Черные деньги
Шрифт:
Потрепанная маленькая дурочка, или, может быть, повлияло шампанское, начала произносить речи. Я сделал замечание:
— Вы слишком резко говорите о муже. Ему приходится бороться с трудностями, и для этого ему нужна ваша поддержка.
Она наклонила голову, ее волосы в беспорядке растрепались и свесились на лоб.
— Я знаю. Я пытаюсь оказать ему эту поддержку, честно.
Она опять стала говорить голосом маленькой девочки. Это не соответствовало ее состоянию, к счастью, она скоро прекратила говорить. Она сказала ясным резким голосом, таким, как накануне говорила со своим сыном:
— Нам не следовало
— Вы вышли замуж очень рано.
— Мне было семнадцать. Самое ужасное то, что я сейчас чувствую себя семнадцатилетней. — Она провела рукой меж грудей. — И что у меня все впереди, вы понимаете? Но годы бегут, и ничего нет.
Впервые в ней прорвалась женщина.
— Но у вас есть ваши дети.
— Конечно, наши дети. И не думайте, что я не делаю все, что могу, для них, и я всегда буду все для них делать. И тем не менее это все — и больше ничего!
— Это больше, чем имеют многие.
— Я хочу больше. — Ее хорошенький красный ротик выглядел удивительно жадным. — Я хотела большего в течение долгого времени, но у меня не хватало духу завладеть этим.
— Иногда приходится ждать всю жизнь, пока вам этого не дадут, — сказал я.
— Вы полны нравоучительных сентенций, вам не кажется? Вы ими нашпигованы больше, чем Ларошфуко или мой муж. Но действительные проблемы словами не решишь, как думает Тапс. Он не понимает жизни. Он ничто — просто говорящая машина с компьютером вместо сердца и центральной нервной системы.
Мысль о муже преследовала ее постоянно. Она прониклась даже красноречием, но мне начала надоедать ее загнанная внутрь распаленность. Возможно, я сам спровоцировал ее, но в принципе я не имел к ней никакого отношения. Я сказал:
— Ваш рассказ очень затронул меня, я вам сочувствую, но вы собирались рассказать о Фелице Сервантесе.
— Собиралась? Правда? — Ее лицо приобрело задумчивое выражение. — Он был очень интересный человек. Горячая кровь, агрессивный, такой, каким по моему представлению должен быть тореро. Ему было только двадцать два или три — столько же и мне. Но он был мужчина. Понимаете?
— Вы разговаривали с ним?
— Мало.
— О чем?
— Большей частью о картинах. Он очень любил французское искусство. Он сказал, что решил побывать в Париже когда-нибудь.
— Он это сказал?
— Да, это неудивительно. Каждый студент французского факультета хочет побывать в Париже. Когда-то и я хотела поехать в Париж.
— Что еще он говорил?
— Это почти все. Появились другие студентки, и от отошел от меня.
Тапс сказал впоследствии, у нас была ссора после вечеринки, он сказал, что подозревает, что я была нежна тогда с молодым человеком. Думаю, Тапс привел вас сюда, чтобы заставить меня признаться. Мой
муж очень изощренный истязатель и мстительный.— Вы оба для меня слишком изощренные. Признаться в чем?
— Что я интересовалась Фелицем Сервантесом. Но он мной не интересовался. Я даже близко к нему не подходила.
— Этому трудно поверить.
— Неужели? На этой вечеринке была молодая блондинка из группы новичков Тапса. Он преследовал ее с глазами, как у Данте, когда тот встречался с Беатриче. — Ее голос звучал враждебно и холодно.
— Как ее имя?
— Вирджиния Фэблон. Я думаю, она все еще в колледже.
— Она ушла, чтобы выйти замуж.
— Действительно? И кто же счастливчик?
— Фелиц Сервантес.
Я рассказал, как это произошло, и она выслушала меня не прерывая.
В то время как Бесс готовилась к походу в магазин, я обошел дом, знакомясь с репродукциями того мира, который так и не отважился войти в жизнь. Дом представлял большой интерес для меня как исторический монумент или место рождения великого человека. Сервантес-Мартель и Джинни встречались в этом доме, что делало его также и местом действия в моей детективной версии.
Бесс вышла из своей комнаты. Она переоделась в платье, которое застегивалось на крючки сзади, и я был избран для этой работы. Хотя у нее была красивая спина, мои руки старались как можно меньше касаться ее. Легкая добыча всегда доставляет неприятности: это либо фригидные, либо нимфы, шизоидные, коммерциалки или алкоголички, иногда все это вместе. Их красиво упакованные подарки в виде самих себя часто оказываются самодельными бомбами или стряпней с начинкой из мышьяка.
Мы ехали к Плазе в абсолютном молчании. Это был новый большой торговый центр с залитыми асфальтом территориями вместо зеленых лужаек. Я дал ей деньги на такси, которые она приняла. Это был дружеский жест, слишком дружеский в тех обстоятельствах. Но она смотрела на меня так, будто я обрекал ее на судьбу более худшую, чем сама жизнь.
Глава 20
От территории колледжа прибрежная дорога бежала вдоль моря понизу среди густых зарослей и перемежающихся пустырей. Здесь было беспорядочное соседство административных зданий, многоквартирных домов, студенческих общежитий.
Позади отштукатуренного дома по номером 148 полдюжины коттеджей толпились на небольшом участке. Полная женщина отворила дверь, когда я еще не подошел.
— У меня все заполнено уже до июня.
— Благодарю вас, но мне не нужна комната. Вы миссис Грэнтам? Все, что мне нужно, — это небольшая информация. — Я назвал свое имя и чем я занимаюсь. — Мистер Мартин, из колледжа, дал мне ваш адрес.
— Почему вы не сказали это? Входите.
Дверь открылась в небольшую, плотно заставленную жилую комнату. Мы сели друг к другу лицом, почти касаясь коленями.
— Надеюсь, это не жалоба на одного из моих ребят. Они для меня как сыновья, — сказала она с покровительственной улыбкой.
Она сделала широкий жест в сторону камина. Полка и стена над ней были сплошь увешаны снимками бывших студентов. — Эти меня не интересуют. Я хочу получить информацию о студенте, который учился семь лет назад. Вы помните Фелица Сервантеса? — Я показал снимок Мартеля-Сервантеса, стоящего сзади, и Кетчела впереди Китти. Она надела очки, чтобы рассмотреть фотографию.