Черный феникс. Африканское сафари

— Они бегут от тени, — прямо в ухо кричит мне Пэт. — У местных жителей есть поверье: если тень плохого человека или животного упадет на них, случится несчастье. А поскольку наша грохочущая, непонятная им машина вполне может сойти за «плохую птицу» или «вредного духа», то его боятся пуще всего.

Рыбаки действительно направлялись всегда в ту сторону, где не могла промелькнуть «плохая тень».

Чем ближе к восточному берегу, тем больше лодок. Много людей бродят по пояс в воде, копаются в тине. Это батва, аборигены Бангвеулу. Они лишь случайные этнографические «тезки» низкорослых обитателей лесов Рувензори, хотя по укладу жизни батва Бангвеулу можно назвать «бортниками болот». Они не знают ни земледелия, ни скотоводства, живут рыбной ловлей, охотой, сбором кореньев, водяных лилий и слизняков, которые употребляют в пищу.

На берегу залива показываются каменные здания и множество разбросанных вокруг камышовых хижин.

— Вот и Санта-Мария, — говорит Пэт, уверенно снижая вертолет прямо над миссионерским двором.

Вкусы Пэта здесь, очевидно, хорошо известны, потому что, еще не успев с ним поздороваться, один из пасторов подозвал к себе повара и отдал распоряжение готовить жаркое. Меня Пэт представил как «русского коммуниста, интересующегося производством оружия», что вызвало некоторое замешательство. Но когда Пэт объяснил, что речь идет о старых копьях, все успокоились. Настоятель миссии, патер Филипс, пригласил меня к себе в кабинет.

Речь, конечно, сначала заходит о миссионерских делах. Патер Филипс говорит, что при миссии открыты школа, госпиталь, работают кружки, где взрослое население округи может знакомиться с современными методами обработки земли, элементами санитарии, ведением домашнего хозяйства. И в школе, и в кружках обязательно религиозное воспитание. Однако, как честно признает мой собеседник, успехи здесь не велики.

— Африканцы все еще далеки от сути христианского учения, — говорит он. — Они регулярно ходят в церковь, но мы этим не обольщаемся, так как видим, что зачастую их там привлекают чисто внешние атрибуты: торжественность службы, хоровое пение и т. д. Взрослые идут на воскресную службу, поскольку ходят другие, потому что в церкви можно встретиться со знакомыми и показать им свой новый наряд или узнать новости. Многие посылают детей в нашу школу потому, что только там могут дать им образование. Но по своему образу мыслей африканцы вне нашей церкви. Иногда сразу после обедни они поклоняются фетишам, а к заутрене на одну нитку с крестом надевают амулеты. Но это все больше старики. Молодежь вообще не интересуется религией и появляется у нас лишь для того, чтобы узнать что-то новое.

Филипс представляет мне вошедших в кабинет миссионеров: патер Сэмпсон, патер Грэйс, патер Мутенда. Последний — замбиец, из бемба.

Я интересуюсь традиционными религиями местных племен, и Филипс отвечает, что в районе Бангвеулу, как, впрочем, и во всей Замбии, наиболее распространен тотемизм. Шила, чишинга, лунгу и батва верят в какое-то, по его словам, «сверхъестественное кровное родство» между их племенами, с одной стороны, и определенными растениями, животными, явлениями природы — с другой. Так, например, люди одного из кланов племени батва, обитающего в болотах Луканго, считают, что они были слеплены муравьями и появились на свет из муравейника. Поэтому они сделали муравейники и их обитателей своим тотемом, почитают их и ежедневно, перед восходом солнца, приносят в дар муравьям самую большую рыбу, выловленную накануне.

С муравьиным тотемом связаны и почти все табу, окружающие жизнь этого клана. Людям запрещено разрушать муравейники, ходить по тропам, пересекающим пути этих насекомых, вступать в брак с представителями племен, имеющих тот же тотем. В пору посвящения в мужчины юноши организуют целые охотничьи экспедиции против животных, наносящих вред муравьям. У десяти других кланов батва тотемом считается лев, у двух — пчелы. «Батва-пчелы» живут по самой периферии болот, на границе лесной зоны. В их жизни очень большое значение имеет мед — и как пища, и как своеобразный денежный эквивалент, в обмен на который они получают у соседних племен все необходимое.

Беседа оборвалась на самом интересном месте, поскольку поспело долгожданное жаркое. За ужином инициативой завладел Пэт. Он выясняет у патеров тоже довольно интересный вопрос: почему Бог, любя людей, создал саранчу, которая пожирает поля, а его, Пэта, заставляет шляться по болотам?

Потом начинается обсуждение моего путешествия. Филипс говорит, что в миссии найдется несколько учеников из тех мест, где еще не забыли секрет древней плавки железа. Завтра с утра двое из них на лодке повезут меня в Бвалья-Мпондо.

После ужина кто-то из патеров прислал мне из миссионерской библиотеки несколько книг и статей, посвященных древней металлургии в Замбии. Самыми интересными среди них оказались работы видного английского археолога Пола Шинни. Из них замбийская территория рисовалась своего рода «мостом», по которому бантуязычные носители культуры железа из Конго мигрировали через реку Луапула на восток и юг. Одной из самых интересных и богатых находками стала стоянка Каламбо, расположенная совсем неподалеку от миссии, у южного берега озера Танганьика. Радиоактивный анализ дал этим находкам датировку между 345 г. плюс-минус 40 лет и по крайней мере концом первого тысячелетия. При раскопках там обнаружили кучи железного шлака, сосуды с прорезным орнаментом, а также остатки жилищ из жердей и глины. Фрагменты «культуры Каламбо» широко распространены по всей Северной Замбии.

Не менее интересные поселения были обнаружены и изучены в центральной части этой страны. Возраст найденного там шлака определяется VIII–X веками. Обобщая сведения, которыми располагает сегодня наука, П. Шинни делает вывод: «В целом на территории Замбии мы имеем непрерывную последовательность культур раннего железного века, характеризующуюся первым появлением черной металлургии и керамики, которые датируются минимум IV или V веком».

Потом на глаза попалась статья венгра Эмиля Тордаи, работавшего в Южной Африке. Он выводил историю металлургии из кушитского Мероэ, воздавал должное кузнецам бассейна Конго, древней Ганы, нигерийской культуре Нок, а затем заключал: «Именно африканцы первыми изобрели плавку железа».

Читал я до полуночи, а в шесть часов утра ко мне уже постучали.

Глава двадцать седьмая

В лабиринте бесчисленных рек. — Интенсивная экономика в «болотном аду». — Плодородие почв порождает частную собственность. — Ил — главный груз, перевозимый пирогами. — Центр товарного рыболовства. — Легенда о складе бивней «убивает» слонов. — Пешком через болотные «губки» тинга-тинга. — Лучула — река в охристых берегах. — Каждая дернинка травы — лаборатория, где природа создает болотные руды. — Почему Замбия — «страна меди» — из века каменного вступила прямо в век железа?

Едут со мной двое учащихся миссии: Маиз, из бемба, и Бургхардт — батва. Имя это он, конечно, получил в миссии, настоящее имя у него длинное, я его не записал и теперь забыл.

Мы поплыли вверх по течению реки, которую Маиз называет Лусумба, а Бургхардт — Луто. Но похоже на то, что последнее не собственное название, а просто слово, обозначающее понятие «текущая вода», так как почти во всех языках банту Центральной и Восточной Африки корень «то» фигурирует в словах, связанных с реками, ручьями, протоками. «Лу», скорее всего, префикс, которым обозначают грамматический класс, включающий понятие «река». С него начинаются названия бесчисленных рек замбийского севера, в том числе и впадающих в Бангвеулу: Лукуту, Лулингила, Лубалеши, Луитикила, Лукула. Подобное деление всех существительных на именные грамматические классы — людей, деревьев, животных, вещей — одна из характерных черт языков семьи банту. Названия большинства африканских народов начинаются с префикса «ва» или «ба», обозначающего класс людей: вабемба, васуахили, барунди. Языки же, на которых говорят эти народы, обозначает приставка «ки» или «чи»: чибемба, кисвахили, кирунди.

Ближе к озеру Бангвеулу, там, где плавает много рыбачьих лодок, посреди реки есть фарватер с чистой водой, так что можно идти на моторе. Но потом растения почти закрывают реку, и длинные стебли кувшинок, наматываясь на винт, делают его почти бесполезным. Лодка идет очень медленно, через каждые несколько минут приходится выключать мотор, останавливаться и очищать лопасти от путаницы стеблей-веревок. Маиз предлагает отказаться от услуг техники и пользоваться более старым и надежным в этих местах способом — шестом.