Черный беркут
Шрифт:
Орешин не раз возвращался к утренним событиям, вил спасительную нить размышлений.
«Прочь отсюда, Ремез! Уходи, это приказ!»
Недолго осталось ждать, огни машин уже погасли, луна проворно ползет вверх.
Еще немного. Нужно только вытерпеть этого человека, который, опустившись на корточки, несет вздор.
Имитатор. Подражает Безари, даже слов своих у него не находится.
– Ты ведь всегда помнишь о ней, правда?
Правда. Хочется даже не крикнуть ему в лицо это слово, а прошептать: «Правда... И никогда не забуду. Что бы ты ни говорил о ее светлых, как хлопок, волосах».
Орешин замер. Что сказал этот караульный?
Игорь с усилием поднял голову, чтобы собрать последние силы и засмеяться в глаза еще одному лжецу, который даже не знает, как выглядит жена пленника. Теперь Игорь был уверен, что Анна жива. Это подтвердилось окончательно только сейчас: врал караульный, а до этого во лжи упражнялся сам Безари. Наверняка в свое отсутствие он отдал приказ охраннику продолжить моральный прессинг, поскольку сам исчерпал свои возможности.
И нет близко Алексея, никого из «беркутов». Есть Анна – живая, и ради этого можно терпеть любые муки. Пытки кончились. Да здравствуют пытки!
Он здесь для того, чтобы умереть, для того, чтобы спасти семью. И если три дня назад он говорил себе, что последнего не сделал, а первое зависит не от него, то теперь может с уверенностью сказать, что выполнил свою миссию.
Игорь надеялся узнать свою судьбу через несколько минут, но охранник сократил сроки. Теперь можно выпустить из рук невидимую нить, расслабить челюсти. И рассмеяться в лицо караульному.
Похоже, тот подбирает слова... замолчал... прислушался...
Сердце Игоря замерло, когда охранник вскочил на ноги и вскинул автомат.
Да здравствуют пытки, которым не видно конца...
Анна...
Он думал только о ней, но воспаленное сознание говорило о конце. Это был последний приступ. Игорь знал, что если сейчас не увидит Алексея, то сойдет с ума. Более всего он был близок к помешательству в тот момент, когда подумал о реабилитации старика-табиба. Ему казалось, что вчера утром беззубый лекарь укрылся в горах и заливается свистом...
Около двух часов назад, когда его сознание медленно выбралось из полуобморочного состояния, Игорь вдруг поймал обрывок собственных мыслей: «начинать нужно с южной стороны, самая благоприятная – восточная – в это время хорошо просматривается. Вот если бы на ночь они не включали освещения...»
Все же надежда не покидала его ни на секунду...
Игорь повернул голову. Он смотрел в ту же сторону, куда был направлен карабин стражника. По освещенной луной улице в их сторону торопливо двигался человек. Это не Алексей или кто-то из «беркутов». Во-первых, его видно, а во-вторых, охранник не стрелял.
Азамджон готов был уже поднять тревогу, но узнал в спешившем к нему человеке старого табиба. Он опустил карабин.
«Интересно, что ему нужно», – думал часовой, кидая взгляд на главный дом, фасадом обращенный на восток. Хамида с этого места не было видно. Боевик снова сосредоточился на старом лекаре.
Аксакал двигался по левой стороне улицы. Ему оставалось пройти всего три или четыре дома.
Алексей оглянулся. Ему были видны часть дома Безари, грузовик и клетка с пленником. Рядом с ней стоял часовой. Пару секунд назад он сидел. Потом его, видимо, насторожило появление на улице человека. Часовой взял оружие на изготовку.
Теперь торопливые шаги почти поравнялись с домом, у стен которого укрывались разведчики. Ремез проворно отступил за открытую ставню
и прижался к стене рядом с Сапрыкиным. Зенин и Гриша Касарин положения не изменили, они стояли напротив, у сарая, и человек, который спешил к главному дому, мог обнаружить их, лишь обернувшись.Часовой некстати обозначился в просматриваемой зоне, он изменил намерение Ремеза убрать с дороги внезапно появившийся объект. Настораживала его поспешность. Вряд ли он заметил передвижение отряда, хотя и этого нельзя сбрасывать со счетов.
Ремез приподнялся на цыпочках, выглядывая из-за ставни. Человек поравнялся с домом.
Старик. Довольно древний. Босой, штаны закатаны до колена, светлая рубаха, поверх нее одета безрукавка, волосы прикрывает национальный головной убор. Явно спешит.
Старик скрылся из поля зрения разведчика. Алексей осторожно тронул за руку Сапрыкина, зашептав ему в ухо:
– Саша, срочно выходим на объект. Чую что-то неладное. Обходим задами первый дом. Часовой в «КамАЗе» твой. Но без команды не приступай. Вначале нужно убрать часового на террасе. Высоко сидит, сука, далеко глядит. Как только Зенон свалит его, бери своего. А я возьму тех чуваков, что стоят возле командира.
Сапрыкин скрылся за углом.
Ремез переметнулся к Михаилу.
– Улучшай момент, Зенон, и вали на ту сторону. Снимай часового на террасе. Без тебя не начинаем.
Алексей переключился на Гришу Касарина.
– А ты, Гриня, занимай позицию у следующего дома. Контролируй нас. И самое главное, слушай: и нас, и тех двоих. В случае чего вали к Николо с докладом. Понял?
Когда Ремез смотрел на тевтонский профиль Касарина, ему хотелось заговорить с ним по-немецки.
– Все, я пошел. – Ремез, выходя задами, бесшумно устремился к первому дому. Начинать операцию оттуда было рискованно, у часового на террасе был хороший обзор, и, в отличие от своего товарища, занявшего пост в кабине машины, службу он нес усердно. Еще пять-десять минут, и наверняка произойдет смена часовых. Еще одна затяжка по времени.
Алексей торопил Михаила: «Давай, Зенон, вали его. Скорее».
Азамджон беспрепятственно подпустил к себе табиба. Понизив голос почти до шепота, он спросил:
– Что случилось, Хаджи-амак?
Аксакал, махнув рукой, присел возле клетки. Поймав безумный взгляд пленника, в глазах которого застыли отблески луны, он тихонько рассмеялся.
– Что с вами, Хаджи-амак? – вновь спросил часовой.
Старик выпрямился.
– А я думал, наврала мне моя ненормальная дочь. Ты тоже слышал, как он выл? – Табиб коснулся клетки лишь кончиками узловатых пальцев, словно боялся, что пленник может отхватить его руку зубами.
Воин недоуменно смотрел то на старика, то на южную часть главного дома. Он уже довольно давно не видит Хамида. Тому строго-настрого запрещалось покидать террасу, а остальным стражам надлежало периодически входить в визуальный контакт с Хамидом, который в этой смене был начальником караула.
Азамджон недолюбливал Хамида, было что-то высокомерное в его взгляде, позе. С тех пор как Безари назначил его начальником, караулбеги, он совсем загордился. И запросто может пожаловаться командиру, что Азамджон надолго покидал свой пост. Но он не покидал его, просто решил посмотреть на пленника, заподозрив, что тот умер. А тут как раз появился Хаджи-амак, к которому благоволил Безари. Тот шибко спешил, поэтому Азамджон вынужден был оставаться в компании белобородого табиба.