Черные гремлины

– Съешь желтую зефирку, - посоветовал я. Маленький пират подпрыгнул на месте и вытаращился в мою сторону.

– Она целебная регенеративная и поможет тебе поправиться, - объяснил я.

Мышонок послушно порылся в колбе и начал грызть желтый зефир.

– Последняя осталась, - сообщил он.
– А ты приведение этой шкуры?

– Конечно, - согласился я и пошевелил шкуру лапой для убедительности.

Мышонок засмеялся.

– Но это шкура водяного монстра, а не гремлина.

Я задумался.

– На самом деле я призрак гремлина, которого съел этот водяной монстр.

– О-о-о, - протянул Мышонок.
– Ничего себе.

Мы помолчали. Маленький гремлин вновь закашлялся.

– Когда я умру, тоже стану приведением?
– спросил он.

– Ты не умрешь, - пообещал я ему.
– Потому что обязательно поправишься.

– Правда?
– улыбнулся он. С его губ стекала кровь.

– Конечно.

Пираты работали так долго, что от скрежета пил и стука молотков начала раскалываться голова. Мышонок свернулся клубком рядом с Ежи. Иногда он чихал, просыпался, тер глаза и снова засыпал. Я тренировался исчезать, заставляя свои лапы сливаться со стенами и появляться вновь. Оказалось, что я могу не только сливаться с окружением, а вообще как угодно менять цвет своей шерсти. Вот Ари-Ару удивится. Но управлять этой способностью было очень сложно, и пока у меня не очень получалось.

Когда меня начало клонить в сон, в каюту ворвался Бурошкур и сказал:

– Пора валить, собирайся, - он схватил узел с Ежи и зефиром и потащил его к выходу.

– А давай и шкуру возьмем с собой?
– попросил Мышонок.

– Че бы и нет, - буркнул капитан и сорвал шкуру со стены.

Мышонок очень удивился, увидев дыру в стене. Даже подошел и засунул в нее голову, чтобы посмотреть, нет ли кого внутри. Я не удержался и потрогал его за уши. Он пискнул и отпрянул.

– Э?
– поднял бровь Бурошкур.

– Ухо оцарапал, - объяснил Мышонок дрожащим голосом.

– Не мешкай.

Они вышли, а я последовал за ними.

Пираты соорудили самоходную телегу с крышей и на четырех шипастых колесах, причем колеса эти вращались специальными ручками. Бурошкур закинул все побрякушки внутрь и посадил на них Мышонка, а сам сел у передних рычагов. Кнот и Бонти сели у задних колес и схватились за приделанные к ним ручки.

– Готовы?
– загоготал Бурошкур.
– Погнали!

Прежде чем они поехали, я успел запрыгнуть на телегу. Никто меня не увидел, никто меня не учуял. Я стал призраком на пиратском судне.

Повозку тоже хотели назвать "Горелоя", но на стенку поместились только первых четыре знака. "Горе" двигалось быстро и ровно, вгрызаясь шипованными колесами в занесенное пеплом Белое море. Бурошкур потел за двоих, ворочая обе ручки с такой силой, что Кнот и Бонти еле успевали за ним. Мышонок дремал и изредка заходился в приступе кашля. Я накрыл его шкурой морского монстра и прошептал на рыжее ухо, что все будет хорошо.

– Спасибо, приведение, - пробормотал Мышонок.

Бурошкур обернулся на мгновение, но только нахмурился и продолжил ворочать ручки. Пираты точно знали направление, в котором надо ехать, хотя вокруг была одинаковая пустыня. Наверное, это Ниро подсказала им.

Вскоре я заметил, что Бонти начал задыхаться от взятого темпа. Его шерсть покрылась пеной, дыхание стало надрывным и сиплым, а глаза он выпучил так, словно подавился зефиром. Кнот угрюмо посматривал на товарища, а Бурошкур даже не обращал внимания.

Если не помочь, он надорвется. Я сел напротив Бонти и начал крутить ручку вместе с ним, схватившись за свободный край. Ворочать колесо было тяжело, даже тяжелее, чем грести веслом, но зато Бонти заметно повеселел.

– Второе дыхание открылось?
– спросил Кнот.

– Угу, - отозвался Бонти.

Мы набрали большую скорость, и воздух холодил шерсть на спине. "Горе" шло плавно, оставляя за собой ровный след от колес, который уходил далеко к горизонту. Надеюсь, гремлины с других островов тоже додумаются до такой повозки.

– Стоять! Отдыхаем. Хорошо прем, такой скоростью через пару переездов докатим до черных, - хмыкнул Бурошкур.

Пираты перекусили и улеглись спать. Поел и я, стянув половинку зефира из-под носа у капитана. Теперь я мог оставаться невидимым всегда, и это было совсем несложно. До лагеря черных осталось всего ничего, и там больше не нужно будет прятаться. Я зачерпнул немного пепла и слепил из него шарик. Шарик получился плотным и холодным. Тогда я начал лепить из пепла целые статуи и города, аккуратно вырезая окна и надписи когтями. Когда надоело, я разбурил свои постройки и аккуратно засыпал их сверху, чтобы не вызывали подозрений.

После сна Мышонок выглядел совсем плохо: его нос был горячим, как нижние коридоры Железного острова, а шерсть начала выпадать. Даже уши стали дряблыми и ссохшимися.

– Ничего страшного, - успокаивал я его, пока никто не смотрел: - Еще немного, и мы доберемся до гремлинов, которые тебя вылечат.

Остальные пираты уже пробудились и теперь потягивались, разминая суставы. Вдруг кто-то зашелся в приступе кашля. Я обернулся: кашлял Бурошкур.

– С тобой все в порядке, капитан?
– обеспокоился Кнот.

– Норм, - вытер пасть огромный пират.
– Погнали.

На этот раз мы ехали гораздо медленнее. Усталыми казались все серые гремлины, даже крепкий Бурошкур выглядел истощенным. Я помогал, как мог, но вскоре выдохся и сам.

Тележку затрясло: мы наехали на какую-то кочку, а потом на еще одну. Через две удара переднее колесо треснуло и подкосилось. Мы остановились.

Бурошкур очень долго ругался, пока чинил колесо, а я приглядывался к пепельным кочкам. Кнот отряхнул одну из них от пепла, и под белым покрывалом оказался спящий гремлин. Его морда покрылась чем-то белым, а глаза были закрыты, словно он дремал.

– Замерз насмерть, - пнул его Кнот.

Рядом были еще десятки таких же занесенных пеплом могил. Целое племя погибло. Никто из них больше не проснется. Сколько они шли, прежде чем отчаялись и сдались морозу? Я выдохнул, и воздух из моей пасти превратился в облачко пара.

– Если не желаете прилечь рядом, забирайтесь и погнали!
– проорал Бурошкур, закончив починку.

К следующему перевалу кашляли все, кроме меня. Серые заметно ослабли и даже ели без аппетита. Кнот задумчиво выдергивал седые волосы из хвоста, а Бурошкур крутил в лапах колбу.