Чёрный атом

– Итак? – ароматный дым окутал кабинет.

– Да-да, итак… Вчера, 30 апреля 1929 года, в день десятилетней годовщины со дня трагической гибели Гершома Кумеррмана, согласно завещанию усопшего, были возобновлены нотариальные действия по исполнению его последней воли…

Называвший себя «просто Францем Мюллером» слушал внимательно, сопоставляя услышанное с известными ему фактами.

«Надёжный источник финансового ручейка, одного из многочисленных, в бескорыстной помощи братству в осуществлении Великого замысла, иссяк десять лет назад в день убийства старика Гершома. Несомненно, это дело рук молодчиков из Оберланда. Они, собственно, и не скрывали, а их паршивая газетёнка подняла тогда лай про справедливое возмездие, делая грязные намёки в нашу сторону… Так завещание всё-таки существует… Интересно».

– … «В присутствии внука завещателя – Михаэля Лемке, делового партнёра завещателя – Питера Майера, гражданина Соединённых Штатов Америки, а также, высшего должностного лица строительной фирмы „Нойбау“, вскрыть конверт с дальнейшими инструкциями по справедливому решению наследственных прав. Дата: 13 апреля 1919 года. Город Мюнхен. Подпись.» На этом документ заканчивается.

Нотариус отложил в сторону лист, стал выжидательно смотреть на курившего «Мюллера». Тот молчал.

«Питер Майер… Питер Майер… Американец, деловой партнёр… Очень любопытно. Не являлся ли этот партнёр для Куммермана… значит и для нас…»

– Герр Мюллер, я нахожусь в затруднительном положении, как выполнить условия завещания: Михаэль Лемке со своей матерью давно эмигрировали в США; Питер Майер – гражданин США; Вы находитесь здесь, в Германии…

– Я помогу вашей конторе и впредь оставаться безупречной по отношению, подчеркну особо, к благодарным клиентам. Поступим следующим образом…

3

Альфред Лёффер был на вершине счастья. Ещё бы! Оказаться в числе двух тысяч двухсот пассажиров трансатлантического лайнера «Бремен» в его первом рейсе в Нью-Йорк – это казалось невозможным. Но всемогущий господин «Мюллер» устроил всё наилучшим образом, обещая также встречу и содействие Альфреду со стороны представителя заокеанского филиала мюнхенской строительной фирмы.

И вот 16 июля 1929 года молодой нотариус, попрощавшись с отцом и имея при себе из багажа лишь небольшой чемодан и благородный портфель, в котором лежали документы и необычный свёрток из плотной бумаги, вступил на борт двухтрубного гиганта. Прощай, родная Германия!

Но печальные мысли о родине за четыре дня путешествия выветрились из молодой головы, в чём немалая заслуга баров и милашек варьете, уступив место дерзким планам и мечтам. Америка – страна юристов, он не пропадёт. Взять ту же строительную компанию… Столько возможностей, какие перспективы открывало замшелое дело старого еврея! Вот только с английским языком у него слабо…

Под восторженные крики пассажиров и команды они миновали какой-то там маяк: оказалось, лайнер поставил рекорд скорости, и Альфред радовался вместе со всеми, причисляя себя к этому успеху, как будто не развлекался весь рейс, а просидел, не разгибая спину, на вёслах.

Причальная стенка, ликующая толпа, сходни, суматоха… Сколько улыбающихся, но… чужих лиц.

– Молодой человек! Мистер Лёффер! Да постой же, чудак!

Красотка, словно сошедшая с обложки «Vogue»: узкое платье на узких бёдрах едва прикрывало колени и висело на тонких бретельках, перья на шляпке-клош, под ней лишь яркие губы – пыталась в движущейся толпе «выудить» молодого немца.

«Мистер» остановился, как вкопанный.

– Это Вы меня? Вот не думал, что представитель компании…

– Вы должны…

– Ах, да… Мне говорили… Циркуль чертит лишь дугу… Ерунда какая…

– Ерунда бывает опасна… Полный круг, мой ответ… Хелло! С прибытием в Америку, мистер Лёффер! Я – Элис. Идёмте, у меня авто.

Всё так стремительно! Это Америка, дружок.

4

Звуки патефона разносили вакханалию джаз-банда по всему маленькому пансиону и вырывались через открытое окно комнаты №4 на тихую улочку городка Парамус. Слышался гомон нескольких мужских голосов, аплодисменты, смех…

Время было позднее, но хозяйка заведения не смела пресечь веселье молодых людей, арендовавших её меблированные комнаты для, как они выразились, «трогательного прощания с безумной молодостью» их холостого приятеля. Уж очень приличные деньги заплатили они за «небольшое беспокойство».

Она ограничилась вздохом и таблеткой аспирина.

Неудобство чувствовали и в комнате №7.Виноватой за шумное соседство себя признавала, во всяком случае, так она сказала присутствующим, Элис Фишер – официальный представитель строительной компании и организатор встречи по делу о наследстве Гершома Кумеррмана. По её рекомендации в этот отельчик, казавшийся безобидным и уютным, в лучший из имеющихся номеров – седьмой, – поселился несколько дней назад прибывший из Европы немецкий нотариус. Здесь же была забронирована комната для Михаэля Лемке, приезда которого со Среднего Запада ожидали с минуты на минуту. В пользу городка Парамуса говорило и то обстоятельство, что третий необходимый участник – Питер Майер, брокер Нью-Йоркской биржи – проживал с семьёй в собственном доме в двух кварталах от пансионата.

– Простите меня, господа… Непредвиденный случай… Может быть, перенесём встречу?

Мужчины поморщились, но простили молодую привлекательную особу, и переносить встречу не стали.

Внезапно дверь распахнулась. Двое парней в приличном подпитии появились на пороге с глупыми улыбками на красных лицах, с несколькими стаканами на волосатых пальцах и бутылкой бурбона.

– Хелло! Не желаете ли присоединиться?

Они заметили Элис.

– А девочка-то, скучает…

Не давая им войти, коренастый Майер решительно двинулся навстречу молодым нахалам.

– Закройте дверь!

– Но-но, папаша!.. Связываться с тобой… Пойдём, Джимми, к нам скоро свои цыпочки прилетят!

Дверь закрылась, но через секунду отворилась снова.

– Я же сказал, вон отсюда!.. О, прошу прощенья, сэр!

Приехал Михаэль Лемке. Все в сборе.

5

– «… Финансовые активы, переданные мной, согласно письменному договору, на сохранение и преумножение Питеру Майеру, другу и соратнику в египетских экспедициях наших, справедливо разделить: организации, чьи идеи Великого строительства, близки моему духу – десять процентов; Питеру Майеру, да благословит Господь его умение – сорок пять процентов; внуку моему, сыну дочери моей Марты, Михаэлю – сорок пять процентов и семейную ценность, а именно, золотой письменный прибор с надписью «Река жизни – река горя и радости». (Прим. нем. Kummer, горе)

С болью в сердце говорю об особых условиях: если на момент оглашения воли моей одного из названных людей призовёт Господь, то часть наследства, предназначенная несчастному, отойдёт оставшимся в равных долях; если оба в бозе почили, всё отдаю в полное распоряжение братства для довершения храма Соломонова. Падения организации этой не допускаю.

Ищите и найдите покой. Подпись».

Наступила гробовая тишина. Даже патефон, скребнув по пластинке, затих. Лица, словно застывшие маски японского театра Но, выдавали эмоции каждого из присутствующих: у Элис Фишер маска хання – разгневанной женщины; у Майера маска цура – задумчивость и озабоченность; у Михаэля маска отобидэ – удовлетворённая справедливость; у Альфреда Лёффера маска отафуку – маска счастья, вызванного окончанием дела.

Это продолжалось короткое мгновение: все заулыбались, кто искренне, кто тайком скрещивая пальцы.

– А о какой сумме идёт речь? – Михаэль искал глазами ответ у остальных.

Элис подала голос:

– Спросим у мистера Майера, конечно.

Питер Майер неторопливо прикурил сигарету, затянулся, выпустил несколько колец сизого дыма.

– Считайте…

– Неужели… Миллион? – Альфред радовался как ребёнок, комиссионные получались очень даже…

– Почти… Согласно налоговой декларации за прошлый год, девятьсот двадцать тысяч долларов в акциях. В основном, автомобилестроительных компаний.