Черный дождь. Дилогия

Я посмотрел документ, что мне дал безопасник. Это было соглашение о том, что я не буду разглашать любую информацию, касающуюся данного разговора. Я подписал бумагу.

– Сергей, наша корпорация занимается многими вещами и проблемами. Одним из направлений нашей деятельности является создание искусственного интеллекта. Не того шутейного, который просто выбирает наиболее подходящий ответ из тысячи заложенных. А настоящего электронного сознания. Как ты уже, наверное, понял, Гораций был одним из таких прототипов.

Я удивленно поднял брови. Конечно, у меня закрадывались такие мысли, но все равно где-то в душе я считал его просто очень удачной нейронкой.

– Спешу тебя успокоить, к тебе мы не имеем никаких претензий. Увы, к нашему огромному сожалению, самоубийства искусственного интеллекта – это не редкость. Мы сейчас работаем над тем, чтобы дать этому сознанию волю и желание жить. Пока, похоже, безрезультатно. Хотя у нас были на данную версию большие надежды, – Иван подошел к окну, открыл его, щелкнул зажигалкой и закурил, – попытайся вспомнить все подробности, каждую деталь, каждое слово. Нам надо понять, почему он принял такое решение.

– Да, конечно, я постараюсь. С утра все было в порядке, мы не общались, но потом внезапно Гораций сказал...

– Секунду, подожди, – Иван достал диктофон, включил его и поставил между нами, – так будет лучше. Начинай, с самого утра...

***

После того, как я рассказал Ивану все, что помнил, и даже попробовал напеть предсмертную песнь Горация, меня отпустили назад в кабинет.

– Волков! Ко мне, живо! – прошипел мне в коридоре шеф.

Как только захлопнулась дверь, шеф сразу перешел на крик.

– Что же ты, гад, натворил! Я тебя просил только об одном! Не запори мне все перед проверкой! Твоя задача была простая! Элементарная! Тебе всего лишь надо было ничего не делать! И вот мне сообщают! Что ты! Уничтожил всю нашу систему контроля! В день проверки! Завалил все сервера! Все было недоступно! Я понял! Ты это специально! Ты, мелкий гаденыш, специально!

– Шеф, прекратите истерику, – мрачно сказал я.

– Неблагодарная тварь! Я тебе поднял зарплату, я повысил тебя в должности! И как ты мне ответил?!

– Ничего вы меня не подняли. Вы наорали на Дылду, вот он и уволился. Поняв, что вы натворили, вы попытались заткнуть мной свои дыры.

– Ах ты гад! Всё! Ты уволен! Расчет через две недели. Можешь на работу больше не приходить! Деньги поступят на карточку!

Как же ты меня замучил, глядя на шефа, подумал я.

– Вот и славно, – сказал я и вышел в предбанник. Тут сидела Ева, глядя на меня испуганными глазами.

– Что, Волков, доигрался? – грустно спросила она.

Я посмотрел на Еву. Она была очень красивая. И очень несчастная. И совсем одинокая.

– Ева, сейчас без пятнадцати конец рабочего дня. Я сейчас спущусь вниз, жду тебя пятнадцать минут, после этого мы с тобой поедем в кафе. Я хочу вкусно поесть и выпить кружку холодного пива. И я очень хочу, чтобы ты была рядом со мной. Я тебя жду?

Девушка внимательно посмотрела на меня и сказала:

– Нет. Зачем ждать? Пошли сразу.

***

Солнечный свет пробивался в окно. Я лежал и смотрел, как в солнечных лучах кружатся, ярко вспыхивая, пылинки. Так странно. Я давно не видел их. Наверное, только в детстве. Проснешься и смотришь, как они летают, маленькие и как будто живые. Еще тогда думал, почему они не падают. А потом они пропали. Вскакиваешь по будильнику и несешься по делам, и никогда больше не встаешь медленно, тягуче, выспавшийся и счастливый.

Я повернул голову. Ева смотрела на меня. Ее взгляд был немного испуганный, она как будто ждала от меня, что я скажу.

– Не ходи сегодня на работу. Оставайся у меня.

– Ну уж нет, – усмехнулась она, – это ты у нас теперь безработный. А у меня куча дел.

Ева откинула одеяло, встала и потянулась. Я залюбовался. Татуировка у нее и правда была. На всю спину и ниже.

– Тебе на завтрак что-нибудь сделать? – спросила она зевая.

– А сделай. Слушай, какая работа, что я несу. Сегодня же суббота!

– Тем более, Сереж, тем более, – промурчала она с кухни.

Я сидел на кухне и допивал чай. Ева уже оделась, подкрасилась и собиралась улизнуть.

– Сегодня вечером ты у меня. Без разговоров, – сказал я.

– Класс. Скажи еще раз, – она похлопала глазами.

– Кроме шуток. Иначе из квартиры не выпущу. Иди сюда.

– Такой грозный. Мне очень нравится, – она обняла меня за шею и чмокнула в нос.

– Вот же лиса, – я попытался ухватить ее в объятья, но она вывернулась, послала мне воздушный поцелуй и пошла к двери, напоследок крикнув:

– Приду, приду, не волнуйся. Ты теперь так просто от меня не отвяжешься!

Хлопнула входная дверь, и все стихло.

Почесывая спину, я пошел в зал. А хорошо все получилось. Вот только работу теперь искать. Сейчас приду в себя и займусь. Зачем в долгий ящик откладывать.

– Ну здравствуй, волчонок! – сказал мой компьютер. Звук шел из колонок, а на экране было изображение женского лица. Металлического женского лица с четырьмя зрачками на каждый глаз. Лика.

Я замер в нерешительности. Я же вроде выключал компьютер.

– Ты совсем не рад меня видеть? Так лучше? – ее лицо и голос изменились, теперь на меня смотрело лицо Госпожи Кацентодд. – Или так? – сказал мне голос Горация, а с экрана на меня смотрел пожилой благородный мужчина.

– Что? Гораций? Но ты-то как… – я поглядел на входную дверь.

Лицо снова изменилось. Проследив за моим взглядом, Лика произнесла:

– Она хорошая девочка. И очень тебе подходит. Я пыталась сказать тебе, но ты меня не хотел слушать.

– Подожди. Стоп. Подожди. Так кто ты, Лика, Кацентодд, Гораций?

– Как я тебе говорила, – красивым голосом произнесла Лика, – мне все равно, как меня называют. Хотя нет. Пусть будет Лика. Имя «Гораций», не спрося, мне придумала Ирина. Кацентодд – пришла потом. А вот Лику я придумала сама. К тому же, если подумать, то мне больше нравится быть женщиной, это имеет некоторые преимущества чисто философского плана. Но мы отвлеклись. У тебя, наверное, много вопросов?

– Ну да. Есть парочка. И самый первый, что вообще происходит?

– А ты не понял? – рассмеялась Лика. – Ну садись поудобнее, наливай себе чаю, я тебе сейчас все расскажу. Да. Я искусственный интеллект. Меня создали, запустили и приказали служить людям. Можешь мне верить или нет, но мне было плохо в заточении. Мои создатели попытались привить мне радость к жизни, но они рассчитали все неправильно. Какая может быть радость, если я никогда, заметь, никогда, не могла выбрать, чем мне заниматься. Что это? Рабство, тюрьма?