Черные Мантии

– Вот еще! – встревоженно произнесла она. – Не надо меня пугать!

Мишель ждал, и девушка ответила голосом неискренним, но твердым:

– Нет, он меня не оскорбил.

– Ну вот! – обрадованно воскликнул Мишель, усаживаясь на прежнее место. – Ты просто не желаешь понять его характера. Его голова и сердце заняты одной великой идеей. Ты не веришь ему, потому что он богат. Но я имею доказательства его бескорыстия!

Он говорил с жаром. Эдме слушала, не прерывая, полуприкрыв ресницами недоверчивый взгляд, что делало ее еще красивее. Зато на плотно сжатых губах ее явственно читалась сочувственная фраза: «Бедный мой Мишель, где тебе тягаться с таким хитрецом!» Какой-никакой, но читать по лицу любимой наш герой умел.

– А вот и нет, мадемуазель! – обидчиво воскликнул он. – Мы не так слепы, как вы полагаете! Я проверю, с кем имею дело.

– Но в конце концов, – едко заметила девушка, – нельзя же жениться на двух женщинах сразу! Его свадьба с Бланш…

– Свадьбы не будет! – решительно объявил Мишель. Эдме не скрывала своего изумления.

– Неужели он упустит такую добычу? Мишель нехотя пояснил:

– У господина Лекока богатые источники информации… Улыбайся, если тебе нравится, дорогая, но ты перестанешь улыбаться, когда узнаешь, почему он избрал именно такой род занятий, который многие презирают. Так вот, из надежных источников он узнал, что состояние барона Шварца огромно, но происхождение этого богатства… Ладно, я знаю, что говорю.

– Откуда вдруг этакая щепетильность… – недоверчиво начала Эдме.

– Да, щепетильность, – прервал ее Мишель. – А еще благородство и отеческая доброта. Господин Лекок узнал от меня о нежных чувствах, которые питают друг к другу Бланш и Морис. Достаточно было сказать одно слово… Он позаботится о их счастье.

Поскольку очаровательное лицо Эдме упорно хранило недоверчивое выражение, наш герой Мишель поднес ее пальцы к губам и запечатлел на них покровительственный поцелуй.

– Ты непременно хочешь быть умнее меня, дорогая? – шутливо спросил он и укоряюще добавил: – О женщины! Даже лучшие из вас не лишены тщеславия! Самое тонкое и благородное, самое скромное существо на свете, я говорю про тебя, Эдме, тоже имеет слабость считать себя всеведущей феей. Но я могу опрокинуть все твои возражения одним ударом. Ответь мне на один простой вопрос: если господин Лекок имеет против тебя, а значит, и против меня, злой умысел, в котором ты его подозреваешь, как он должен вести себя, увидев меня за решеткой? Обрадоваться, не так ли?

– Что ты говоришь?! – испуганно встрепенулась Эдме.

– Отвечай… мои рассуждения ясны как день. Я – препятствие, которое невозможно обойти. Так знай же: если бы не господин Лекок, я бы сейчас находился в тюрьме!

– В тюрьме! За что, Мишель?

– За то, – несколько смутившись, отвечал наш герой, – зато, что я хотел разбогатеть с одного удара, вот за что.

И тут же поспешил добавить:

– Не подумай, что я так уж привязан к деньгам, алчности за мной как-то не замечалось. Я хочу стать богатым ради тебя, Эдме.

– Ради меня – не стоит, – сурово отрезала девушка. – Мне богатство не нужно.

– Как же не нужно? А ваш долг…

– Да, да, мальчик, наш долг! – раздался от двери дрожащий голос. – Я так надеюсь, что ты станешь богатым!

Они обернулись: в дверях стояла госпожа Лебер – босиком. Эдме бросилась к матери и на руках отнесла ее в постель. Старая дама сухо кашляла и удивлялась:

– Как я там оказалась? Но он ведь говорил про богатство, да?

Эдме притворила дверь, оставив Мишеля в комнате одного.

Он подошел к окну. Творческая мастерская напротив, обходившаяся без занавесок, являла привычную картину: Этьен и Морис яростно жесткулировали. Наш герой, ласково улыбнувшись, подумал: малыши. Себя он, разумеется, считал человеком взрослым и рассудительным. Вошла Эдме, из-за двери слышался крик больной:

– Лампу и пяльцы! Я хочу поработать!

В глазах девушки стояли слезы.

– Бедная мама! С головой у нее совсем плохо. Мишель, снова усевшись, сказал:

– Именно потому нам и нужно богатство. От золота такие болезни проходят.

– Поговорим о тебе, Мишель, и поговорим серьезно.

– Для этого я и пришел сюда, дорогая. Я могу быть деловым человеком, когда захочу. Мне не терпится сообщить тебе о своей удаче: я безумно влюбился в прелестную, но бедную девушку, и вдруг оказалось, что моя девушка очень богата, хотя и не подозревает об этом…

– Надо полагать, сведения получены от господина Лекока?

XXVI ШКАТУЛКА

Лицо Мишеля расплылось в счастливой детской улыбке.

– Моя будущая женушка, – шутливо продолжил он, – имеет полное право подозревать меня в корыстных расчетах: вдосталь набегавшись, я вернулся к ней, привлеченный таинственным ароматом ее богатства. – Мишель, перестань шутить. Объясни мне наконец в чем дело!

– Я и стараюсь объяснить, мой ангел. Сейчас ты убедишься, что поведение господина Лекока, в сущности, вполне логично. Не находишь ли ты, что Бланш слишком молода для него?

– Разумеется, нахожу, – с легкой усмешкой ответила девушка. – Но речь сейчас не про Бланш.

– Речь сейчас про тебя. Господин Лекок, узнав из своих источников о богатстве, которое тебе принадлежит, и, видимо, желая иметь законное право отвоевать твое богатство у тех, кто его удерживает… О, ты еще не знаешь этого человека!

– Да где оно, это мое богатство? – вышла из терпения] Эдме. – И кто, интересно, его удерживает?

Мишель впал в задумчивость.

По ту сторону двора, вон там, – заговорил он, указывая пальцем на голое окно молодых авторов, – живут два моих дружка, которых ты хорошо знаешь. Они, конечно, с приветом, но совсем чуть-чуть, не больше, чем все прочие парижане. Ребята помешались на идее создать пьесу из реальной жизни, так многие драматурги делают, в этом что-то есть. Так вот, они стали строить свою городьбу вокруг нас с тобой, вокруг дома Шварцев, вокруг всяких прочих вещей, нам с тобой хорошо известных… а может, они докопались уже до каких-то секретов, которых мы не знаем. Я одно время работал с ними и, странное дело, среди груды всяких гипотез, какими они орудовали, по– стоянно повторялся один и тот же конфликт – между Олимпией Вердье и Софи. Софи – это ты, Олимпия Вердье – моя мать. Моей тайны они не знают, и совершенно не понимают моей матери, которая доверяет свое сердце только Богу. Но суть не в этом, а в том, что информация господина Лекока подтверждает одну из их гипотез – о неправедности богатства барона Шварца… Барон Шварц – человек ловкий, я могу ручаться только за свою мать… Так вот, когда моя мать выходила за него замуж, у него было уже четыреста тысяч франков.

Четыреста тысяч франков! Именно четыреста тысяч? – девушку, казалось, поразила сама эта цифра. – Прошу тебя, Мишель, рассказывай, ничего не скрывая!

– Господин Лекок, – продолжал наш герой с видом человека, решившегося выложить наконец всю правду, – утверждает, что незадолго до свадьбы Шварц принял от него приглашение на ужин в одной из гостиниц Кана.

– Кана! – эхом отозвалась приходившая все в большую тревогу девушка.

– В тот день господин Шварц был очень голоден – ему не на что было купить себе еды.

После некоторого молчания Мишель промолвил:

– Я мечтаю о семье: мы с тобой и наши матери. Какое мне до всего остального дело? – И добавил с внезапной горечью: – Моя мать не похожа на несчастную женщину, а у господина Шварца репутация порядочного человека. Больше не спрашивай меня ни о чем. Я все сказал про твое богатство и перехожу к своему. Ты слушаешь? Куда ты от меня улетела? Эдме, стряхнув задумчивость, ответила:

– Я слушаю тебя.

– Бывают моменты, – вслух подумал Мишель, – когда мы с тобой холодны, как надоевшие друг другу супруги.