Черный лебедь
Шрифт:
Джузеппе Аризи был на пять лет старше Пьер-Джорджо, но глубокие залысины на лбу и намечающаяся уже полнота делали его старше на вид. Пригласив Анну сесть, он выслушал те немногие подробности, которые она узнала от рассыльного из бакалейной лавки.
– Мне придется задать вам несколько вопросов, – сказал юрист.
– Я в вашем распоряжении, – ответила Анна, которая сделала бы что угодно, лишь бы помочь Пьер-Джорджо.
– С какого времени вы живете у доктора Комотти?
– С прошлого июня. Я бы хотела уточнить, что мы только добрые друзья, – пояснила Анна, чтобы очистить почву от любых двусмысленностей.
– Я
– Делайте то, что считаете нужным.
Джузеппе Аризи пристально посмотрел на Анну своими ясными блестящими глазами.
– Вам известно, что Комотти – гомосексуалист? – спросил он.
Анна чуть было не ответила утвердительно, но в последний момент решила сдержаться. Она не хотела лгать юристу, который был единственной надеждой, единственным якорем спасения в этом сложном деле, но и не могла утверждать с уверенностью то, что могло быть просто предположением.
– Я не могла бы сказать это с абсолютной уверенностью, – поколебавшись, нашла она выход.
Этот вопрос был ей неприятен, и, чтобы успокоиться, она закурила сигарету.
– А с тенью сомнения? – настаивал юрист.
– Это так важно? – попыталась увильнуть она.
– Мы стоим перед проблемой, серьезность и сложность которой, очевидно, ускользают от вас… – Взгляд его голубых глаз стал строгим и пронзительным. – Возможно, я был недостаточно ясен. Но я нуждаюсь в сотрудничестве, а не в умолчании и увертках. Необходимо, чтобы вы ответили на мои вопросы прямо. Вы привлекательная девушка и жили под одной крышей с Комотти. Хорошо знаете его и, вероятно, его друзей. У вас никогда не вызывало недоумение поведение Пьер-Джорджо?
– Только легкое подозрение, – ответила Анна в замешательстве. – Но я никогда не видела ничего такого, что позволило бы сделать определенное заключение.
Адвокат едва не потерял терпение.
– Тогда я буду более прямолинеен, – сказал он. – Пьер-Джорджо Комотти был захвачен в парке, на берегу пруда, во время интимного свидания с неким Лучано Кремонези, двадцати четырех лет, актером. – Адвокат прочел это с листа, лежащего на письменном столе. – Речь идет также о пакете кокаина, найденном в кармане пиджака Комотти, – добавил он.
– Пьер-Джорджо никогда не употреблял наркотиков, – резко возразила Анна, потушив сигарету.
– Откуда у вас такая уверенность?
Действительно, откуда? Как она могла гарантировать, что Пьер-Джорджо никогда не употреблял кокаин?
– Я не знаю, – откровенно призналась она.
– Вы не можете отрицать вероятной гомосексуальности и можете утверждать, напротив, относительно предмета гораздо более тяжкого и деликатного, – заметил юрист.
Анна закрыла лицо руками и расплакалась.
– Извините меня, адвокат. Я растеряна и огорчена. И главное, я очень хотела бы помочь другу, который столько сделал для меня.
Адвокат Аризи успокоил ее улыбкой.
– Я полностью отдаю себе отчет в вашем душевном состоянии. Но мне в самом деле нужно ваше сотрудничество.
– А если кто-то просто пытался скомпрометировать его? – предположила Анна, осушив платком слезы.
– Это вполне возможно, – согласился адвокат.
– Его молодой друг? – предположила Анна.
– Не исключено, – пожал плечами Аризи.
– Но
почему?– Всегда есть причина, чтобы предать, – ответил он. – А когда ее нет, ее выдумывают.
– Известно что-нибудь об этом Лучано Кремонези?
– Практически все.
Анна закурила новую сигарету.
– Он актер, верно?
– Актер, подающий надежды, гомосексуалист, наркоман. Он был задержан несколько дней назад, а потом необъяснимым образом отпущен. Возможно, в обмен на донос. Не исключено, что он обменял свою безнаказанность на голову нашего друга.
– Это месть?
– Возможно, месть отвергнутого любовника. В непостижимых лабиринтах человеческой души встречаются иногда самые отвратительные виды гнусностей.
Анна взглянула на стену напротив, где висела картина, изображающая мирную деревенскую сцену.
– Возможно, это моя вина, – сказала она. – Пьер-Джорджо пришлось расстаться с ним, когда я попросила меня приютить. Помнится, я видела мельком молодого человека, который уходил, когда я явилась к Комотти.
– Не берите на себя вину за то, в чем вы не виноваты. Но что-то вы можете сделать. Судя по вашему первому роману, у вас есть фантазия и хорошо развито воображение. Вы могли бы выдумать какую-то правдоподобную причину, чтобы оправдать отсутствие Комотти в редакции. Всего на несколько дней. К счастью, завтра суббота. В воскресенье выходной. В общем, постарайтесь сделать все, чтобы не взбудоражить издательство.
– А не могут туда позвонить из квестуры?
– В квестуре не спохватятся до вторника. Вы выполняйте свою задачу. А об остальном позабочусь я сам, – решил адвокат.
– Пьер-Джорджо – это человек, которого я очень люблю. Я бы все сделала, чтобы спасти его, – сказала Анна.
– Если понадобится ваше непосредственное вмешательство, я дам вам знать.
– Мне кажется, вы настроены оптимистически, – заметила она. – Словно у вас припрятан козырь в рукаве.
Аризи улыбнулся.
– В курии есть один человек, очень влиятельный, к мнению которого прислушиваются. Монсеньор Себастьяно Бригенти. Я обращусь к нему. Он друг и наш земляк.
– А также друг Монтальдо, – обрадовалась Анна. – Он крестил последнюю дочь Эдисона. Но я знаю, что его нет в Милане. Думаю, он находится в Швейцарии.
– Это не проблема. У церкви длинные руки, они дотягиваются далеко.
Глава 3
Монсеньор Себастьяно Бригенти был разбужен робким «Доброе утро», которое прошептала бесшумная монашеская фигура. Для сестры Имельды поручение будить по утрам прелата было честью, к которой она еще не привыкла. Этот важный человек, который, в некотором смысле, был под ее опекой, внушал монахине глубокое почтение. Ради монсеньора Себастьяно Бригенти сестра Имельда готова была умереть.
Себастьяно открыл глаза.
– Доброе утро, сестра Имельда, – прошептал он.
Маленькая монахиня неопределенного возраста, с осунувшимся лицом и внимательным пытливым взглядом открывала в его комнате ставни.
– Будь славен Иисус Христос, – ответила она, повернувшись, и тихо вышла из комнаты.
Прелат поднялся. В комнату проникал мягкий свет дождливого утра. Было половина шестого. Он подошел к окну и посмотрел на двор, залитый водой. Несколько часов глубокого сна было достаточно, чтобы вернуть ему силу и ясность ума.