Чёрный хребет. Книга 4

— Выпей чая, — говорю.

Протягиваю девушке пустую руку, сложенную так, будто в ней находится кружка.

Шислин поднимает голову и смотрит на мою руку в недоумении, после чего делает идентичный жест: берёт из руки невидимый сосуд и подносит его ко рту, имитируя глотки. У неё теперь не просто сияющие глаза, а горящие языками пламени. И слёзы, будто капельки пылающего воска, падают на стол. Оставляют на деревянной столешнице выжженные точки.

— Вообще-то я думал, что ты создашь в моей руке чай и выпьешь его, но так тоже сгодится.

Она издаёт короткий смешок, но тут же обратно заливается плачем.

Оглядываюсь по сторонам, словно здесь может оказаться кто-то посторонний, кто поддержит Шислин. Кто-то знающий её лучше, чем я. Кто-то из её друзей или родственников. Вокруг никого, поэтому утешать её — это обязанность любого человека, наделённого эмпатией. В данном случае это я.

— Не сдерживайся, — говорю.

Перегибаюсь через стол и кладу руку ей на предплечье.

— Как говорил мой отец…

Настоящий отец, из моего мира.

— … никогда не надо сдерживать слёз и стыдиться их. Это признак не слабости, а живой, чувственной натуры.

От моего прикосновения Шислин не вздрогнула. Иногда дотрагиваешься до постороннего человека и по нему проходит разряд, означающий, что он предпочёл бы без этого. Здесь такого нет.

Поднимаюсь со своего места, огибаю стол, присаживаюсь рядом с Шислин. Я бы её обнял, не будь она голая… а какого чёрта? Обнимаю девушку, кладу подбородок ей на плечо. Говорить ничего не нужно. Надеюсь, она почувствует себя лучше от моих действий.

Очень странно сидеть рядом с живой тенью.

Обычно тени прячутся в углах, скрываются за предметами напротив источника света. Но когда тень сидит на свету — выглядит странно и необычно. Словно кто-то наложил картинку поверх основного изображения.

— Тише, — говорю. — Всё нормально.

Я незнакомец, случайно оказавшийся рядом с ней в последние минуты жизни. Это действительно так. Однако я ещё и проводник — именно такие обязанности возложила на меня Шислин. И я намерен выполнить свою работу хорошо. Вернуть девушке спокойствие, умиротворённость.

— Ты не одна.

Девушка продолжает сидеть, уперев локти в стол, закрыв лицо ладонями. Многовековое существование на самой границе жизни подходит к концу. Она боится уходить, но и остаться не желает. Вот и рыдает в страхе перед неопределённостью.

А я сижу с ней, не зная, что можно сказать в этой ситуации. Каким образом я могу на неё повлиять.

— Ты хотела бы увидеть Дарграг? — спрашиваю. — Это моя деревня, расположенная у подножия хребта со стороны пустыни.

— Не надо, пожалуйста, — отвечает слабым голосом. — Я знаю, что ты пытаешься сделать. Не надо.

Хочу её переубедить.

— Но там действительно замечательно…

— Сегодня мне не нужен человек, который будет уговаривать меня посмотреть на удивительные места и красоты, которые он знает. Мне нужен человек, который побудет рядом, чтобы я не чувствовала себя одиноко.

Всхлипывает.

— Вот и всё, что я прошу. Посиди тут. Просто посиди. Можешь ничего не говорить.

— Ладно.

Я выполню всё, что она хочет.

С грустью, печалью, мрачными мыслями, но выполню. И я даже улыбнусь при этом.

— Шислин… — говорю.

— Тише.

— Мне нужно сказать…

— Это не важно. Ничего не желаю знать.

— Я только хотел сказать, что ты очень замечательная девушка. Я рад, что познакомился с тобой.

Тонкие руки Шислин обвиваются вокруг моего тела и вот наши объятия становятся обоюдными. Она выбрала меня, чтобы уничтожить чёрную жемчужину, а заодно составить ей компанию по пути в царство, которое охраняет трёхголовый пёс.

— Мне надоели сны, — говорит девушка. — Это только со стороны кажется, что здесь интересно и всегда можно найти что-то новое. Развлекаться и развлекать других бесконечно. Но любой человек устанет рано или поздно, не сможет сохранить интерес к происходящему.

— Понимаю, — говорю.

— Быть всемогущим существом во снах очень весело, только если ты живёшь ещё и в настоящем мире. Когда же ты там всего лишь труп, не способный перевернуться на другой бок, сон превращается в тюрьму, которую невозможно покинуть.

— Понимаю, — говорю.

Чувствую, как её руки прижимают меня сильнее. Она впервые нашла человека, который полностью понимает, в каком положении она оказалась. Многочисленные деревенщины, которых она посещала во снах, воспринимали её божеством, демоном, хранительницей грёз. Но только не обыкновенной девушкой, которой жутко не повезло оказаться в замке посреди восставших мертвецов.

Она изливает на меня свои печали, а я всё впитываю.

Я не человек, я коралл, поглощающий и очищающий окружающую воду.

— У меня было множество друзей среди обитателей деревень. Мы с ними веселились, путешествовали, отдыхали каждую ночь, но никто из них на самом деле меня не понимал. И все они мне завидовали.

Шислин всё говорит и говорит, выпускает наружу всё, что успело накопиться в её голове за долгие годы. Где-то в её сознании прорвало дамбу и теперь потоп напряжения вырывается наружу.

Мне остаётся лишь слушать и не вмешиваться в поток её мыслей.

— Иногда я забывала, что сплю и созданный мною же мир начинал казаться реальным.

Она говорит.

— Иногда я просыпалась, и реальность казалась сном.

Она рассказывает.

— А на самом деле я очень тоскую по прежней жизни. До того, как приехала в Варзод. Пока путешествовала по миру и посещала красивые места. Я успела много чего объездить, прежде чем осесть у Бартрама.

— И каков он, этот мир? — спрашиваю.

— Большой. Бесконечный. Одной жизни не хватит, чтобы всё посетить, всё увидеть. Ты можешь не поверить, но из многих мест меня выгоняли.

— Поверю. Изетта назвала тебя капризной.

— Капризной? — удивляется Шислин.

— Точнее своенравной, но она из прислуги и не может плохо говорить о господах. Если читать между строк, то ты создала в замке капризный и придирчивый образ. Тебе это поведение кажется естественным, ведь ты родилась в благородной семье, но простые люди такое не любят.