Черный кот. Три орудия смерти (сборник)

– Он настоящий гений, – гордо заявила женщина. – У него все получается.

Миссис Гэрри Хэмбл оказалась совершенно другой. По сравнению с мистером Гэрри Хэмблом ее вид и вовсе навевал тоску. У нее было удлиненное лицо землистого цвета и поджатые губы – характерная черта жен завсегдатаев «Свиньи и Свистка». Когда Нэдуэй спросил у нее, чем ей запомнился интересующий всех присутствующих день, она с мрачным видом ответила:

– Гэрри получил надбавку к жалованью, а мне не сказал.

– Насколько я понял, – продолжал Нэдуэй, – в тот день он угощал своих друзей в пабе?

– Угощал! – уничтожающим голосом возопила дружелюбная леди. – Угощал пивом! Скажите лучше, выклянчивал у них выпивку! Он выпил столько, сколько смог выпить на дармачка. Но за других он не платил, уж можете мне поверить.

– Откуда это вам известно? – спросил обвиняемый.

– Оттуда, что он принес домой обычное жалованье и даже больше, – ответила миссис Хэмбл таким тоном, будто это было более чем достаточное основание для жалоб на супруга.

– Это все чрезвычайно странно, – заметил судья, откидываясь на спинку стула.

– Я уверен, что все смогу вам объяснить, – вмешался Алан Нэдуэй, – если ваша светлость позволит мне на две минуты подняться на свидетельскую трибуну.

Разумеется, не было никаких официальных оснований, запрещающих обвиняемому выступать также и в качестве свидетеля.

Алан Нэдуэй принес присягу и хладнокровно посмотрел на обвинителя.

– Вы отрицаете, – приступил к допросу обвинитель, – что полицейский застал вас обшаривающим карманы этих людей?

– Нет, – скорбно качая головой, произнес Нэдуэй, – вовсе нет.

– Невероятно, – воскликнул обвинитель. – Я думал, вы не призн'aете себя виновным. Это так?

– Да, – грустно подтвердил Нэдуэй. – О да.

– Бога ради, объясните, что все это значит! – не выдержал судья.

– Милорд, – обратился к нему Алан Нэдуэй, – я все могу объяснить в пяти словах. Только в суде этого недостаточно. Вы потребуете доказательств. На самом деле все очень просто. Я действительно совал руки к ним в карманы. Только я клал в них деньги, вместо того чтобы их оттуда забирать. И если вы внимательно рассмотрите факты, то согласитесь – это все объясняет.

– Но зачем вам понадобилось совершать столь безумные поступки? – изумился судья.

– О-о-о, – протянул Нэдуэй, – боюсь, объяснить это будет значительно сложнее. Возможно, сейчас не самый подходящий момент, чтобы этим заниматься.

Обвиняемый описал все детали вставшей перед судом практической проблемы в своей заключительной речи, которую ему позволили произнести в собственную защиту. Он указал на очевидное решение одной из загадок – стремительное исчезновение первой жертвы. Этот оставшийся безымянным человек оказался гораздо проницательнее, а также бережливее бесшабашного мистера Хэмбла или утонченного мистера Грина. Одного взгляда на содержимое карманов ему хватило, чтобы убедиться: там, помимо его собственных финансов, находятся не принадлежащие ему деньги. Печальный опыт общения с полицией заставил его засомневаться в том, будто ему позволят оставить эти деньги себе. Поэтому он и испарился, сохранив присутствие духа, присущее любому магу либо эльфу. Мистер Хэмбл несколько растерялся при виде лишних денег и, к его чести, потратил их на угощение для друзей. Но даже после этого у него в карманах осталась сумма, превышающая его обычное жалованье, что и послужило поводом для зловещих подозрений супруги. И наконец, каким бы невероятным ни казалось это достижение, но мистеру Грину и его друзьям удалось подсчитать все лежащие в его карманах монеты. И если так вышло, что денег оказалось больше, чем полагала его супруга, то это объясняется только тем, что монет в карманах прибавилось с тех пор, как она выпустила мужа из дома, предварительно аккуратно его причесав и приодев. Словом, все подтверждало странное утверждение обвиняемого, будто он наполнял карманы деньгами, а не опустошал их.

В зале воцарилась мертвая тишина, и судье не оставалось ничего, кроме как предложить присяжным оправдать подсудимого, что они и сделали. Но мистер Алан Нэдуэй, стремительно покинув суд, избежал встречи с журналистами и друзьями, а самое главное – с родственниками. Дело в том, что он уже давно заприметил двух остроносых субъектов в очках, очень похожих на психиатров.

Глава VI. Очищение имени

Судебное разбирательство и оправдание Алана Нэдуэя стало лишь эпилогом настоящей драмы. Сам он, возможно, заявил бы, что это была лишь буффонада в конце спектакля. Настоящая финальная сцена состоялась на зеленых подмостках «Лужаек», в доме, который всегда напоминал Миллисент какие-то декорации.

Зубчатые очертания заморских растений походили на челюсти акул, а низкая линия выпуклых окон – на глаза чудовища. Несмотря на всю свою нелепость, этот дом всегда ассоциировался у Миллисент с чем-то возвышенным и одновременно неподдельным. В нем было что-то от подлинных чувств и страстей викторианского девятнадцатого века, что бы там ни говорили о чопорности и строгости той эпохи. В этом выражалось несовершенство и невинность далекого от современного цинизма явления – романтического движения.

В мужчине с причудливой иностранной не то бородкой, не то щетиной было нечто не поддающееся описанию и присущее Альфреду де Мюссе [48] либо Шопену. Она не понимала, в какую гармонию сливаются столь удивительные мысли, но знала: в этой мелодии есть что-то невероятно родное и знакомое.

Миллисент только что произнесла:

– Сколько можно молчать. Это несправедливо. Прежде всего, по отношению к вам.

А он ответил:

– Это справедливо именно потому, что несправедливо по отношению ко мне. Вот и все. Хотя вы наверняка назовете такую историю странной.

48

Альфред де Мюссе (1810–1857) – французский поэт, драматург и прозаик.

– Если вам хочется разговаривать загадками, это ваше право, – спокойно отозвалась Миллисент. – Но я хочу, чтобы вы еще кое-что поняли. Это несправедливо по отношению ко мне.

Немного помолчав, он тихо ответил:

– Да, на этом я и сломался. То, с чем столкнулся, заставило меня поменять все свои планы. Наверное, мне придется вам рассказать обо всем.

– Я думала, – произнесла она, – что вы мне уже обо всем рассказали.

– Да, – подтвердил Алан, – я действительно вам все рассказал. И эта история вполне правдива. Я почти ничего из нее не выпустил, не считая самых важных деталей.

– В таком случае, – вздохнула Миллисент, – я очень хотела бы услышать ее полную версию.

– Проблема в том, – продолжал он, – что эти важные детали не поддаются описанию. Для них просто невозможно подобрать правильные слова. По сути это не детали, а явления, огромные, как обломки кораблекрушения на необитаемом острове. Но все они случились у меня в голове. – Он, сделав короткую паузу, снова заговорил, медленно, следуя примеру человека, тщательно подбирающего слова. – Когда я тонул в Тихом океане, мне кажется, меня посетило видение. Я в третий раз взмыл на гребень огромной волны, и мне явилось оно. Думаю, то, что увидел, и было верой.

Что-то в душе английской леди замерло, заставив ее похолодеть. Сама она являлась страстной, если и не вполне сознательной последовательницей традиции англиканской церкви, но ей было трудно вполне осознать масштаб шевельнувшегося в глубине души предрассудка. Люди, которые возвращаются из колоний и с другого конца света, объявляющие о том, что они обрели веру, почти всегда подразумевают – они «обрели Иисуса» или побывали на собрании сектантов. Все это плохо сочеталось с их культурой и было бесконечно далеко от Альфреда Мюссе.