ноги несут его вперед, и ворота были совсем рядом, а затем они распахнулись...

Он поднимался по длинной широкой лестнице. Его ничуть не удивляло, что ворота исчезли и что он не помнит, как поднимался по той части лестницы, которая осталась позади, которую можно увидеть, если обернуться, а впереди было видно не больше десятка ступенек, а все, что дальше, терялось в многоцветной дымке.

Он поднимался и поднимался, пока не заметил впереди какое-то смутное движение; мгновение спустя из тумана вырвалась высокая стройная фигура: девушка неслась по лестнице, спотыкаясь и чуть не падая, в диком, безоглядном ужасе. Он видел тень этого ужаса у нее на лице, ее длинные золотистые волосы трепетали в воздухе, и вся она, с головы до ног, была забрызгана кровью; ничего не замечая вокруг, она перепрыгивала через три ступеньки и чуть не сбила с ног нерешительно застывшего Смита. Он инстинктивно сомкнул руки, и девушка обвисла в нечаянных объятиях, судорожно хватая воздух ртом, не в силах даже поинтересоваться, кто остановил ее панический бег; Смит ощутил острый, горячий запах крови.

Все еще задыхаясь, девушка подняла голову; на раскрасневшемся лице ярко выделялись пунцовые губы, спутанные волосы горели фантастическим, почти оранжевым пламенем. В головокружительно долгий, как падение в пропасть, миг Смит успел заметить, что темно-карие глаза девушки мерцают красноватыми искрами, почувствовал в яркой, необычной красоте ее лица примесь чего-то чуждого, не знакомого ему прежде. Ужас, застывший в глазах? Возможно...

— Оно...— Девушка смолкла и судорожно вздохнула.— Оно ее взяло! Пустите меня! Пустите ме...

Чтобы заставить златокудрую фею замолчать, Смит осторожно, но довольно сильно встряхнул ее за плечи.

— Ну-ка по порядку,— скомандовал он.— Кого это «ее»? Что такое «оно»? А что ваша одежда в крови — вы хоть это-то знаете? Вы ранены?

— Нет! — Девушка отчаянно замотала головой.— Нет! Отпустите меня! Мне нужно — это не моя кровь, ее...— Она захлебнулась рыданиями.

Полюбовавшись пару секунд на оранжевый затылок, Смит обреченно вздохнул, сгреб содрогающуюся с головы до ног девушку в охапку и побрел сквозь сиреневую мглу вверх.

Минут через пять туман немного рассеялся, лестница кончилась, и он увидел перед собой узкий зал с высоким сводчатым потолком, нечто вроде церковного придела. Войдя в зал, он заметил слева ряд дверей, свернул к ближайшей и оказался в длинной галерее. Арочные окна галереи выходили в голубой безбрежный простор, под ними тянулась низенькая скамейка; Смит сел на скамейку, усадил рядом с собой мокрую от слез девушку и подпер ее своим плечом.

— Моя сестра,— всхлипывала девушка.— Оно ее пожрало, ее, мою сестру...

— Не плачь, не надо плакать,— неуверенно заговорил Смит.— Это же все сон. Не плачь, никакой сестры у тебя не было и нет, и тебя тоже нет, так стоит ли плакать.

Девушка резко отшатнулась и вскинула огромные, полные слез глаза; длинные слипшиеся ресницы были похожи на звездные лучи, как их рисуют дети. Несколько секунд она молча изучала Смита, на затравленном и все же прекрасном лице читалось искреннее сострадание.

— О!.. Ты же пришел из... из... и ты все еще думаешь, будто это сон!

— Я знаю, что это — сон,— с ребячливым упрямством настаивал Смит.— Я сплю в лаккдарольской ночлежке, вижу во сне тебя и все это, а когда я проснусь...

— Ты никогда не проснешься,— печально улыбнулась девушка,— Ты попал в кошмарный, смертельный сон. Из этого мира нельзя проснуться.

— Как это так? Почему нельзя?

Смита кольнула тревога. Да, он знал, что спит; часто бывает, что спишь и думаешь, будто все это наяву, но сейчас-то он точно знал. Только слишком уж уверенно говорит эта истеричная особа, уверенно и с сочувствием, и смотрит тоже жалостливо, как на собаку с перешибленной лапой, тут и не хочешь, а поверишь...

— Царство сна — не метафора,— продолжила девушка.— Туманные миры, по которым бродят души спящих, существуют реально — или почти реально, их бесчисленное множество. Но сюда — я говорю с уверенностью, потому что ты не первый наш гость,— сюда проходят через врата, открывающиеся только в одну сторону. Человек, получивший ключ, может открыть врата и пройти в этот мир, но он никогда не найдет обратного пути. А вот ты — каким ключом открыл ты врата?

— Шаль,— растерянно пробормотал Смит.— Ну да, конечно же, шаль. Этот чертов орнамент, посмотришь — и голова кругом...