Черный бульвар

– Я в порядке. Вы сами виноваты. Прекратите острить и говорите по делу.

– Принимается, а скажите, вам никогда не хотелось в вашем состоянии чего-нибудь другого, кроме как убивать? Ну, скажем, найти себе подругу или друга-оборотня, или овец, к примеру, попасти?

– Вы опять?

– Да нет же, черт побери, я серьезно! Я пытаюсь помочь вам найти какую-нибудь зацепочку, чтобы попробовать поменять вашу функцию как оборотня. Подставить вместо безоговорочного убийства какую-то другую, менее антисоциальную цель.

– Нет. От убийства меня может отвлечь только другое убийство. Если оно побольше и покровавее.

– Ну ладно, а животных, скажем, убивать вам больше нравится?

– А вам какая кровь кажется вкусное? Коровья или человечья?

– Понятно. А вы неглупы, инспектор. Это дает некоторую надежду. Но тем не менее, могли бы вы волевым усилием заставить себя охотиться только на животных, пусть даже самых крупных и опасных?

– Не знаю, возможно. Но если рядом появится человек, я предпочту, наверное, его.

– Кто знает, кто знает. Это могло бы вас выручить. Уехали бы куда-нибудь в Южную Америку или Африку, нашли бы местечко поглуше…Глядишь, заделались бы вождем-богом какого-нибудь племени. Только сперва местного колдуна слопать надо, они такие вредные, заразы…

– Меня уже тошнит от вашего юмора, доктор-кровосос.

– От монстра слышу. Никакого юмора здесь нет. Это один из самих, если хотите знать, приемлемых вариантов. Могу помочь с билетами, валютой, паспортом. Я абсолютно серьезен. Нам с вами в одном городе тесно.

– Не спорю.

– Более того, ваши шансы на победу равны нулю. Залить Черный Бульвар кровью вам, возможно, удастся, но на любой террор, в конце концов, будет организован контртеррор.

– Вы повторяетесь, Я сам сотрудник тех органов, которые… Не хотите еще по одной?

– Чуть попозже, мы еще не закончили. Есть еще вариант.

– В самом деле?

– По-моему, вас здорово развозит. Прекратите пить, если хотите, чтоб мы с вами добились хоть какого-то результата!

– М-м, попробую. Итак, ваш второй вариант?

– Вы сдаетесь.

– Сдаюсь? На милость Папаше и прокурору?

– Лучше - на милость ученых. Причем, с большим предварительным шумом и треском, чтобы вас не бросили живьем куда-нибудь в высокотемпературную печь, от греха подальше. Обращаетесь в какую-нибудь прессу покруче, с выходом за бугор, делаете официальные заявления, демонстрируете ошарашенным представителям перед телекамерами ваше превращение, где-нибудь на спецполигоне, разрываете на запчасти самого неукротимого колхозного быка и тому подобное. В этом случае вы - научная ценность и юридически неподсудны.

– Я и так неподсуден. Вернее, до ближайшего полнолуния. И как, ицтересно знать, они смогут доказать, к а к и м о б р а з о м я убил всех этих людишек?

– Не забывайте, что одним из этих, как вы выразились, «людишек» был ваш товарищ, Залесский.

– Да, Дима, Дима… Это был достойный противник, он всегда относился ко мне с опаской, но и уважением… Но как они докажут?…

– Вы все-таки нажрались! Да никто ничего в вашем случае доказывать уже не будет! В городе введут чрезвычайное положение, и рано или поздно вы заработаете от какого-нибудь спецназовца реактивную гранату в бок!

– Хм, значит, чистосердечное признание облегчит мою участь, но сделает ее невыносимой. Нечто в этом роде я уловил из вашей болтовни. И вы думаете, мне понравится сидеть где-нибудь в бункере и постоянно сдавать анализы? Чем виварий лучше тюрьмы, или, скажем, реактивной гранаты?

– Не знаю, выбирать в конечном итоге, вам. Только вряд ли вы успеете сделать свой выбор до полнолуния. Ваш кабинет могут опечатать уже сегодня.

– Вы думаете, я откажу себе в удовольствии достать оружие и кое с кем поквитаться? Я и без шерсти боец хоть куда!

– Если вы собираетесь прикончить меня, то позволю себе напомнить, что, хоть мы оба - исчадия, но мамы у нас разные. Я -исчадие смерти, а вы - исчадие жизни и умирать вам еще предстоит. Пренеприятнейшая штука, доложу я вам. Уж поверьте, как опытному мертвецу.

– Как опытному паяцу… Вы мне несимпатичны, мистер вампир. И ваши предложения несимпатичны тоже.

– В таком случае, остается только одно - застрелиться. Вы, кстати, упоминали об этом, правда, несколько в другом контексте: вы жалели себя, свои новые необыкновенные качества. Но может быть стоит пожалеть других людей?

– Людишек? Они меня не жалеют! Я на каждом шагу чувствую это их прозрение: ты не такой, как мы! Белая ворона! Да, я не такой, как вы все! Белая ворона превратилась в белое чудовище!

– Ах, как страшно! Только не зарычите, пожалуйста. И вспомните, что среди презираемых вами «людишек» находится и ваша мать. Подумайте, что с нею будет, если установят, что вы и оборотень-убийца - одно лицо? Уж лучше ей знать, что вы либо уехали куда-то далеко, либо сделались чудом природы, либо, как мужчина, свели счеты с жизнью из-за непонятных ей проблем.

Тут случилась странная вещь: Снег сорвал свои очки и захохотал, откинувшись в кресле. Ян удивился и, подождав, пока инспектор успокоится, спросил: «Что это вас так развеселило? По-моему, я был далек от намерения пошутить».

– Ты промахнулся, мистер кровосос. У меня нет матери. Ты говорил о моей теткой, которая меня терпеть не может, но живет в моей квартире, старая идиотка, - она надеется, что меня убьют на службе и квартира достанется ей!

Снег вытер раскрасневшееся и вспотевшее лицо платком, надел очки.

– А позвольте, доктор, задать вам нескромный вопрос? Что ж вы-то сами не идете, так сказать, с повинной, или там исповедую к вашим высоко мудрым дуракам: исследуйте, дескать меня, препарируйте, разложите на молекулы?

– Я ценю свою свободу ничуть не меньше вашего. К тому же у меня есть выбор, а у вас его нет. За мной не охотятся, а за вами вот-вот приедет «собачья будка», подкрепленная спецподразделением «Альфа».

В это время занавеска загремела, и в кабинет ввалился давешний гость со своим другом и какой-то девицей. Воздев руку с бутылкой шампанского, он обратился к Яну: «Генацвале, ты самый лучший артист на всем побережье, будь другом, покали, пожалуйста, еще фокус!»