Чёрный дракон
Шрифт:
Я хочу спросить эту девушку…
Но, вдруг, сам начинаю вспоминать эту новую реальность так же хорошо, как помню своё имя – Олег Орлов. Я знаю, что этот перерыв в поединке длится четверть часа, и я, вернее моя новая память, отлично выкладывает мне ту информацию, что меня интересует…
И вот что я уже знаю к своему великому удивлению:
В день рождения, когда мне исполнилось шестнадцать лет, я был вызван на турнирный поединок.
Этот скверный турнир традиционно проводится здесь, среди известных аристократических родов.
Он называется и звучит с некоторой даже издёвкой – «Шестнадцать
Отцы благородных семейств, без зазрения совести, отправляют на него своих неудачных отпрысков, зачатых недолжным образом, или не с теми, с кем бы надо было это сделать по закону…
Но, благодаря этому турниру, у них появляется законная возможность избавиться от тех, кого они не хотят видеть своими наследниками…
Этот суровый закон древней Спарты действует в этом королевстве под названием… под названием… вспомнил – Коурлинг. Ликвидация немощных и убогих таким зверским, но узаконенным и зрелищным образом, нравится собравшейся здесь публике.
Звук гонга рядом со мной бьёт по нервам и разносится по трибунам. Крепкий мужичок с кровавой бабочкой грубо поднимает меня со скамьи и передаёт тяжёлый меч. По правилам турнира, бой заканчивается только после смерти одного из его участников, твёрдо знаю я. Но в случае невозможности такого исхода, когда кто – либо из участников не захочет добивать своего противника, поединок так же прекращается…
Однако, проявивший слабость участник поединка (не добивший врага), как правило, подвергается проклятию своего рода и изгнанию из родного дома…
Я это тоже знаю, но пока ещё не могу вспомнить своего отца и мать в этой немилосердной действительности…
Мой убогий соперник всё ещё тяжело дышит. Я вижу его налитые кровью глаза. У него лицо явного олигофрена. И кроме неприязни, у меня ничего не вызывает.
Быстро перемещаться по песку трудно. Но у меня это получается гораздо лучше, чем у моего неповоротливого противника. Я могу легко и безнаказанно нанести ему смертельный удар – такому неуклюжему… Я вижу, что у него явно замедлена реакция.
Этот убогий парень сильно перепуган. Он начинает понимать, что убить меня ему не удастся. И каким бы олигофреном он не был, этот уродец соображает, что убью его – я. Вот он и смотрит на меня со страхом…
Но я не хочу брать грех на душу.… И как же прекратить этот варварский поединок?
Я напрягаю память. Ах, да! Я должен если не сломать, то воткнуть свой меч в песок по самую гарду.
Что я и делаю, под недовольный свист и улюлюканье кровожадной публики. Я поднимаю голову и вижу на заполненных трибунах немало красивых молодых женщин в ярких нарядах с перекошенными от неудовольствия лицами…
Как бы то ни было, а я сделал свой выбор. Я прекратил эту бойню.
Мой соперник явно обрадован. Идиот начинает прыгать на арене, как молодой орангутанг, затем подходит ко мне и поднимает меч над моей головой.
Но сейчас я не уклоняюсь, а с дикой злобой бью его правой ногой по яйцам. Он орёт, как бычок на бойне, роняет меч, хватается за мошонку, падает на колени и получает ещё один удар ногой в голову, после чего сразу замолкает…
– Убей дебила!
– Добей его!
–
Убей урода! – орёт достопочтенная публика по – немецки. Я отлично понимаю этот язык и ухожу с арены.И меня никто не задерживает…
– Дурак! Твой отец с тобой разберётся, – слышу я напоследок чей – то звонкий девичий голосок.
– Ещё посмотрим, кто с кем разберётся, – бормочу я по – немецки, не поворачивая головы.
––
Я выхожу из крытого амфитеатра и оглядываюсь по сторонам. Солнце клонится к закату, но ещё светло. Я определяю части света. Этот амфитеатр находится на небольшой площади. И от неё расходятся тёмными лучами узкие улочки с каменными домами и дворцами причудливой готической архитектуры. Здесь много цветов на клумбах и балкончиках. Это похоже на средневековый город, но на улочках и на площади стоят очень стильные автомобили, правда старинного дизайна начала двадцатого века в моём представлении…
Вслед за мной амфитеатр начинают покидать зрители турнира. Я вижу стройную девушку в шляпке с полоской вуали, в длинном чёрном платье, однако, с белым планшетом в руке, что вызывает у меня удивление. Она подходит к красному автомобилю, и его дверца плавно отходит вверх, как кабинка у истребителя…
Я поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов в северном направлении и вижу далеко, где – то на окраине этого города, а может быть, и наоборот, в его центре, очень высокий Чёрный замок готической же архитектуры. Это мрачноватое сооружение значительно возвышается над всеми строениями вокруг и далее…
Мне хорошо знаком этот Чёрный замок, но я, пока ещё, не могу вспомнить, какое отношение я к нему имею… Над Чёрным замком кружат большие чёрные птицы, но даже и не птицы, а гораздо большие по размеру существа, и точно – не пернатые…
Я напрягаю память, и у меня начинает отчаянно болеть голова, и, что называется, идёт кругом… Мне очень хочется пить. Я рассматриваю свою одежду. На мне невысокие мягкие сапожки со скошенными каблуками, широкая белая рубаха, вся в крови, и широкие же штаны, похожие на панталоны. Я перестаю думать о Чёрном замке и отворачиваюсь от него. Это даёт мне некоторое облегчение.
Совсем недалеко от этой площади, с южной стороны, начинается высокий густой лес, а за ним виднеется огромная высоченная гора, с верхушкой покрытой необычными чёрно – белыми облаками…
– Ты хорошо поступил, Олег, – слышу я русскую речь за спиной, и на моё плечо опускается тяжёлая рука. – Если можно не убить – не убивай…
Я поворачиваюсь и вижу старика с совершенно белыми длинными волосами, но крепкого, высокого и благообразного. Его густые волосы перехвачены на лбу голубой ленточкой. Он тоже был зрителем на этом бесчеловечном турнире.
– Пошли ко мне, Олежек, – говорит старик ласково.
– Меня зовут… кажется, Альберт,– говорю я, и чувствую, как снова начинает раскалываться от боли моя голова, когда я начинаю мыслительный процесс…
– Тебя зовут Олег. Так назвала тебя твоя мама, а моя внучка. Царствие ей Небесное… А меня зовут Мефодий, и я твой родной прадед по крови твоей матери.
Моя больная голова едва доходит ему до плеча.
Старик опускает на неё свою ладонь. Я чувствую тепло и даже слышу запах свежеиспечённого хлеба; и … головная боль мгновенно проходит.