Черный крест

Старички бодренько так маршируют на восток от замка, а я замыкаю колонну. Я время от времени останавливаюсь и смотрю в оптический прицел своего автомата в сторону леса. При виде леса во мне, как мне кажется, начинает проявляться охотничий инстинкт. Да… раньше такого не было. Мне почему-то хочется поесть свежего, не жареного и не вареного, сырого, парного мяса. Но где его раздобыть? От армейской тушенки меня уже воротит. А ведь уже лет семь как ем ее в неделю хоть один раз — точно. Пора привыкнуть. Просто что-то резко поменялось. Только я не совсем пока понимаю что.

Интересной судьбы все эти ребята: командир Князев, спец по вампирам Февралев, лингвист Гуськов, переводчик Горобец, спец по защите Масленников, оружейник Глушенков, сапер Куличенко, специалист по химанализу Бодров, мастер по производству специальных боеприпасов Сажин, его помощник Богданов, связист Барков, специалист по ориентации на местности Каратенко, альпинист Фирсов, материаловед Макаров, фармацевт и gasmaker Зайцевский — люди, некогда лично общавшиеся с моим великим дедом, с Пашкевичем, сегодня вместе со мной маршируют в логово зверя, а я…

А я снова спрашиваю себя, глядя на это чистейшее небо Франции: зачем мы здесь? Здесь, наверное я повторяюсь, но что ж, хорошо пить вино и гулять… мы же, груженые спецы из НИИ оккультизма, из Москвы, шастаем туда-сюда, как привидения с пулеметами наперевес в поисках, как мне уже начинает казаться, некоего чуда или призрака. И ведь не как в сказке — увидеть лишь, посмотреть и удивиться, что такое может быть… Мы точно знаем, что зверьесть, а я

I want to be The hunter again.

Как, впрочем, и все остальные — хочу зверя убить.Его шкура должна лежать у меня под ногами в моей квартире. Его голова со вставленными безумными стеклянными глазами должна висеть над моей входной дверью.

Мы — охотники в этом оставленном людьми и проклятом месте темных лесов и выжженных замков. И в нашей охоте нет правил, а мы сами можем легко и запросто превратиться из охотников в добычу.

07. Затем мы пришли в лагерь партизан. Огромное количество землянок. Начинаем их обследовать. На большой, хорошо утрамбованной площадке перед главной землянкой командира партизан — она вся изрыта воронками, видимо, от авианалета — находим несколько десятков человеческих скелетов в полуистлевших одеждах. Внимательно осмотрев эти останки, нахожу, что этих некогда убитых людей около тридцати — гражданских, насколько я помню, судя по останкам одежд — старых мадам и мсье, которых я некогда передал под попечение местных партизан. То есть, я так понимаю, не ушел никто.

Да и вообще, воронки, вокруг которых в беспорядке валялись десятки человеческих, иногда разорванных на части скелетов, вооруженных и нет, ровным слоем покрывают все пространство некогда партизанской базы. Я сплевываю сквозь зубы. И как только в окружении такого количества мертвых тел на этой базе кто-то еще мог находиться хоть какое-то время? Ведь по информации нашей разведки после налета нашей авиации на этот объект, а объект после бомбежки десантом не зачищался, здесь еще около месяца держались, непонятно как, несколько десятков человек. Не хороня трупов. Среди смрада и разлагающихся тел.

08. — Бункер! Бункер!! — кричит подполковник Зайцевский И в этот момент мы все почему-то, без команды, как один, падаем на землю, ощетинившись оружием во все стороны. Я тоже медленно так оседаю на землю, перемещая туда-сюда дуло пулемета «Абакан», который перед этим обменял на свой автомат с Фирсовым. По команде Князева, несмотря ни на какие мои предупреждения, делимся на три группы, в каждой из которых назначается свой командир. Командиры опять-таки ведут себя, как мне кажется, не совсем разумно, и мы, отдалившись друг от друга на расстояние 10–15 метров, прочесываем изрытую местность, находя все большее количество входов в бункер, землянок, складов и мест для укрытия, постепенно заходя и углубляясь в темный лес.

Welder wein.

В конце концов, видимо, испугавшись (ну, это всего лишь мое предположение) опустившейся тьмы — темные тучи закрыли собой все небо, а в лесу, в котором было весьма жарко и даже душно, некая испарина, похожая на туман, поднималась от земли, — так вот, через некоторое время наш командир снова собирает всех вместе, долго не можем докричаться Февралева, но в конце концов, запыхавшись, приходит и он, и мы выходим из леса, а Князев говорит, что как только увидим первую попавшуюся дыру, ведущую в бункер — но не в этих зарослях леса, — так сразу же и начнем обследование.

09. Вперед, конечно, посылают молодых, гибких и ловких, то есть меня. Князев говорит мне, чтобы я оставил пулемет, а в бункер залазил бы с пистолетом. Надеваю прибор НВ, включаем «недальние» рации. Перед тем как прыгнуть в эту берлогу, торчащую наружу десятками зияющих черных дыр, Гуськов, нежно так и вкрадчиво, в самое мое ухо говорит:

— Алексей, смотрите, — при этом показывает пальцем на пентаграмму, выцарапанную на земляной стене, — это метка, которую оставляет вампир. — Он перешел на шепот: — Для того, чтобы метить свою территорию.

— Даааааа, — отвечаю я тоном ребенка, слушающегося свою маму, — я что-то такое припоминаю. Это вам Прохоров сказал? Царство ему небесное!

— Да, Прохоров, только не недавно, когда в нашем отделе кто-то пошутил, нарисовав на стене нечто, похожее на пентаграмму, а значительно, значительно раньше. Много лет назад.

Я тоже смотрю на перевернутую звезду в круге, и у меня в голове почему-то мелькает мысль, что не мой почерк.

А Масленников мне на прощание выдает две обоймы разрывных патронов для моего пистолета.

— Если что, — сказал он тоном отца-наставника, — цель этой суке в голову! «Отстричь» башку, и делу конец.

10. Между тем оказывается, что среди всех этих многочисленных нор не так уж и много входов, ведущих в бункер. Попав внутрь, я долго блуждаю — около получаса (для ПНВ, у которого аккумулятор рассчитан на 45 минут работы при том, что его не будут часто включать-выключать, да еще к тому же мой-то аккумулятор наполовину уже сел, это слишком даже много) — по бесконечным помещениям командного, спального, санитарного, складского назначения и еще по более, как мне кажется, бесконечным длинным коридорам. Два метра под землей до начала потолка — оттуда еще вверх два метра. Суля по всему, этот бункер отнял у партизан много сил и времени. Везде стоят подпорные деревянные балки, своды держатся на металлических сетках, сваренных из толстых арматурин.

Во мне сразу же проснулся, уже, казалось, навеки уснувший сапер: захотелось — и я знал, как эффективно, быстро и без особых затрат — все здесь взорвать.

О, я доподлинно заблудился!

В конце концов — а связи почему-то нет, представляю наверху, как потеет Барков, крутя в своих больших ладонях передатчик Князева — я попадаю в длинный полуземляной, полубетонный коридор, к которому не примыкают ни с какой стороны никакие ходы или помещения. Коридор хорошо освещается через небольшие, но многочисленные окошки, в которые проникает солнечный — на поверхности, видимо, на минуту-другую снова солнышко (вспоминаю рваные тучи, несущиеся по небу над землей) — свет. Я присел на некоторое время отдохнуть на пустой, звенящий от земли, падающей на него небольшими комьями, ящик из-под боеприпасов — кажется, из-под ракет для РПГ.