Чёрный лама
Шрифт:
Антон вздохнул. Нет, выводы он сделал верные, вот только меры принял не слишком профессионально. Ну, это уже на самооговор тянет…
А всё проще – эмоциональное в нём возобладало над рациональным, он буквально вторгся в Тетюхе, не соблюдая простейших законов конспирации. Да, Марина с Ильёй тоже успели напортачить, но он-то начальник, и должен был учесть тот «шлейф», что оставили по себе его подчинённые.
А дружный коллектив региональной канцелярии попёр, не таясь. Спору нет, узнали они многое, но и всполошили местную шушеру изрядно. И шушера нанесла ответный удар…
– А куда мы
– Посетим Горбушу, – отрывисто сказал граф, – и заглянем на почту. Засветились мы знатно, но отступать никак нельзя. Вывод какой? Вывод простой – продолжаем наступление!
– Особый режим?
– Именно!
Закон позволял Антону ввести по всей Тетюхинской волости особый режим, тем самым возлагая на себя чрезвычайные полномочия. В этом случае, уездные власти обязаны будут следовать инструкции за номером 2475, литера «А», от 12-го мая 1829-го года, утвержденной к исполнению Собственной Его Императорского Величества канцелярией.
В его распоряжение предоставят и флотских с базы в Ольге, и летчиков из Владимиро-Мономахова, и казаков, а он сам получит статус особого агента.
Уваров усмехнулся. Статус! Да он его так нагрузит, такую ответственность взвалит, что ни вздохнуть, ни охнуть! А что делать? Позволять Вонгу, Фынчену и прочим приставам творить непотребства на земле российской? Ну, уж нет!
Горбуша была невелика – аккуратные домишки выстраивались вдоль четырёх параллельных улиц, утопая в зелени. Зданий в два-три этажа было совсем мало, и одно из них занимала почта.
Огней по Горбуше горело мало, на почте светильники тоже были пригашены. Подъехав с заднего двора, Антон вышел из машины и решительно постучал в обитую металлическим листом дверь. Немного погодя глухой голос вопросил:
– Кто там?
– Третье отделение! – ответствовал Уваров. – Открывайте!
Заскрежетал ключ, и из-за створки выглянула встрёпанная голова. Увидев перед собой жетон, она тут же скрылась, а двери распахнулись пошире.
– Вы дежурный?
– Я…
– Пройдёмте, мне нужно срочно отправить почту.
Минут двадцать спустя Антон вышел на улицу, разминая пальцы. Депеши, разосланные им, очень скоро поднимут на ноги многих. Он усмехнулся: не ему же одному маяться без сна, без отдыха… Отдельное послание было адресовано есаулу: в нем особый агент приказывал задержать пристава до выяснения обстоятельств.
– Всё тихо? – спросил Уваров Потапыча.
– Как в погребе.
– Едем!
– Куда теперь?
– К зимовью Юнгани. До самого места на колесах мы вряд ли доберемся, так что часть пути придется ножками одолеть, но это пустяки, ходьба полезна. Надо добраться туда первыми, и продержаться до подхода наших. Нельзя «небесные камушки» всяким манзам отдавать! Обойдутся. Во-от… Так, чего стоим?
Все быстро сели, паровик тронулся с места, и нырнул в темноту, как в воду.
Угнанный «Лесснер» обладал неплохой проходимостью – дороги и даже тропы кончились, паромобиль продирался сквозь таёжные дебри, и все никак не застревал.
Но вот деревья сошлись настолько густо, что и велосипедисту не проехать. Тут и заночевали. Поспать удалось часика три, а на рассвете – «марш
вперед, труба зовет».Повёл всех Гора – ему, охотнику, рыболову, грибнику, было проще не заплутать. Тайга напомнила Уварову африканские джунгли – так же сыро было и душно. И зудело доставучее комарьё.
Лес поражал смешением несовместимого: вот кряжистый краснокорый кедр обвивала мощная лиана – то ли дикого винограда, то ли душистого лимонника. А вот колючий, будто кактус, ствол аралии. В парном воздухе порхали огромные бабочки – махаоны с ладонь величиной, бархатисто-чёрные с зелёным. Даже местная сорока не трещала, а издавала странные трели, не лишенные благозвучия.
Вскоре, однако, Антону стало не до любования видами – дорога умотала. Вверх-вниз, со склона в низину. Бережком холодного ручья, обходя выветрившиеся скалы, в мрачноватый сырой распадок, что почти весь день в тени.
Березы да дубы, перемежавшиеся с соснами, все больше уступали место елкам. Их темная зелень, отдававшая то в черноту, то в синь, покрывала склоны сопок, как тень. А тут и солнышко стало пригревать, и началась парилка. Шли чуть ли не до полудня, пока Еремей Потапыч не вывел своих спутников к потемневшему от времени срубу с толстой земляной крышей, поросшей мхом.
Отворив дверь, подвешенную на кожаных петлях, Уваров ввалился внутрь, и рухнул на тяжёлую лавку. Ф-фу-у…
А Горе хоть бы что!
Живо запалив огонь в печурке, Ерёма поставил греться воду в котелке, сыскав и припасы, которые Юнгани прятал не от людей, а от зверья – крупу, соль, да полоски вяленого мяса, крепости деревянной, ещё и пованивавшие.
– Эт-ничего, – бодро тараторил Ерёма, – вона лучок дикий, запашок перебьет!
Антон сидел, привалившись к стене, да переживал: надо было встать и идти, а ему дико не хотелось даже шевелиться. Вскоре он нашёл хороший способ «отсидеться», и не чувствовать за собою вины. Вытащив свой поршневой пневмопистолет, он разобрал его, и принялся чистить.
Протянул тряпицу через ствол, протер все тщательно, капнул масла на механизм, с клацаньем вставил обратно обойму с продолговатыми, заостренными пульками, присобачил баллончик высокого давления из армаферрита.
Паратов поглядел на него – и стал ухаживать за трофейной винтовкой.
Сунув пистолет в кобуру, Уваров вздохнул. Посидел, и будя.
Закряхтев, он поднялся, и, согнувшись почти пополам, выбрался в низкую дверь.
– А ты… А вы куда? – встрепенулась Марина.
– А мы, – улыбнулся Антон, – пройдёмся по тропе, поищем, где там урочище заветное, что так китаёз влечёт.
– А мне можно?
– Можно, – мягко сказал Уваров. – Ерёма, дай Марине револьвер.
– Пожал-те!
– Закрепимся в урочище Кимонко, «сомам» я указал, куда «плыть». Только учтите: если китаезы решат пострелять, то начнут отсюда. Боя не принимать, отступайте к урочищу.
– Есть! – молодцевато ответил Паратов.
Коротко бросив: «Бдите тут», Антон пошагал по набитой тропе. Рядом с ним шуршала платьем Облонская, и это было приятно.
Не сдержавшись, Уваров оглянулся. Марина шла, опустив очи долу, но, уловив его взгляд, посмотрела ему в глаза – и как-то очень хорошо улыбнулась. Робко, неуверенно, с надеждой, верой…